Путешествие будет опасным [Смерть гражданина. Устранители. Путешествие будет опасным] - Страница 101

— Вы, по-моему, сами заявили, будто мы с Пенни спланировали все это заранее, — резко возразила Дженни. — Но даже если и нет, неужели вы думаете, что современный подросток не — знает, с какой целью мужчина и женщина ложатся вместе в постель? Чем, по-вашему, мы могли здесь заниматься? Играть в бридж? Дайте платье, пожалуйста! — И когда я встал, мне в спину: — Дэйв…

— Да?

— Вы не правы. Вы это знаете, да? Я ничего подобного не планировала. Я… я и не хочу, чтобы все так закончилось. Если не верите, идите сюда, и пусть она там стоит, барабанит в дверь и надсаживает свои проклятые маленькие легкие.

Я посмотрел на Дженни.

— Вот подлинно материнские чувства.

— Чувство, душегубство! Дэйв, если я и могла бы так поступать с вами, то разве с собой я бы такое проделала? Я словно разваливаюсь на тысячу кусков!

Она прерывисто вздохнула.

— Что ж, надо, наверное, выяснить, в чем дело. У вас не найдется чего-нибудь успокоительного?

— Конечно, найдется. — Когда я снова подошел к кровати, она продолжала сидеть в той же позе, спрятав лицо в ладонях. Услышав мой голос, она подняла голову, взяла таблетку, проглотила ее и запила водой. Вернув мне стакан, она еще раз вздохнула, встала, прицепила на место все застежки и бретельки — словно фермер, защелкивающий подтяжки. Затем проделала все необходимые движения по прилаживанию пояса и чулок и оправила смявшуюся комбинацию.

Поймав платье и блузку, которые я ей бросил, она стала их надевать, в то время как я обертывал вокруг шеи галстук, затягивая его, словно петлю, — это в какой-то мере символизировало мое состояние. Посмотревшись в зеркало, я стер с лица помаду носовым платком.

— Мамочка, ну пожалуйста! — произнес голосок за дверью.

— Дэйв, впустите поскорей это маленькое чудовище, — попросила Дженни.

Выполняя просьбу, я подумал, что у Женевьевы Дриллинг родительские чувства сейчас далеки от своего апогея. Что ж, только в сентиментальных романах все всегда любят детей. В настоящий момент я и сам не был в восторге от девчонки. Тем не менее я ощутил стыд, когда открыл дверь, и Пенни, войдя, увидела возле измятой постели свою мать, взлохмаченную, в незастегнутом платье и распахнутой блузке.

Почему-то все выглядело еще хуже оттого, что на девочке была фланелевая пижама с вышитыми на ней белками в духе Диснея. На вид ей казалось не больше десяти лет, хотя она снова была в бигуди, покрытых голубой сеткой с завязками под подбородком.

Пенни окинула сцену серьезным взглядом, искоса посмотрела на меня, подошла к матери и принялась застегивать ей платье на спине.

— У тебя, мама, дыра на чулке, — указала она ничего не выражающим голосом.

— У меня, милая, дыра в психике, — откликнулась ее мать, — Я только что ее получила, споткнувшись о препятствие под названием Пенни. Что это за важное дело, с которым нельзя подождать, пока я не вернусь в номер?

— О! — встрепенулась Пенни. Оказанный ей прием, казалось, заставил ее забыть, зачем она приходила.

— Это тот человек, мама, — сказала она, осторожно взглянув на меня.

— Продолжай, — приказала Женевьева, — Мистер Клевенджер, как и все секретные службы США, знает о Гансе.

Момент был не очень подходящий, чтобы настаивать на своей невинности в отношении моих связей с официальными властями, и я просто ждал, когда Пенни продолжит.

— Ну, он, как и ожидалось, пришел с инструкциями. Правда, мне можно обо всем этом рассказывать?

Дженни сделала нетерпеливый жест.

— Мистер Клевенджер не простофиля, дорогая. Он уже давно догадался, что я развлекала его… с определенной целью.

Пенни состроила гримасу.

— Ничего себе развлечения! Твоя прическа, мамочка, выглядит как стог сена после урагана. — В ее голосе звучало презрение к неприглядным занятиям взрослых.

— Прошу, милая, обойтись без замечаний по поводу моей внешности. Итак, Ганс пришел, как мы договаривались…

— Да, мистер Рейтер пришел. Он сообщил мне то, что… вам, тебе следует знать и сделать, и как раз хотел уходить, когда послышался стук в дверь. Мистер Рейтер спрятался в шкаф. Я открыла дверь, притворившись, будто только что проснулась. Это оказался один из тех двух агентов, что нас преследуют.

Я спросил:

— Который постарше? Джонсон?

— Нет, тот, что без волос, похожий на скелет, — отвечая на вопрос, Пенни старалась не смотреть на меня. — Он не поверил, что я одна. Наверное, видел, как я впускала мистера Рейтера. Я… я так испугалась, мама. У него был пистолет, он оттолкнул меня и вошел в комнату. Я не могла его остановить. Заглянув во все уголки, он навел пистолет на дверцу шкафа, велел мистеру Рейтеру выйти и…

— И что дальше? — бросила Дженни, когда девочка смолкла.

— Не знаю.

— Как это не знаешь? — спросил я.

— Не знаю, и все! — запротестовала Пенни, — Н-не набрасывайтесь так оба на меня. Я н-не знаю, что было дальше.

Она шмыгнула носом и чуть не плача икнула.

— Тот американский агент не смотрел в мою сторону. Он… он был очень возбужден, когда приказывал мистеру Рейтеру выйти из шкафа, подняв руки и не делая лишних движений. Он не обращал на меня никакого внимания, и я просто выскользнула из комнаты и помчалась сюда рассказать вам. Больше я ничего не знаю, кроме того, что они еще там. Я бы увидела, если бы они вышли.

Вот так. Шах и мат джентльмену с губной помадой на носовом платке и глупым выражением на физиономии, то есть мне. Я пока много чего не понимал, и по-прежнему оставался вопрос — что за человек была моя страстная, веснушчатая, олеумная леди. Я не очень-то продвинулся в решении этой проблемы.

И еще этот новый аспект взаимоотношений «мать-дочь», который надлежало переварить и усвоить. До настоящего момента я принимал более и менее на веру трогательный фасад: «Дорогая мамочка» и «Пенни, милочка», но сегодня вечером он дал трещину. Что ж, семейная жизнь — это не всегда одни розы, и при данных обстоятельствах следовало ожидать кое-каких шероховатостей. Меня удивило не столько это, сколько разного рода признаки, свидетельствующие о том, что Дженни куда свободнее, чем я предполагал, посвящала дочь в домашние тайны и даже сделала ее сообщницей в своих связях с Рейтером.

Но все это было пустяками по сравнению с тем, что один из моих главных подопечных, мой ненаглядный, лелеемый убийца молодых девушек, сам Ганс Рейтер умудрился попасть в лапы агенту секретного ведомства США.

Мне было не совсем ясно, что, собственно, думает Ларри Фентон по поводу того, что он делает. Если только он не имел гораздо лучших, чем я думал, связей с местными властями, он был не в состоянии один произвести официальный арест на иностранной территории. С другой стороны, ему едва ли поручали вычеркнуть мистера Рейтера из списка действующих агентов и включить в список ушедших в иной мир. Такого рода поручения («контракты» по терминологии преступного мира) обычно доставались другому ведомству, к которому принадлежал я, а не он.

Если же Ларри имел в виду тихое похищение с последующим быстрым путешествием через границу, почему он, чтобы напасть на свою жертву, выбрал самый большой отель в самом большом канадском городе? Темная аллея или тропинка в сельской местности казались более подходящими. Возможно, Рейтер рассуждал подобным же образом, когда рискнул идти сюда.

Все это, впрочем, не имело значения. Приходилось смотреть в лицо мрачному факту: Гансу угрожала серьезная опасность.

«Ему не должны причинить вреда, — сказал Мак, — Они должны добраться до цели, и ты сделаешь все, чтобы помочь им в этом».

Мак дал мне незаполненный чек со своей подписью, и было очень похоже, что мне придется проставить цифру и предъявить его к оплате.

Дженни не заламывала руки и не теряла времени попусту, вопрошая, что ей делать, — у меня, во всяком случае. Короткий взгляд, брошенный в мою сторону, не был взглядом любовницы, а, скорее, быстро соображающей женщины, которая пытается оценить различные факторы в трудной ситуации. Последовало молниеносное совещание (шепотом) между мамой и дочкой. Пенни отыскала залетевшую под кровать белую туфлю на высоком каблуке и поставила ее рядом с такой же, стоявшей на коврике. Дженни впрыгнула в туфли и направилась к двери, приводя по дороге в относительный порядок свою прическу. Девочка, словно тренированный щенок, держалась сбоку. Когда я двинулся следом, обе обернулись, и было любопытное сходство между двумя парами глаз (одна в очках, другая — без), смотревших на меня, как на досадную помеху, с которой, к сожалению, ничего нельзя поделать. Мне, впрочем, подумалось, что впоследствии могут потребоваться какие-нибудь правдоподобные объяснения моей любознательности.