Путешествие вверх (СИ) - Страница 147

Прислушиваясь, он больше не слышал ничего. Быть может, это был голос обитателя бездны, неизвестного и Создателю? А может быть, голос самого Создателя, в жизни которого случилось нечто необычное? Или доселе безголосное существо познало боль столь мучительную, что у него прорезался голос?

Анмай испугался, — бессмысленный, рефлекторный испуг существа, чья сущность не подвержена смерти. В самом деле, откуда он взял, что в Бесконечности, — в Бесконечности, в которой возможно всё, — он совершенно один?

Затем страх сменился любопытством, — любое общество для него было лучше одиночества, а он уже совсем неплохо ориентировался здесь. Достаточно одного выделенного направления, — а вывести остальные совсем нетрудно… Он мгновенно и точно определил точку, из которой пришел звук… но не мог определить расстояния.

Анмай помчался в нужном направлении, потом вышел на максимальную скорость. Через мгновение он остановился. Ничего. Может, он проскочил мимо, а может…

Он застыл в растерянности. Очень многое изменилось, но по сравнению с окружающим миром он — такая же крошка, как и раньше. И, как и раньше, он ничего не мог изменить в окружающем мире… точнее говоря, ещё не знал, как это сделать. Но он, по крайней мере, мог двигаться…

Анмай замер, охваченный щекочущим предвкушением опасности, — оно возникло сразу после пришедшей ему на ум идеи. Он сориентировался точно в направлении пронизывающего пустоту… напряжения? наклона? — не то, чтобы это имело какое-то значение, просто так было проще.

Он медлил, всё ещё не решаясь сдвинуться с места, — словно здесь у него был дом, в который он боялся не вернуться. Но, пусть окружающий мир был бесконечно странным, он в наибольшей степени подходил к его внутреннему миру, — Анмай понял это лишь сейчас. Ну и что с того? Всю жизнь он мечтал попасть сюда, — чтобы понять, что столь же далек от своей цели, как и раньше. Он знал, что она в принципе недостижима, но всё же…

Он отбросил эти мысли и рванулся. Было трудно привыкнуть к тому, что здесь нет ускорения, и ему нужно лишь представить свою скорость. Ещё одно усилие, — и он мчался с предельной даже для этого нереального мира быстротой. Его сознание странно изменилось, как бы погрузившись в сон, но не до конца. Анмай отстраненно подумал, что он, его сознание теперь — скорее процесс, чем тело. Было трудно поверить, что энергии, кроме потенциальной, в Бесконечности нет… Впрочем, вообще трудно понять, как он мог существовать в Не-Реальности. Но он существовал — в одном этом Анмай был совершенно уверен.

Теперь он казался себе крохотным солнцем, мчащимся в темноте, — оно оставляло струйчатый, искристый светящийся след, рассыпавшийся сразу за ним…

Прошла минута, другая… Было страшно представить, какое расстояние он оставил за собой по масштабам того, реального мира, — но здесь, в Бесконечности, масштабов просто не существовало. Однако даже для этого нереального мира его скорость была чудовищно велика, — он понял это, когда мир вокруг начал изменяться.

Анмай понимал, что Бесконечность бесконечно разнообразна, но вот столкнуться с этим самому… Увидеть, как пустота изгибается, движется переливчатыми струйчатыми течениями, которые на нормальной скорости он никогда не смог бы заметить, — течениями, отзывавшимися в его сознании вспышками странных мыслей…

Лишь сейчас Путешествие Вверх началось по-настоящему. Теперь Анмай мог, — и готов был, — лететь не останавливаясь целую вечность, чтобы достигнуть… чего? Он и сам не знал. Может, для него главным была не цель, а само путешествие? Само стремление достичь окончательного, последнего предела? Может быть. Но его неотступно преследовала мысль о Лестнице Рэтиа, — в ней, помимо прочего, было учение о том, что мир бесконечен, причем во всех направлениях, — в пространстве, во времени, в глубине своих основ… и в обратную сторону, — тоже. Всё сущее составляло Бесконечную Лестницу разных, но самоподобных структур. Там говорилось и о том, что на ней есть барьер понимания, — микро и мегаструктуры по мере удаления от привычных масштабов становились всё более чуждыми, пока не ускользали из возможностей разумного осознания, а потом и восприятия.

Сейчас Анмай понял, что это — правда. Никто не сможет понять всю Бесконечность. Тем более, никто не сможет создать её. А если бы было иначе? Такой ограниченный мир был бы невыносим… не говоря уж о том, что его неизбежно уничтожила бы неумолимая энтропия. Лишь Бесконечность может существовать бесконечно…

Анмай отбросил эти философские размышления, ибо пустота вокруг него расцвела. Виртуальные квантовые флуктуации, — единственная доступная ему теперь реальность, — здесь стали сильнее, пространство словно рвала невообразимо яростная буря энергии, обреченной вечно оставаться взаперти. Впрочем, он чувствовал, что уже может дать ей свободу, — но чем бы всё кончилось? Даже его силы хватит лишь на то, чтобы пробить мгновенно затянувшуюся дыру между миром Возможностей и миром Реальности, дать бытие ещё одной Сверх-Вселенной. Но здесь, в Бесконечности, не изменится ровным счетом ничего, и виртуальный океан будет всё так же бешено кипеть, не замечая исчезновения ничтожной, ушедшей в Реальность частицы…

Анмай не отказался бы от такой возможности, но просто мчаться вперед, — по крайней мере, пока, — для него было гораздо интереснее. К тому же, он продолжал познавать себя. Способность выводить из самых основ мира последствия их изменений необычайно его поразила, — в самом деле, можно ли, имея набор атомов, предсказать все формы и тела, в которые все эти атомы могут сложиться? Ведь это не набор деталей для конструктора, тут всё невообразимо сложней… Но он это мог.

Он уже начал привыкать к безостановочному стремительному движению. К нему начал подбираться призрак самой грозной из всех опасностей в этом мире — скуки. Делать на лету было абсолютно нечего. Единственным спасением стала его память. Анмай просмотрел всю свою жизнь, — с начала, день за днем. Теперь она казалась ему неестественно короткой, — как оказалось, он помнил далеко не всё. Целые дни, а то и месяцы бесследно исчезли из его памяти, и он никакими силами не мог их восстановить. Едва сотую часть своей жизни он мог вспомнить достаточно подробно, чтобы вновь пережить её, — день за днем, странной двойной жизнью: один Анмай жил, не подозревая о будущем, а второй, дошедший до конца, напряженно всматривался в проносившуюся мимо пустоту. Он обнаружил, что может очень точно помнить и отсчитывать время от своего появления здесь, — его прошло не так и много, но здесь оно тянулось мучительно медленно, хотя на самом деле время здесь шло быстрее, чем где-либо в реальном мире.

Так продолжалось Путешествие Вверх.

Порой его преследовала потребность во сне, — не физическая, а чисто психологическое желание хоть ненадолго забыться, оставить эту чуждую действительность за порогом восприятия. Но заснуть — по-настоящему, хоть на миг прервать поток своего сознания и видеть сны он просто не мог. Это начинало его мучить, ибо порой возвращались и иные, столь же неосуществимые желания. Больше же всего его терзало не одиночество, а страх, — страх перед тем, что однажды вокруг него не окажется мира, который он мог бы воспринимать, и он останется наедине с собой, — это был бы безысходный и невыразимый кошмар. Хуже всего было то, что он знал о реальности подобного, ибо постепенно приближался к последнему пределу, где даже мир Не-Реальности растворялся и исчезал.

Переход Не-Реальности в Ничто был более чем постепенным, — никакой резкой границы, никакой стены, барьера, — ничего. Наконец, вокруг него не осталось ничего, доступного восприятию, он потерял даже свою путеводную нить, и остался лишь один способ не сбиться с пути, — просто двигаться вперед, ни на мгновение не останавливаясь и не меняя курса. Остановись Анмай хоть на миг, — и он непоправимо потерял бы и своё направление, и себя.

Прежде, чем вступить в эти области, он долго думал, — не навечно ли он это делает? Но остановиться, повернуть назад он не мог, — это значило отказаться от себя. Возможно, это было глупой мальчишеской гордостью, возможно, ещё более глупым страхом перед скукой, возможно, просто надеждой. Но он не пожалел об этом, — ни на миг. Не пожалел даже, когда все его ощущения угасли, оставив его в темноте, все, кроме одного, — ощущения скорости. Оно одно было безошибочным.