Путешествие без карты - Страница 12

А дальше? Что было дальше? Об этом мы узнаем из показаний полиции и солдата.

Вот что рассказал полицейский, который нёс охрану на Эриванской площади:

— Неизвестными злоумышленниками и неизвестно откуда были брошены три бомбы в сопровождавший конвой… Первым снарядом разбило кузов фаэтона и выбросило кассира на мостовую…

А солдат, который сидел во втором фаэтоне, рассказал ещё подробнее:

— Первая бомба меня оглушила, и когда я пришёл в себя, то на моём фаэтоне солдат не было… Впереди нас по площади ехал пустой, без кучера первый фаэтон. Кассира и счётчика на нём не было… Я увидел, как к этому фаэтону подбежал молодой человек в чёрной одежде… Этот молодой человек схватил с фаэтона мешок. Кто этот молодой туземец, схвативший с фаэтона мешок с деньгами, я не знаю и опознать его не могу.

Этот молодой человек в чёрном костюме был грузинский большевик Дидако Чиабришвили. Схватив мешок, он бросился к центру площади. Здесь окутанный дымом взрывов виднелся экипаж. На подножке экипажа стоял офицер. Офицер палил вверх из нагана и что-то кричал. Чиабришвили подбежал к экипажу, бросил в него мешок с деньгами, и офицер, стегнув лошадь, помчался в сторону Куры.

В офицерскую форму был переодет неустрашимый Камо.

В этот вечер все участники боевой группы собрались на подпольной квартире. Они были довольны: из нападающих никого не поймали. Вся боевая операция длилась меньше пяти минут.

Теперь надо было решать, как и когда переправить деньги в Петербург.

Тифлисская полиция была в ярости. Ещё бы! В центре города среди бела дня революционеры отобрали у царской казны четверть миллиона рублей! Начальнику тифлисской полиции шли грозные телеграммы из Петербурга: найти деньги, арестовать злоумышленников!

Вся полиция, жандармерия, тайные агенты — все сбились с ног в поисках боевиков и похищенных денег. Людей хватали по малейшему подозрению, на вокзале круглые сутки вертелись шпики. По ночам в окнах многих домов горел свет, и все догадывались — там идёт обыск.

Пятисотрублевая ассигнация, которая была зарыта в землю.

В этой бутылке лежала ассигнация.

Камо понимал, в любую минуту полиция может нагрянуть и к нему. Значит, деньги держать у себя нельзя. Необходимо переправить их в безопасное место. Такое место Камо знал. Но как пронести через весь город мешок с деньгами? Днём и ночью по всему Тифлису дежурят полицейские, разъезжают казачьи патрули, шныряют шпики. Город объявлен на военном положении. Всех, кто появляется с чемоданом, саквояжем, мешком, портфелем, — полиция обыскивает.

— Ничего, мы их перехитрим, — сказал Камо. — И сделаем это как можно скорее!

В полдень солнечного дня по главной улице шумного Тифлиса шла молодая женщина. Платье, шляпка, чулки, туфли — всё на ней было белое. Так в тот год одевались в Тифлисе жёны мелких чиновников и небогатых торговцев. Рядом с женщиной семенил босой подросток. На его лохматой голове лежал свернутый полосатый матрас. Женщина приветливо улыбалась встречным знакомым, а стоявший у Военного собора усатый городовой неизвестно почему отдал даме в белом честь.

К вечеру Камо уже знал: набитый деньгами матрас доставлен в надёжное место.

Прошло немало дней, прежде чем Камо, обманув ещё раз полицию, благополучно провёз деньги в Петербургский комитет большевиков.

Казалось бы, всё хорошо. На такие деньги можно купить за границей немало нужного оружия. Но это только казалось. Дело в том, что на денежных знаках всегда напечатаны номера. И царское правительство известило все страны Европы, какие номера стоят на похищенных ассигнациях пятисотрублёвого достоинства. Значит, «пятисотку» нельзя было разменять, такой «пятисоткой» нельзя было расплатиться и за оружие.

Вот и получилось, деньги есть, но пускать их в дело нельзя! Значит, кавказские большевики зря рисковали своей жизнью? Нет! Надо искать выход! А выход был только один: изменить номера на деньгах. Но кто это может сделать? И тут подпольщики вспомнили о художнице-большевичке Фане Беленькой.

Ранней осенью невдалеке от Петербурга какой-то франтовато одетый господин бродил по улочкам дачного посёлка. Он искал дачу. Этот франтовато одетый господин был одним из руководителей боевой большевистской группы. После долгих поисков ему удалось найти подходящую дачу. Она стояла вдали от посёлка, на окраине леса.

Через день вместе с франтоватым господином на дачу приехала нарядная дама с опущенной на лицо вуалеткой. Это была Фаня Беленькая. Вещей с ними почти не было. У франтоватого господина — небольшой чемодан, а у спутницы — коробка для дамской шляпы. Вместо шляпы в коробке лежали пачки пятисоток.

Фаня работала только по ночам. Закрыв окна ставнями, задёрнув плотными шторами, искусная художница до рассвета переделывала номера ассигнаций. Работа её была столь совершенна, что с первого взгляда никто не мог бы заметить подделку.

Настал день, когда Фаня закончила свой нелёгкий труд. И тогда на дачу приехал глава боевой технической группы большевиков — инженер Леонид Красин.

Он рассматривал под микроскопом каждую переделанную ассигнацию, и по лицу его было видно, что работой художницы он доволен. Разглядывая одну из последних ассигнаций, он вдруг нахмурился и отложил её в сторону.

— Что-нибудь заметно? — встревожилась Фаня.

— Заметно. На этой пятисотке первая цифра номера чуть меньше остальных. Её нельзя пускать в оборот.

Фаня потянулась к ассигнации:

— Сейчас я её сожгу.

— Не надо, — Красин ещё раз взглянул на денежный знак с изображением царя Петра Первого.

— Что же с ней делать? — виновато спросила художница.

— Думаю, что её надо сохранить, хорошо и надёжно спрятать.

— Но зачем?

— Зачем? А затем, сударыня, что революция в России неизбежна. И когда народ свергнет царя, мы устроим в каком-нибудь дворце невиданный музей. Он расскажет народу, как делалась революция. И в этом музее наша испорченная пятисотка будет не на последнем месте…

Спрятать бракованную пятисотку поручили революционеру-боевику Николаю Буренину. Буренин заделал ассигнацию в бутыпочку, сел в поезд и отправился в Финляндию. Там жил его надёжный друг-большевик, у которого была дача с большим садом.

Тёмной осенней ночью Буренин закопал бутылочку у старого дуба и утром вернулся в Петербург.

С тех пор прошло немало лет. Давно уже в России не было царя, исчезли и деньги с портретами царей, но Буренин не забыл о бутылочке. В тысяча девятьсот тридцать четвёртом году он поехал в Финляндию. Финские коммунисты помогли ему найти место, где когда-то стояла дача его друга. Как разросся за эти годы знакомый сад! Не просто найти теперь старый дуб, который сторожит удивительный клад. Но всё же Буренин отыскал его. И откопал заветную бутылочку. Пятисотка была цела и невредима.

Н. Е. Буренин.

И вот сегодня бутылочка лежит под стеклом в Ленинградском музее Великой Октябрьской социалистической революции. А рядом лежит ассигнация с портретом царя Петра Первого. Лежат эти необычные экспонаты и безмолвно рассказывают о героическом эпизоде из великой истории революционной борьбы народов России за свою свободу.

Под вечер пристав Перцов был вызван к начальнику пригород-ного участка Петербурга. Рыжеусый подполковник встретил его хмуро, молча указал на стул и коротко бросил: