Путеводитель «Автостопом по Млечному Пути» - Страница 31

— Однажды, юный Зафод решил устроить набег на один из них. Простой ребенок. На трехракетной шлюпке для стратосферных работ. Не хочется и вспоминать: ума во всей затее было меньше, чем у свихнувшейся мартышки. Я тоже пошел в набег, так как рассчитывал на верную прибыль, поставив на то, что у Зафода ничего не выйдет. И не хотел, чтобы он возвратился с фальшивыми доказательствами. Что же произошло? Мы забрались в трехструйку, двигатели которой Зафод форсировал до неузнаваемости. Прошли три парсека за несколько недель. Ворвались на мегагруз, до сих пор не знаю, как. Размахивая игрушечными пистолетами, протопали на капитанский мостик и потребовали каштанов. Большей дикости я не знаю. Проиграл карманные деньги за год. Чего ради? Ради каштанов.

— Юден Ранкс, — сказал Зафод. — Капитан и впрямь был отличным парнем. Он нас накормил, дал попробовать хмельного из самых чудных уголков Галактики. Дал, конечно, кучу каштанов. Мы просто неописуемо провели время. Потом телепортировал нас обратно. В отделение строгого режима государственной тюрьмы Бетельгейзе. Классный мужик. Прошел на выборах в президенты Галактики.

Зафод примолк.

Окружающий пейзаж погрузился в сумрак. Вокруг завертелись темные туманы, в тенях затаились неразличимые слоноподобные фигуры. Время от времени воздух оглашали звуки, производимые иллюзорными существами, убивающими других иллюзорных существ. Очевидно, достаточное количество людей получали от подобных вещей удовольствие, чтобы включать такое в каталог платных услуг.

— Форд, — тихо позвал Зафод.

— А?

— Перед самой смертью Юден приходил увидеться со мной.

— Что? Ты никогда мне не говорил.

— Нет.

— Что он сказал? Зачем хотел тебя видеть?

— Он рассказал мне о Золотом Сердце. Это была его мысль, что я должен украсть корабль.

— Его мысль?

— Да, и единственная возможность кражи открывалась на церемонии открытия.

Форд с секунду изумленно на него смотрел, а потом залился хохотом.

— Не хочешь ли ты сказать, будто вознамерился стать президентом Галактики только ради кражи корабля?

— Точно, — ответил Зафод с улыбкой, от которой большинство людей заперлось бы в комнате с мягкими стенами.

— Но почему? Почему было так важно было им завладеть?

— Не знаю. Считаю, если бы я сознавал эту важность и понимал, зачем это нужно, все всплыло бы при официальной проверке мозга и я бы никогда не прошел. Думаю, Юден сказал многое, что все еще заперто.

— Так ты считаешь, что пошел и нагадил в своих собственных мозгах в результате разговоров с Юденом?

— Он был черт знает какой трепач.

— Но, Зафод, старый друг, ты ведь хочешь позаботиться о себе.

Зафод пожал плечами.

— Я имею в виду, разве у тебя нет подозрений о причинах всего этого? — пояснил Форд.

Зафод глубоко задумался и, казалось, его головы посетили какие-то сомнения.

— Нет, — ответил он наконец. — Кажется, я не позволяю себе проникнуть ни в одну из своих тайн.

— Пока, — добавил он, подумав еще, — Не могу понять. Не в силах доверять себе больше: словно могу проболтаться доносчику.

Секундой позже последняя каталожная планета растаяла и появился настоящий мир. Они сидели в плюшевой приемной, полной столиков со стеклянными столешницами, уставленными призами.

Перед ними стоял рослый магратеец.

— Мыши желают немедленно вас принять.

— Итак, вы знаете, — сказал Споропозороразор, делая неуверенную и поверхностную попытку немного обуздать устрашающий беспорядок в студии. Он взял лист бумаги с верхушки стопы, но не сумел придумать, куда его положить, поэтому пристроил лист наверх той же стопы, которая сразу с готовностью упала, — Глубокий Замысел спроектировал Землю, мы ее построили, а вы на ней жили.

— А потом явились вогоны и разрушили ее за пять минут до завершения работы программы, — не без горечи продолжил Артур.

Да, — подтвердил старик, безнадежно оглядывая комнату. — Десять миллионов лет планирования и труда пропали. Десять миллионов лет, землянин… Вы можете вообразить себе такой промежуток времени? Да за такое время из простых червей пять раз могла развиться галактическая цивилизация. Все пропало.

— Но что вам до наших бюрократических проблем? — добавил он.

— Знаете, — задумчиво сказал Артур, — становится понятным множество вещей. Всю свою жизнь я испытывал странное безотчетное чувство, будто в мире происходит нечто значительное, даже зловещее, но никто не в силах объяснить мне, что это такое.

— Нет, — ответил старик, — это всего лишь обыкновенная паранойя. Она есть у каждого во Вселенной.

— У каждого? — переспросил Артур. — Ну, если у каждого, то это что-нибудь да значит! Может быть, где-то вовне известной нам Вселенной…

— Может быть. Кому какое дело? — прервал его Споропозороразор, пока Артур не слишком разволновался. — Возможно, я слишком старый и усталый, но я всегда считал, что шансы выяснить действительную суть происходящего, так абсурдно малы, что остается сказать «Да пропади он, этот смысл!» и подыскать себе занятие. Взгляните на меня: я строю побережья. За Норвегию я получил приз.

Он покопался в куче хлама и вытащил большой прямоугольный кусок стеклопластика со своим именем и вплавленной внутрь моделью Норвегии.

— Есть ли в этом смысл? — спросил он. — Никакого, который я мог бы найти. Я делал фьорды всю свою жизнь. Однажды они вдруг вошли в моду и я выиграл главный приз.

Старик повертел награду в руках и, пожав плечами, отбросил ее, но не так небрежно, чтобы она не приземлилась на что-нибудь мягкое.

— На этой второй Земле, которую мы строим, мне дали Африку. И, конечно, я опять делаю ее с фьордами: так уж получилось, что они мне нравятся. И я был достаточно старомоден, чтобы решить, будто они хотят придать континенту прелестный барочный стиль, а мне сказали, что это недостаточно экваториально. Экваториально! — старик невесело рассмеялся. Конечно, наука сделала чудесные открытия, но от этого я вовсе не стану счастливее, чем в любой другой день.

— А вы счастливы?

— Конечно, нет. Все идет наперекосяк.

— Жаль, — сочувственно сказал Артур, — Если бы не это, можно было бы решить, что ваша жизнь хорошо устроена.

На стене замигал белый огонек.

— Идемте, — позвал Споропозороразор, — вы должны встретиться с мышами. Насколько я могу судить, ваше появление на планете, как третье по невероятности событие в истории Вселенной, вызвало сильнейшее волнение.

— А каковы были два первых?

— О, наверное, это были всего лишь совпадения, — беззаботно ответил Споропозороразор, открыв дверь и ожидая, чтобы Артур последовал за ним.

Артур еще раз оглядел старика, посмотрел на себя, на пропотевшую мятую одежду, в которой лежал в грязи утром четверга.

— Кажется, у меня громадные трудности с устройством моей жизни, пробормотал он про себя.

— Прошу прощения? — мягко осведомился старик.

— О, ничего, — ответил Артур. — Просто шучу.

Без сомнения, всем хорошо известно, что цена неосторожному слову жизнь, однако вселенская универсальность этой истины не всегда оценивается по достоинству.

Например, в тот самый момент, когда Артур произнес «Кажется, у меня громадные трудности с устройством моей жизни», по капризу природы в ткани пространства-времени образовалась червоточина, через которую его слова проникли глубоко в прошлое, через почти бесконечно протяженное пространство, до отдаленной галактики, где странные воинственные существа балансировали на грани ужасающей межзвездной битвы.

Противостоящие лидеры встречались в последний раз.

Над столом совещаний повисла тишина. Командир вл'харгов, разряженный в черные боевые шорты, украшенные драгоценными камнями, спокойно рассматривал предводителя г'гугванттов, сидевшего напротив него на корточках, укутавшись облаком сладко пахнущего зеленого пара. Миллион отполированных, кошмарно вооруженных звездных крейсеров вл'харгов готовился спустить с цепи электрическую смерть по единому слову команды, брошенной, чтобы подлое создание взяло обратно свои слова о чужой маме.