Путеводитель по Шекспиру. Английские пьесы - Страница 28

«Ваша философия» (здесь «ваша» означает не «философия Горацио», а философия вообще) в данном случае-то, что сейчас называют наукой. (Слово «наука» стали использовать в этом смысле только в XIX в.)

Эти две строчки три с половиной века использовали для посрамления того, что считалось догматизмом науки, и обычно цитировали мистики всех мастей.

Тем не менее сами ученые признают правоту этих строк — иначе научные исследования были бы не нужны вообще — и смиренно ищут то, что еще никому не снилось. В отличие от них мистики ничего не ищут, но думают, что они «знают» (с помощью откровений, интуиции и других сверхъестественных способов), а потому надменными, дерзкими и хвастливыми следует называть именно их, а не скромных естествоиспытателей.

Гамлет приходит к выводу, что необходимо избрать тактику выжидания. Он берет с Горацио и Марцелла клятву никогда не упоминать об этом происшествии, что бы ни делал сам принц. Гамлет предупреждает их, что его дальнейшие поступки могут показаться странными:

Нет смысла гадать, действительно ли Гамлет безумен или только притворяется. Конечно, притворяется. Он сам сказал это. И почему он притворялся, тоже не тайна. Это самое умное, что он мог сделать; следует помнить, что мы имеем дело не с современными предрассудками и даже не с предрассудками эпохи Шекспира, а с гораздо более древними, описанными у Саксона Грамматика, из хроники которого Шекспир позаимствовал идею безумия.

В языческие времена считали, что безумный отмечен печатью богов; такого человека уважали и даже немного побаивались. Если Гамлет безумен, то любой поступок, который, будь принц в своем уме, сочли бы опасным для короля, теперь сойдет за безобидное чудачество. Более того, в таких обстоятельствах Клавдию будет трудно что- либо предпринять против сумасшедшего Гамлета, так как подобное преступление разгневает богов, которые могут наказать весь народ.

Возникает вопрос, не мог ли Шекспир позаимствовать эту уловку у язычников. (В христианские времена считали, что безумие — это одержимость бесами, посланная человеку в наказание за его грехи; таких людей не только не считали отмеченными Небом, но мучили — иногда беспощадно.) Несомненно, мог, потому что существовал хорошо известный исторический прецедент, в подлинности которого ни Шекспир, ни его современники не сомневались. Речь идет о Луции Юнии Бруте, который во времена царя Тарквиния притворялся, что страдает безобидной формой сумасшествия, чтобы спастись от подозрений тирана, которые могли стоить ему жизни. Когда пришло время, Брут сбросил маску и помог создать Римскую республику.

Гамлет притворяется безумным, стремясь обеспечить себе безопасность и выиграть время, необходимое для разработки плана, который позволит ему стать королем.

Естественно, задача ему предстоит нелегкая. Роль сумасшедшего Гамлету не по душе, но более легкого способа справиться с хитрым и пользующимся популярностью Клавдием нет. Он мрачно говорит:

Между первым и вторым актами проходит некоторое время; видимо, в этом промежутке Гамлет сумел доказать, что он действительно лишился рассудка. Притворство должно было выглядеть убедительно, так как принц не может доверять никому, кроме Горацио (и то лишь потому, что Горацио был свидетелем истории с Призраком).

В частности, Гамлету приходится остерегаться Офелии. Точнее, не ее самой, потому что эта недалекая девушка ничуть не умнее глуповатой королевы Гертруды; беда в том, что Офелия находится под башмаком у своего отца, ближайшего советника Клавдия. Мало того, Гамлет действительно любит Офелию, и это делает его вдвойне уязвимым. Отсюда следует, что перед Офелией Гамлету приходится изображать безумного изо всех сил. Именно это он и делает.

Сама сцена происходит за кулисами. Мы видим ее глазами Офелии, которая бежит к отцу и рассказывает, как странно вел себя Гамлет, когда нашел ее. Полоний тут же приходит к ошибочному заключению. Старик бранит себя за то, что приказал Офелии прервать дружеские отношения с Гамлетом; в результате бедный принц сошел с ума от горя. Он говорит:

Конечно, Клавдий тоже заметил странности Гамлета, но он не дурак. Умом он уступает только Гамлету, а потому не верит в безумие принца. Из событий пьесы явствует, что Клавдий считает его безумие уловкой, удобной маской, прикрываясь которой Гамлет готовит против него заговор.

Но Клавдию нужны доказательства. Мало кто замечает, что положение Клавдия ничем не лучше положения принца. Гамлет хочет убить короля, но и король хочет убить Гамлета. Однако Клавдий тоже не может просто убить принца. На троне он без году неделя, а потому положение его неустойчиво; убийство сына покойного короля может стоить ему короны. Гамлету мало просто убить короля, ему нужно сесть на трон. А королю мало убить Гамлета; при этом он должен сохранить за собой корону.

Клавдию нужен повод для убийства (как и Гамлету). Если король сумеет доказать, что Гамлет только симулирует безумие, чтобы прикрыть им государственную измену, он сможет казнить принца на законных основаниях; если Гамлет сумеет доказать, что Клавдий убил своего брата, то есть отца Гамлета, он сможет без помех убить преступника.

Нельзя считать, что в пьесе идет речь только об охоте Гамлета на короля; нет, Клавдий и принц охотятся друг на друга. Все зависит от того, кто первым найдет доказательства. Именно на этом и построен сюжет.

Во второй сцене второго акта Клавдий начинает лихорадочные поиски. У него есть абсолютно невинная причина интересоваться здоровьем Гамлета: вполне естественно, что любящий отчим ищет способ помочь дорогому пасынку.

С этой целью Клавдий призывает ко двору Розенкранца и Гильденстерна, которые тоже учатся в Виттенберге и, как и Горацио, являются друзьями принца. Клавдий сообщает молодым людям о безумии Гамлета и наставляет их:

В конце концов, есть шанс, что Гамлет (если он действительно только притворяется безумным, в чем убежден Клавдий) утратит бдительность, поделится своими планами со старыми друзьями и станет убеждать их примкнуть к заговору. Или хотя бы признается им, что он вовсе не сумасшедший. Одного этого признания будет достаточно, чтобы обвинить принца в заговоре.

Розенкранц и Гильденстерн соглашаются стать шпионами короля. Резонно предположить, что они хорошо знакомы с дворцовыми интригами и даже без помощи Клавдия способны догадаться, что Гамлет стремится захватить власть, а Клавдий хочет задушить это намерение в зародыше. Они охотно соглашаются выполнить поручение: если король доверяет им столь важное дело, то, безусловно, щедро наградит их.

Ближе к концу пьесы, когда Розенкранц и Гильденстерн плывут навстречу собственной смерти, Гамлет наотрез отказывает им в сочувствии, хотя все устроил он сам. Принц говорит: