Путешествие будет опасным [Смерть гражданина. Устранители. Путешествие будет опасным] - Страница 113

Теперь крики Наоми не прерывались ни на мгновение, но сейчас меня интересовал другой звук. Все равно, не имея ни воды, ни морфия для смягчения боли, я ничего не мог для нее сделать. Что ж, еще одним почтовым голубем меньше. Я выбросил ее из головы и сконцентрировал внимание на тихом шорохе, который свидетельствовал о том, что Мьюр, как всякий разумный человек, потерявший оружие, драл без задних ног отсюда подальше. Мысленно я от души пожелал ему счастливого пути, надеясь, что он будет осторожен и не сломает себе ногу или еще что-нибудь, скатываясь по склону холма к «фольксвагену».

Наоми повернулась и двинулась вниз в глубину туннеля, спотыкаясь, падая и как-то однообразно, механически крича, словно раненый зверь. Я услышал, как она поползла на четвереньках. Шорох от ее передвижения становился все слабее, потом прекратился и наконец затихли и крики. Наступила тишина, которую я не стремился нарушить, желая предоставить Мьюру как можно больше времени.

— Дэйв…

Я почти забыл о моей непрошеной спасительнице, Дженни Боевом Коньке.

— Здесь, ирландочка.

— Как вы думаете, она… они?..

— Эта штука не убивает, — ответил я. — Хотя сейчас она, возможно, молит Бога, чтобы это было не так. Не двигайтесь, пока я не зажгу свет.

Я зажег спичку, нашел фонарь и осмотрел его. Стекло уцелело; часть керосина вытекла, но в резервуаре было еще вполне достаточно. Желтый свет фонаря показался очень ярким после непроглядной темноты. На полу виднелись осколки стекла и темные пятна жидкости. Обойдя их, я подошел к Дженни на обломке скалы. После героической борьбы за нашу жизнь и свободу она представляла собой довольно интригующую картину, но нанесенный ей ущерб на первый взгляд казался незначительным.

— Пошли, — сказал я, наклоняясь, чтобы пролезть в уже знакомую дыру.

— Но… но не можете же вы просто оставить ее здесь? — Дженни была шокирована.

Я глубоко вздохнул. Вина была не ее. Она делала то, что считала правильным. Может быть, мне следовало раньше рассказать ей обо всем — приказы там или не приказы, все равно.

Я сказал:

— По причинам, которые должны остаться без объяснения, я в настоящий момент гораздо больше интересуюсь нашим другом Мьюром. Надеюсь, он умеет водить «фольксваген». Если нет, мне придется показать ему, как это делается.

Что вы думаете? Он и в самом деле не умел. Когда мы вышли из туннеля, автомобиль стоял на прежнем месте, и Мьюр сидел в нем, соображая, как включается задний ход. Заметив нас, он включил первую скорость, пустил машину вперед, затем выключил мотор, и пока «фольксваген» под действием тяжести катился вниз, он ожесточенно крутил рулевое колесо. Еще один бросок вверх с последующим сползанием вниз, и ему удалось развернуть машину и выехать на лесную дорогу. Я поднял «люггер», тщательно прицелился в небо над лесом и дважды (для эффекта) выстрелил, чтобы показать Мьюру, как я взбешен потерей машины.

Поставив пистолет на предохранитель и спрятав его в карман, я оглянулся и увидел, что Дженни изучает меня с задумчивым и недоумевающим выражением.

— Вы… вы хотели, чтобы он удрал? — спросила она недоверчивым тоном.

Я внимательно посмотрел на нее. Вид был что надо!

— Повернитесь, — скомандовал я, — Она удивилась, но послушалась. Я прошел через процедуру с молнией и застежками в третий или четвертый раз (третий, если быть точным), Дженни сбросила с себя вьющиеся на ветру остатки блузки, затем нагнулась, чтобы оборвать лохмотья нижнего белья, свисающие из-под платья, после чего я снова помог ей застегнуться. Джемпер тоже не был чистым и не очень-то прикрывал грудь, но, по крайней мере, сохранился в более или менее неповрежденном состоянии.

Выпрямившись, она продолжила, как будто никакой паузы и не было:

— Вы хотели… вы нарочно позволили ему захватить вас врасплох, да? Я еще тогда удивилась, когда, проснувшись, увидела, как вы расселись на бревне, притворяясь, будто не слышите его приближения. Кто вы, Дэйв? Чего вы добиваетесь?

Я сказал:

— У вас будет почти респектабельный вид, если стащите с ног эту нейлоновую паутину.

Она не обратила внимания на мои слова.

— Если бы вы не застрелили в Монреале того человека из секретной службы Штатов, я бы по-прежнему считала, что вы один из них. — Она остановилась, и ее лицо, покрытое веснушками и грязью, внезапно побледнело. — Так и есть, да? Вы действительно один из них. Я все время была права, просто не понимала, чего вы хотите. Я думала, все вокруг и вы тоже устраивают Гансу хитроумные ловушки. Но Бог мой! Вы зашли так далеко, чтобы все это выглядело… Вы хотели, чтобы эти документы ушли из страны. Это и было вашей целью. Переправить их, чтобы никто не догадался, что… так и надо. Боже мой!

Мне запретили в чем-либо признаваться, но она была так расстроена, а бумаги наконец-то двигались в надлежащем направлении, что я не удержался и спросил:

— В чем дело?

Секунду или две она смотрела на меня, потом сказала:

— В том пакете ничего нет.

Я уставился на нее, вспомнив предостережение, которое позже она более или менее взяла назад. Мне хотелось схватить ее и как следует потрясти, но я велел своим рукам оставаться на месте. Я услышал, как говорю:

— Что такое, ирландочка?

— Там ничего нет, говорю вам! Ничего такого, что имело бы ценность для кого бы то ни было.

— Но я видел…

— Вы видели верхний лист со штампами, и все. Если бы вы заглянули под него, то нашли бы только нудные письма моего мужа. Я дважды предупреждала вас, Дэйв. Там, в Монреале, я говорила вам, что я совершенно заурядная личность. Не ловка, не злонамерена и не гожусь для измены своей стране. Но вы все настаивали на том, что я коварна и хитра. Единственно, кому я изменила (если уж обязательно надо употреблять это слово), так только Говарду. И даже этого я бы не сделала, если бы он просто… Впрочем, не важно.

— Но вы все-таки взяли его портфель.

— Конечно, взяла. Он так махал им перед моим носом. Как же я могла не взять? — Она вздохнула. — Все они так вели себя… Можно подумать, что измена передается в постели, как сифилис. Неужели я потеряла всякое соображение только потому… только потому, что вступила в связь с человеком, который оказался шпионом? Когда я поняла, кто такой Ганс и что ему нужно, я позвонила в ФБР, анонимно, конечно. Я не хотела, чтобы по всему Проекту поползли сплетни, просто хотела от него избавиться. Он, между прочим, тоже свихнулся: я хочу сказать, что он, как и другие, полагал, будто я готова стащить для него секретные документы, раз не прочь с ним переспать. Как будто одно имеет отношение к другому!

Возник действительно новый аспект ситуации. Я спросил:

— Так это вы звонили насчет Рейтера? Мне что-то такое рассказывали.

— А что я могла еще сделать? Порвать на себе одежду, посыпать голову пеплом и идти в службу безопасности признаваться? В этом, как мне казалось, необходимости не было.

Дженни села, чтобы стащить с ног чулки. На меня она не смотрела.

— Но Бог мой, как они следили за мной, когда Ганс исчез! А потом он позвонил. Это было так нелепо, что я даже не могла разозлиться: я должна была украсть секретные документы и мчаться с ними, к нему, Гансу, в Канаду. Этот человек просто страдал манией величия.

— Но фактически именно это вы и сделали, — заметил я.

Дженни поморщилась.

— Черт бы их взял, они меня вынудили! Я чуть не взбесилась от злости. Попросить меня они не могли, понимаете? Нет, чтобы прийти и сказать: «Миссис Дриллинг, помогите нам, пожалуйста, поймать в ловушку этого человека», — я думала, им это нужно. Но нет! Я дышала отравленной атмосферой и, значит, была заклеймена. Доверять мне?! Поэтому они решили быть очень умными, и Говард, мой собственный муж, напросился им в помощь! Можете вы понять, что я тогда почувствовала? Он стоял передо мной со своим дурацким портфелем, разглагольствуя о том, как важны бумаги, находящиеся в нем, фактически всовывая портфель мне в руки. И до меня вдруг дошло: он же ждет, что я утащу портфель! Все они рассчитывали на это!