Путешественник по Изнанке (СИ) - Страница 2

— Вот смотри, солнце в самую силу вошло. Мне бы загорать и радоваться, а куда там. Приходится в рубашке ходить. Все же женщина дома.

— Нечисть, — поправил я его.

— Женщина есть женщина. Какая бы не была. Она видишь, как изменилась. А всего-то умылась, ногти подстригла, космы расчесала. Я ей только одежду кое-какую нашел. И сразу расцвела, не ходит — бегает, а какие песни поет — заслушаешься.

— Федор Васильич, вы меня простите, конечно, а вы не с ней не того?

— Ох, Матвей, все-то вы молодые к одному сводите. Ты не поверишь, сколько всего интересного и занимательного есть кроме этого. Нет, оно, конечно, замечательно, когда ты любишь человека и он тебя. Только одни неудобства с возрастом. То спину прострелит, то ногу сведет. Или, чего недоброго, вообще функциональная часть подкачает. С Марфой у нас другая история.

— Какая?

— Приятно, когда живая душа рядом находится. Поговорить всегда можно, посмеяться. Понять, что ты не один на этом свете. Ладно, что мы все говорим и говорим, давай есть, пока не остыло.

Сосед слил воду с чугунка и вернул главную драгоценность на стол. По дому разошелся запах молодой сваренной картошки. Почти сразу к ней добавилась сковорода жареного с луком мяса, квашеная капуста, огурчики, помидорчики, зеленый лук. Мне вообще казалось, что я не голоден. Но от вида разносолов сразу слюни потекли. И не только у меня. Обиженно завибрировал портсигар. Гриша взывал к моей совести.

— Федор Васильевич, я тут не только с Митей.

— А я чувствую, — кивнул сосед. — Не стесняйтесь, налетайте, всем хватит.

Я положил портсигар на свободный табурет, и бес не заставил себя ждать. Появился, жадно щупая взглядом голодного ребенка из Африки стол и только потом посмотрел в сторону Васильича. На несколько секунд напрягся, так сильно, что я стал беспокоиться, не испортит ли он воздух. А затем бес вновь расслабился.

— Здрасьте, — кивнул он, протягивая руку. — Григорий.

— Федор Васильевич, — поручкался сосед с нечистью, с интересом разглядывая торчащие из-под копны рыжих волос рожки. — Не стесняйтесь, налетайте.

Мы и налетели. Ни моя нечисть, ни я особой скромностью не отличались. Поэтому минуты две вокруг царило дружное чавканье и хруст овощей. Только потом бес поднял голову от еды, пристально поглядев на соседа.

— Для аппетиту бы… Да и за знакомство.

— Уж извините, я теперь алкоголь не держу. Вот единственное, с чем мы во взглядах с Марфой не сошлись.

— Так у меня с собой, — заулыбался бес, доставая две бутылки водки.

— Только по одной, — сразу заявил Васильич. — Я уж не мальчик, да и дел сегодня еще много.

— Так и я много не пью, — спокойно соврал Гриша. — Чисто символически, на ход ноги. У нас на Руси так принято. Любое дело, знакомство или торговлю какую бражкой или самогоночкой сопровождать. Уж не взыщите, самогонки нет, только водка.

— Я не буду, — сразу обозначил я свою позицию, когда самая ловкая рука по разливу на всем Диком Западе Выборга добралась до моего стакана. — У меня как раз дела сегодня. Да и смешивать не хочу. Я по этому поводу сюда и пришел.

— Обожди, хозяин, — вмешался бес, — лошадей не гони. Давайте сначала за знакомство. Нет, мы и прежде, как бы сказать, ну вы поняли, а теперь вроде как по-человечьи.

Видимо скорейшее желание выпить у беса прямым образом влияло на красноречие. Моя нечисть и иномирец чокнулись, и опрокинули в себя обжигающую жидкость. Митя задышал, Гриша крякнул, а Васильич даже не поморщился. Великое дело — опыт!

Слова по «одной» явно пролетели мимо ушей беса. Как только я стал рассказывать причину своего прихода, он тут же налил еще. А затем настойчиво вмешался посреди разговора с неизменным: «После первой и второй — перерывчик небольшой». Кто-то сомневался, что будет именно так и одной рюмкой здесь не ограничится? Лично я нет.

Но все же мне удалось рассказать все вкратце до: «Между второй и третьей не пролетит и ветер». Этих присказок Гриша знал великое множество. И мог сыпать ими как из рога изобилия вплоть до прихода цирроза печени. У него тоже был опыт. Но не успел. Выслушав все, Васильич поднялся с места.

— И что, Матвей, ручаешься за того рубежника? Хороший он человек? Стоит ли артефакта?

— На все три вопроса ответ «да».

— Ну пошли тогда!

— Подождите, — возмутился бес. — Только ведь сели!

— Есть время чаи гонять, есть время водку кушать, а иногда полезно и дела делать, — назидательно ответил Васильич. — Не переживай, Григорий, не последний раз собираемся.

— Эх, с моим хозяином, что ни день, то может быть последним, — с грустным вздохом опрокинул в себя стопку бес.

— Вон они какие у тебя, — едва улыбнулся Васильич.

— Это еще стараются понравится, скромничают — согласился я. — Всю свою подлинность не показывают.

— Вы можете посидеть здесь, — сказал сосед. — Мы быстро сходим и вернемся.

— Нет! — почти одновременно ответила нечисть.

С той лишь разницей, что Митя просто вскочил с табурета, а Гриша юркнул в портсигар. Оно и понятно, оставаться в доме, где кикимора была почти хозяйка и страсть как не любила выпивох, никому из них не хотелось.

Федор Васильевич перекинулся парой фраз со своей нечистью, большей частью посоветовав отдыхать и не утруждаться. Та в ответ покивала, заметив, что разве что посуду помоет. А сосед смиренно вздохнул. Свыкся со своим крестом. Надо ему будет в подарок тарелок купить и глубоких мисок. И, наверное, лучше железных.

— Боитесь, что посуду поколотит? — спросил я.

— Не боюсь. Подумаешь, посуда. Но что поколотит — факт. Ничего, и из нее человека сделаю. Руки они от неумения просто такое вытворяют.

Я не стал рассказывать ему свою биографию. Бывало, что я что-то умел лучше других, но все равно ронял, разбивал, ломал. В общем, использовал все нехорошие глаголы.

Зато когда мы выбрались за пределы СНТК ближе к воде, сосед разделся по пояс и заулыбался. Как тот же Гриша, обнаруживший позабытый ящик водки там, где его быть не могло. Вот интересно, как это все работает. Я понимаю, что Васильич вроде солнечной батареи. Но ведь лучи нашей звезды для него представляются не хистом, чем-то другим. Или нет?

Разморенные едой и выпивкой, Митя еле переставлял ноги. Да и бес сердито пыхтел из портсигара. Вот этого я вообще не понял. Ему-то что? Лежи там и балдей. Нет, я понимал, что их время ночь. И жару, кстати, и Митя, и Гриша не очень хорошо переносили. А по мне, так лучше, чем холодрыга. Надоело уже, то дождь, то ветер. В кои-то веки человеческий июль.

На этот раз валун от входа в пещеру Васильич отодвинул сам. Нечисть, по устоявшейся традиции, внутрь не пошла. Митя замер с портсигаром снаружи. Я же двигался прямо за соседом. Даже разок налетел на него, когда тот стал зажигать свечи.

— Уверен ты в том, что хочешь сделать? — спросил вновь Васильич. — Вопрос серьезный, лучше несколько раз подумать.

Теперь его голос глухо отзывался в пещере, приобретя какую-то дополнительную мрачность и таинственность.

— Уверен. Человека хочу спасти, — ответил я.

— Лихо — нечисть опасная, древняя, — все не унимался старик. — Из моего мира они перебрались. Здесь нечисти вольготно, нравится находиться. Много несчастий, много беды. И убить ее трудно. Не всякому рубежнику под силу.

— Про последнее я знаю, говорили уже. Только у меня совсем другой план. В честном поединке я с ней сходиться не собираюсь. Не дурак.

— Да понял я уже все про твой план. Хотя мне и кажется, что ты меняешь шило на мыло, — сказал Васильич.

— Я все продумал. И обещаю, если головняки какие будут, сразу вернусь и проконсультируюсь лично у вас, Федор Васильич.

— Ну, если так. Главное, чтобы поздно не было.

Васильич протянул мне артефакт. Только сразу не отдал. Посмотрел в глаза так глубоко, что даже где-то в районе копчика зачесалось. А я все понял. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Тут таким даже и не пахло.

Все наше доброе приятельство резко сошло на нет. Потому что одно — кушать вместе и водку пить, а совсем другое — дела делать. Многие этого не понимают, с родственниками бизнес открывают, друзьям огромные деньги без расписок одалживают, а потом страдают