Путешествие на восток - Страница 18

– Всякую вещь нужно делать вовремя, кир Ариксар, – сказал советник. – Пятнадцать лет назад вы сделали много правильных вещей, но в народе говорят: не тряси дерево, пока плоды зелены; созреют – сами опадут.

– Вы говорите чушь, господин советник, – слегка успокоившись, заявил Волк. – Неужели шестнадцать лет ходжерского правления в этой стране пошли не на пользу ходжерцам, а во вред? Я этого совсем не нахожу. Достаточно взглянуть на то, как они развернулись в Столице – в Царском Городе и Имперском совете, чтобы убедиться в прочности их позиций.

– Столицей таргов никогда не был Царский Город, как не был ею и Порт Тарген – столица плебеев и купцов. Административным центром страны – вполне возможно. Но не ее душой. Отправляйтесь в Эгироссу. Туда съехались на праздники все владетели Севера и весь цвет профессиональной армии. Вас там хорошо встретят, кир Ариксар.

Волк поморщился и допил вино.

– Что вы заладили, Дин! Вы много на себя берете. Думаете, меня можно как рыбу – подцепить и бросить? Прошли те времена, когда кодекс «Иктадор» тарги знали наизусть. Сейчас душа Таргена в кошельке, и каждый смотрит в свой карман. Я зарекся ломать хребет этой стране. Ни разу на моей памяти ничем хорошим это не кончалось.

– А много ли раз на вашей памяти это происходило? – голос советника Дина звучал вкрадчиво.

– Дважды. Вполне достаточно, чтобы вынести из происшедшего урок.

– Времена преходчивы, кир Ариксар. Давайте попробуем исходить не из вашего личного опыта, а из пятисотлетней истории нашей страны. Семья Гаршах, клан Белого Оленя, к которой очень издали, но все ж принадлежит правящий ныне император, славна тем, что продержалась у власти в Таргене более двухсот лет. Ходжерский Огненный Тигр был у власти на своих островах всегда – он правит столько, сколько стоит мир. В то время как все предыдущие имперские династии на материке редко переживали второе поколение правителей. Когда таргский Жезл Власти в течение двух десятилетий переходил от семьи Гаргале к семье Гисанэ, от Гисанэ к Тодда, от Тодда к Вайюр, а Островной Дом был не более чем их общим дальним родственником – перемены в стране совершались быстро и просто, и затрагивали не более чем сотню-другую людей. Пятьдесят лет назад дело пошло было по накатанному пути, но сильно осложнилось тем, что одних только прямых претендентов на власть нашлось девяносто три человека, не считая прочей родни, их близких и друзей. Поэтому и только поэтому беспорядки в стране затянулись на многие годы. И закончились лишь когда из девяноста трех основных участников событий умерли девяносто два.

Пятнадцать лет назад вы выдвинули неверные условия. Если бы вы требовали не республиканского правления, а Жезла Власти или регентства для клана Белого Волка, все могло бы закончиться намного удачнее для вас.

– Или – наоборот, намного плачевнее, – прибавил Волк.

Советник Дин понимающе улыбнулся.

– Добиваясь ВСЕГО, необходимо и рисковать ВСЕМ, кир Ариксар. Рисковать ВСЕМ вы тогда не захотели, а за двести с лишним лет семьи Гаршах традиция придворного заговора и дворцового переворота забылась и заросла паутиной. Зато теперь у вас появился выбор. Принц Ша вырос, и он в значительно меньшей степени ходжерец, чем его отец и дед. Он хочет власти и хочет быть справедливым, – нужно лишь подсказать ему, что именно считать справедливостью. Того, что страна сорвется в пучину новой Солдатской войны можно не опасаться, поскольку нынче мы имеем не девяносто три наследника, а лишь троих. Ждать придется значительно меньше – пока умрут двое.

Волк поставил кубок поближе к кувшину с вином и подождал, пока советник Дин снова его наполнит.

– Вы теоретик, Дин, – сказал Волк. – Ваши теории взяты из книг. Вы когда-нибудь проверяли то, о чем говорите, на практике?

– Я доверяю практику вам, кир Ариксар. Я думаю, вы сумеете распорядиться ею так, как следует. Здесь ваше прошлое дает вам преимущества.

– То, что ловко получается на словах, не всегда так же выходит на деле.

Улыбка Дина стала хитрее.

– Это покажется вам вдвое ловчее, если вы учтете, что третьим из наследующих я считаю отнюдь не старика Хагиннора Джела, который засел в Ардане, словно рак на мели, и вряд ли оттуда выберется. Третий – царевич Галахар, живущий сейчас в Эше, – ну, или, по крайней мере, тот, кого этим именем называют.

На следующий день Джу взял да и не пошел в лицей.

До обеда он проспал. А после лежал в садике под отцветающей грушей и думал о том, что половины денег как не бывало, а оставшиеся тоже рано или поздно кончатся. «Молодец, братец, – говорил он сам с собой. – Хватил шилом патоки. Что дальше? У Волка любой раб живет богаче тебя. А ты гроши считаешь…»

На душе у него было похмельно и кисло. Все же, по дороге в Игулах ему перебежал дорогу оборотень: Джу видел издали какую-то серую собаку или лисицу, махнувшую хвостом. Очень плохая примета.

Он высчитывал на пальцах: день его рождения, день смерти матери и отца, день коронации государя… Как жаль, что он не помнит себя в том возрасте. Ведь ко времени, когда он начал себя осознавать, спросить, что случилось с его родителями, уже было не у кого. Ни одного из его родственников, кроме не желавшей знать о нем семьи Волка, не осталось в живых. Сам он помнил только деда. Без лица, одну фигуру. Просто человека большого роста. Слова «мать» и «отец» вообще никогда не имели для него какого-то особого значения. Он знал, что они мертвы. Всегда знал.

Джу перевернулся на спину и закрыл лицо руками.

Что же делать теперь? Убить государя?.. Но Джу уже принес ему присягу. Всего два месяца назад, когда перешел на офицерский курс. К тому же, такое дело даже не бессмысленно. Оно просто невозможно. Государь – это не министр Энигор. Его охраняют как никого во вселенной. А если еще и Дин соврал? Джу вспомнил, какие глаза были у советника Дина при том разговоре: вишневые, сладкие, словно у льстивой собаки, того гляди мед по роже потечет… Мало ли, что один человек скажет другому. Каковы его мотивы? Каковы источники информации?.. То-то и оно.

Он завел ладони за голову и посмотрел в небо сквозь осыпанные белым цветом ветви. У соседей за плетеным забором хозяйская дочка звала кур. Летали пчелы. Чирикала невидимая птичка-голосок…

…Стены детского приюта при монастыре Молчальников всегда были покрыты плесенью – даже летом, когда вода в отводке Рыбного канала пересыхала до мелкого грязного ручейка. Это потом, лет через семь или восемь, начнут строительство дамб и шлюзов, поднимут воду в Обводном, гранитом оденут набережные, и Рыбный сделается судоходным. А пока воспитатель бьет розгой по грязным пальцам. Велено было ходить по берегу, а Джу хотел поймать водяного пука и испортил без того худые башмаки. Монастырь был небогат, а приют и вовсе нищий. Джу пять лет. Ему все лето придется ходить босиком…

…Какой-то человек тащит его за руку по широкой улице Столицы. Джу быстро перебирает ногами и усердно вертит головой по сторонам, отчего и спотыкается на каждом шагу, – ему не часто удается вырваться из заплесневелых приютских стен. На нем одежда с чужого плеча, рукава длинны, подол кафтанчика путается в ногах. Но толстый дядька, еще не инспектор, а всего лишь классный наставник Дита, не принимает Джу в свой класс: мал ростом, худ, бледен, – семь лет ему, вы говорите? заморыш какой-то, не выдержит учебы, приводите в следующем году…

…Казарма, спальни младших классов, двенадцатый номер. В лицей вернули беглеца. Состоится показательная порка на плацу. Домашние мальчики скучают без маминых пирогов и без ласки. Муштра, зубрежка, розги, оплеухи, лишение обеда, назидательное стояние на коленях в горохе или битых черепках за плохое поведение и невыученные уроки не вдохновляют их на подвиги терпения и учения. Время от времени кто-нибудь из них решается бежать. Обычно его ловят, под конвоем привозят назад, примерно наказывают и, как зверька в клетку, выпускают обратно в классы. Бледнея, с дрожью в голосе, домашние собрались и обсуждают, что беглец отчаянный, двукратный, стало быть, цензор не снизит наказания, и пороть будет не свой брат лицеист, а солдат из прислуги, Вуша-хлебопек. Джу недавно раздобыл себе числительницу, показывающую дни и месяцы на три года назад и на два вперед. Выменял ее на стеклянный шарик. Он забавляется с этой игрушкой, краем уха ловит разговор и искренне недоумевает: куда и зачем отсюда бежать? Ведь здесь кормят, здесь тепло и есть крыша над головой. Печали и страхи домашних ему незнакомы и малопонятны…