Путешествие на восток - Страница 22

– Если интересно, я расскажу, где в Столице можно поразвлечься. Только нужно знать, что именно ты хочешь, – хитро прищурившись, отвечал моряк. – Я не могу разобраться среди вас. Один и тот же человек может казаться мне день женщиной, а на другой день мужчиной. Ну, та, которая ходит с пузом, – определенно баба… – Он имел в виду Сая, который в этих сумасшедших условиях отважился завести ребенка. – А остальные кто?

Зеленые глаза Таная смотрели весело и с вызовом. Он знал, что хорош собой и, не скрываясь, этим пользовался. Нэль прозрачно улыбнулся.

Быть откровенным в таком щекотливом вопросе, как непохожесть таю на других людей, Фай не велел.

– Вы живете по-своему, мы – по-своему, – сказал Нэль. – Среди нас не принято различий.

Танай поставил локти на бочку, заменявшую ему письменный стол, подпер щеку рукой и призадумался.

– Какой же в этом смысл? Это довольно глупо с вашей стороны, – рассудил он.

– Почему? – удивился Нэль.

– Ну, а если бы я хотел подкатить к тебе, чтобы нам вместе провести вечер? Довольно обидно будет, если ты окажешься парнем. Ведь мне-то нравятся девушки.

Нэль покачал головой:

– По-моему, мы и так проводим вместе много времени. Если ты днем задаешь мне лишние вопросы, что же будет вечером?

В дерзких глазах Таная блеснул бесовский огонек.

– А ты приди сюда, когда стемнеет, – узнаешь.

– Танай, ты говорил о мерке хлеба весом в один сур, – напомнил Нэль.

– Да-да. Так, деньги произошли из сбора хлебного налога, и до сих пор кое-где рассчитываются хлебом, а не деньгами. Если поехать на Белый Север за Ренн и Кадм, к Борею… А может быть, Нэль, ты все-таки придешь? Я буду ждать…

У них была крошечная каютка; все, что в ней помещалось, – постель, в которой они спали втроем: Фай, Нэль и Маленький Ли. Поспешив покинуть Таная, Нэль убежал туда, захлопнул дверь и повалился на матрас.

Фай с Маленьким Ли где-то пропадали. Каютка освещалась половиной иллюминатора, вторая часть которого приходилась на отделенную временной переборкой кладовку. Нэль полежал немного без движения, слушая, как плюхает где-то вода – то ли за бортом, то ли в трюме. Потом со вздохом встал на колени, дотянулся до иллюминатора и отцепил защелку, впустив в нагретую солнцем душную каютку свежий морской ветер. Разговоры Таная все время были у него на уме. И разговоры Фая о том, что «ты полюбишь любого, с кем переспишь», тоже.

Когда остаешься один, поневоле начинаешь задумываться о своей судьбе и своей жизни. А Фаю легко говорить, думал Нэль. У него есть Маленький Ли, с которым они спят в обнимку, ссорятся, мирятся, занимаются любовью, когда думают, что Нэль их не видит и не слышит, и все у них как обычно, то есть хорошо. А что есть у Нэля? Семейная клятва далекого, как мир Тай, человека?.. Ведь Лал даже ревновать не умеет. Что ему какой-то Нэль. Вытер об него ноги и пошел дальше.

Это в самом начале разлуки Нэлю никого не хотелось видеть. Он был разбит на части: телесная оболочка здесь, а разум и чувства далеко за бездонным мраком. Тогда он решил, что без любви все настолько плохо, что спать можно даже одному. А теперь от одиночества ему стало страшно. Жаль было впустую проходящей жизни. И к Фаю, обнимающему Маленького Ли, он испытывал не неприязнь и не злость, как Фай мог бы того заслуживать, а черную, жгучую, тяжелую зависть.

«Это так несправедливо – то, что со мной случилось», – в тысячный раз сказал себе Нэль, накрылся с головой одеялом и уснул.

Разбудили его шепот и возня под боком. Небо за иллюминатором было черное, луны не видать. Кто-то из двоих в темноте фыркнул и рассмеялся.

– Послушайте, вы мне надоели! Совести у вас нету! – громко объявил Нэль, выполз из-под одеяла и стал шарить по двери в поисках запора.

– Нэль, ты куда? – спросил Фай.

– Пойду проветрюсь, – отвечал Нэль сердито. – Не вас же слушать.

Маленький Ли хихикнул.

– Поосторожней там, в темноте, – напутствовал Фай вслед закрывающейся двери, и Нэль еще слышал слова Ли, сказанные Фаю:

– Пусть, пусть погуляет. Осточертело при свидетелях.

Нэль хорошо понимал, куда идет. Это был безумный поступок, но, если его глупое настроение выльется в слезах, вряд ли будет лучше.

Дорогу Нэль знал хорошо.

Танай был красив. Танай был молод и силен. Танай болтун, но не дурак, и знает, про что болтать можно, а про что нельзя. Танай обещал его ждать и…

С предпоследней ступеньки Нэль попал к моряку в объятья.

– Я ждал тебя, я знал, что ты придешь, – горячо прошептал Танай, и Нэль почувствовал его ладони у себя на груди. – Девочка моя, я догадался правильно!

Нэль попробовал его отодвинуть, слегка придержать развитие событий.

– Погоди, Танай, не спеши, – проговорил он, уворачиваясь от поцелуев. Но останавливать Таная было бессмысленно. Он уже припечатался губами к яремной впадинке у Нэля на шее, лизнул ему ключицу и левую грудь. Нэлю стало щекотно. – Да подожди же ты…

Он хотел еще добавить: «Я ровно такой же парень, как и девушка», – но у него язык не повернулся. К тому же, было поздно.

– Тебе не попадет за то, что ты сюда пришла? – выдохнул ему в ухо Танай, подсаживая Нэля на бочку.

Нэль вцепился руками в крепкие плечи помощника штурмана и отвечал, нечаянно сбившись на язык таю:

– А какая разница… куда идти в темноте.

Ну разумеется, они не были в городе одни. Там слишком внимательный, провожающий взгляд, здесь ясно читаемая на лице удовлетворенность от сознания выполненного долга, тут сразу заметно, что человек долго ждал и вот, наконец, дождался… Было время когда-то давно – Дин сам так стоял.

Он кое-как оправился от первоначально захлестнувшего его ужаса, и изредка оглядывался по сторонам. Нет, не подобает ему трястись как деревенской бабе, которой за каждым кустом мерещится волк. Пусть он немного зажирел и привык к покою, но где-то в глубине души ведь существует прежний Дин, находчивый и смелый. Он поможет, если что. На кого еще рассчитывать, если не на себя?

Боялся Дин ситуации потому, что заранее ее не просчитал. Для него все это оказалось новостью. Ах, если бы эту прогулку можно было включить в производимые Дином расстановки. Как просто решились бы тогда все проблемы…

Он знал, что государь иногда пропадает, отлучаясь неизвестно куда, и временами надолго. Зачем, в какую сторону и с кем он уезжает или уходит, держалось от непосвященных в строжайшей тайне. И в целом, тайн вокруг Аджаннара водилось множество. Казалось бы, государь живет на виду, и все же не найдется в этом мире человека, который знает про него все. Обязанности в окружении государя были поделены, и каждый из приближенных имел свою меру ответственности, свой сектор обзора и твердый наказ: твое перед тобою, а в чужое не мешайся. Дин по старой памяти еще отвечал за досуг принца Ша, но на самом деле его служебный долг заключался в том, чтобы встречать при государе особенных гостей. Издревле так было заведено – за пышным посольством, служащим более для парадности, чем для заключения реальных сделок, обычно следовал какой-нибудь скромный человек с особым поручением. За разговор с этим человеком и нес ответственность тайный советник Дин, пока государь с раззолоченным послом соперничали в церемонности и исполнении протоколов. Так политика делилась на официальную и тайную, похожую на торговлю из-под полы контрабандным товаром.

Имея доступ к этой кухне, Дин наладил собственные связи и извлекал свою выгоду. Он умело свивал в одну веревочку несколько причин и следствий. Например, отказ платить дань из северных пограничных областей был следствием того, что туда дошли слухи, будто в империи зреет заговор и возможна внутренняя война. С организацией заговора дела обстояли как раз наоборот – он как бы естественно вытекал из недовольства северными окраинами государственным управлением.

Но доверие государя в делах секретных переговоров не грело Дину душу. Потому что в чем-то Дину доверяли многое, но в остальном – абсолютно ничего.