Пути обретения бессмертия. Даосизм в исследованиях и переводах - Страница 6
Четвертый Небесный Наставник Чжан Шэн после 220 г. покинул юго-запад и вернулся на родину Чжан Даолина, в провинцию Цзянси (юго-восток центральной части Китая), где поселился в горах Дракона и Тигра (Лунху-шань; современный уезд Гуйцисянь); эти горы уже были известны как место первоначального отшельничества Чжан Дао-лина, а их название имело ярко выраженный алхимический смысл, поскольку дракон и тигр составляли распространенный даосский символ единения противоположностей: инь и ян.
Так, горы Лунхушань превратились в постоянную резиденцию Небесных Наставников, поселившихся в роскошной резиденции Шанцинчжэнь (Селение Высшей Чистоты) у подножия этих живописных гор. В правление династии Южная Сун (1125–1279) Небесные Наставники получили горы Лунхушань и прилегающие земли в свой удел, восстановив таким образом частично традиции даосской теократии в этом своеобразном китайском Ватикане. Императоры династий Мин (1368–1644) и Цин (1644–1911) официально назначили Небесного Наставника главой всех даосских общин и предстоятелем даосизма в империи, хотя другие даосские школы сами по себе прежде не признавали главенства и особых прерогатив лунхушаньского иерарха.
Небесные Наставники из рода Чжан проживали до 1947 г., когда в Цзянси окончательно установился коммунистический режим, сразу же начавший притеснять иерархов из рода Чжан, что вынудило 63-го Небесного Наставника Чжан Энь-пу уехать вначале в Сингапур, а после 1949 г. – на Тайвань, где школа «Небесных Наставников» процветает и в настоящее время (сейчас ее первоиерархом стал 64-й Небесный Наставник, племянник Чжан Энь-пу). Однако представители рода Чжанов остались и в КНР: в лунхушаньской резиденции, ставшей чем-то средним между храмом и музеем, живет внук Чжан Энь-пу по имени Чжан Цзинь-тао, а в Пекине – его старший брат Чжан Цзи-юй, известный даосский ученый и автор ряда книг по истории Небесных Наставников и их движения.
Формирование первого организованного направления даосизма, даосской «церкви» Чжанов кладет конец периоду зарождения даосизма и первому этапу его становления. Начиная со II в. н. э. мы имеем дело уже не с аморфным религиозно-философским течением интеллектуалов и анахоретов, а с развитой национальной религией Китая, не только вобравшей в себя все традиционные китайские представления о мире и человеке, но и воплотившей в себе многие обычаи, привычки, традиции, предания и особенности мышления китайского (ханьского) этноса и черпавшей свою силу не только в рафинированной философии верхов, но и в народных верованиях низов.
После падения Ханьской империи (формально 220 г.) Китай вступает в смутный и тревожный период «распадения великих сил Поднебесной». Вначале это эпоха Троецарствия, когда на территории бывшей империи существовали и боролись друг с другом три царства: Вэй, Шу и У. Затем последовало кратковременное объединение страны под эгидой династии Цзинь. Но уже в начале IV в. взбунтовались зависимые от империи сюнну (гунны) и другие кочевые племена. Они вторглись в Северный Китай, взяли столицу империи Чанъань (современный Сиань) и захватили всю северную часть страны до берегов Янцзы, создав на завоеванной территории множество эфемерных государств-«империй». На юге же сохранилась власть национальных китайских династий. Так начался период Южных и Северных династий, продолжавшийся до конца VI в., когда страна вновь была объединена вначале правившей недолго династией Сун, а затем – великой Тан (618–907), при которой Китай достиг вершин блеска, могущества и процветания.
Смута, начавшаяся вслед за падением Хань, ослабила государственное конфуцианство и укрепила позиции даосизма, привлекавшего как аристократию (философия Сокровенного, сюань-сюэ, Ван Би и Го Сяна), так и простой народ. Одновременно в Китае началось триумфальное шествие буддизма, религии индийского происхождения, впервые проникшей в Срединную империю еще в I в. н. э., но ставшей реальной духовной силой только с III в. Перед лицом этой иноземной религии началась консолидация разрозненных до того групп отшельников-даосов, что привело как к появлению в IV–V вв. новых школ и направлений даосизма, так и к созданию общего свода даосской религиозной и философской литературы – «Дао цзана» («Даосский Канон», или «Сокровищница Дао»). К этим процессам мы теперь и обратимся.
В основном все новые явления в истории даосизма связаны с югом. Истерзанному бесконечными войнами между кочевниками северу было не до духовных поисков. На юге же сложилась своеобразная аристократическая культура с оттенком утонченного декаданса, в которой и даосскому культу природы и бессмертия нашлось свое место. Однако этим аристократическим даосизмом «славных мужей ветра и потока» (фэн лю мин ши) отнюдь не ограничивалась традиция поисков Великого Пути в рассматриваемую нами эпоху.
Прежде всего отметим, что на юге Китая в эту эпоху расцвела даосская алхимия вкупе с магией, астрологией и другими оккультными науками, которые продолжали и развивали традиции поиска бессмертия еще ранней ханьской эпохи. Этот оккультный даосизм получил от своих адептов название – учение «Письмен Трех Августейших» (сань хуан вэнь), то есть мифических совершенномудрых императоров древности. Крупнейшим представителем этого направления был знаменитый Гэ Хун, автор фундаментального трактата «Баопу-цзы» («Мудрец, Объемлющий Первозданную Простоту»). В связи с этим настало время подробнее охарактеризовать даосскую алхимию как важнейшее, с точки зрения даосов, средство обретения бессмертия.
Алхимию можно отнести к так называемым неофициальным формам традиционной науки, поскольку она не входила в число официально одобряемых и высоко ценимых господствующим в Китае конфуцианством наук, что, впрочем, не мешало заниматься ею в том числе и высокопоставленным людям. Кроме того, алхимия была весьма важной частью традиционного китайского природознания. Алхимия может быть определена как наука о бессмертии, близкая макробиотике (раздел медицины, занимающийся проблемами долголетия и продления жизни) и разделяющаяся на внешнюю и внутреннюю.
Первая предполагала создание эликсиров бессмертия в лабораторных условиях благодаря тому, что алхимик в своих тиглях и ретортах как бы создает действующую модель вселенной и сжимает по времени протекание естественных природных процессов. Поскольку даосы смотрели на человеческое тело как на микрокосм, то есть точное подобие и уменьшенную копию мира, то они также считали возможной и внутреннюю алхимию – создание эликсира в самом теле адепта из его соков и сил посредством разнообразных приемов созерцания, дыхательных упражнений и визуализаций тонких энергетических структур тела-микрокосма. Другими словами, китайские алхимики стремились создать теоретически осмысленную химическую модель космического процесса, с одной стороны, при условии ее ориентации на создание эликсира бессмертия – с другой.
Китайскую алхимию можно также рассматривать как часть медицины, поскольку она, собственно, была иатрохимией, то есть медицинской химией, хотя и выходившей по своим задачам за пределы поля собственно медицины. С другой стороны, она всегда была тесно связана с философией, религией и этической мыслью.
Как уже говорилось, даосская внешняя алхимия (вай дань) основана на лабораторной деятельности, в ходе которой алхимик из ряда веществ (прежде всего киновари, а также – свинца и ртути) создает некое вещество, которое рассматривается как эликсир бессмертия. Иногда в этой роли может выступать и трансмутированное («превращенное», то есть полученное в результате алхимического превращения неблагородного металла в благородный) золото. В основе внешней алхимии лежит представление, широко известное и за пределами Китая: все металлы суть незрелое золото, постепенно дозревающее в недрах земли. Алхимик создает в своей реторте модель Вселенной и искусственно, при помощи нагревания, ускоряет процесс созревания. Так, даосы считали, что в природе для созревания золота требуется 4320 лет, а алхимик получает его за год – 365 дней, причем каждый год как бы оказывается равен одному двухчасовому промежутку времени – китайской страже (1/12 суток). С другой стороны, золото как металл, не подверженный коррозии, в своей алхимической ипостаси наделяется возможностью делать столь же нерушимым и нетленным и тело принимающего его адепта. Так, алхимический текст «Трактат о единении триады» («Цань тун ци») гласит: