Путанабус. Две свадьбы и одни похороны - Страница 7

– А жаль. Время уже упущено, – Бригитта затянулась и выпустила в потолок тонкую струйку дыма, – и теперь уже не один Али-Баба с сорока разбойниками на кучки поделили ту сумму, которую пообещали им за ваших жен. Я боюсь, что скоро тут будет много-много «Али-Бабов». И местных, и тех, которых сюда уже командировали из мест более отдаленных. Почта работает, а засветились вы с флеш-мобом знатно. Просто провели рекламную акцию для сутенеров. Кстати, к вам с предложениями продать девочек еще не подкатывались?

– Нет, – отрицательно покачал я головой.

– Странно. Видно, сначала не успели, а потом, когда вы начали военную подготовку девочек, решили с вами не связываться. И доходом не делиться тоже. А это значит, что вас самого они уже списали, – «утешила» она меня. – Тем более что окружающая обстановка этому способствует. С одной стороны, про вас все говорят, а с другой – практически никто ваших девочек как следует и не видел. Следовательно, и опознать не может.

– Бригитта, вы в курсе, кто стоит за этой шайкой албанцев, которые этой ночью хотели похитить девчат? – подобрался я к главному своему интересу.

– Нет. К моему сожалению. Фургон марки «Форд», о котором поведал пленный, сегодня нашли на стоянке стадиона. Пустой. Владельца найти непросто, потому, что тут отсутствует такое понятие, как регистрация транспорта и номера. Где жил его водитель, пленный не знает. Или, по крайней мере, будет молчать об этом до смерти, – вроде говорила она искренне, – Омерта[24]. Иначе свои же и убьют.

– А сделка с правосудием? – докапывался я.

– Здесь это не практикуется, даже в Американских Соединенных Штатах, – отрезала фрау сверхштатный следователь.

– Что будет с Тачи?

– Подлечат и продадут в Конфедерацию. Строить плотины в болотах дельты.

– Надолго?

– Навсегда. Точнее – пожизненно. Это единственный вид законного рабства севернее Залива. Уверяю, это намного хуже сталинского ГУЛАГа.

– В таком случае я удовлетворен. Не то что с Флорианом, когда Патруль практически спустил все на тормозах. Когда никого не наказали, хотя знали, кто они и где они.

– Увы, – развела руками Ширмер, – не я определяю политику властей здесь. Я всего лишь ищейка.

Чувствовалось, что она еще что-то хочет спросить, но так и не спросила. Вместо этого стала прощаться.

– Приятно было с вами познакомиться, Георгий. Вы интересный человек, но совершенно не приспособленный к жизни в ЭТОМ мире. Спускайтесь поскорее с небес на грешную землю.

– Я могу идти? – проигнорировал я ее советы. Сами не маленькие.

– Одну секунду, – придержала меня Бригитта. – Вот по этому документу, – она протянула мне бланк, – вам в Банке Ордена выдадут одну тысячу экю премии за ликвидацию одного бандита на месте преступления. За пленного, увы, не полагается ничего. В розыске Тачи не значится, премии за него не объявлялось.

Упс. Так мне что, еще и деньги за убийство платят? Во дела.

– А второй труп? – спросил я заинтересованно: вдруг еще что-нибудь обломится?

– Его ликвидировал служащий Патрульных сил стаф-сержант-майор Доннерман. Это его работа. Так что никаких премий, – отрицательно покачала головой фрау следователь.

Все правильно, мы так с Борисом и договорились, чтобы не подставлять Ингеборге под штраф за незаконное ношение пистолета. А штраф большой – 500 экю. Только теперь я понял, что штраф заплатить она была бы в состоянии из той же премии, и еще бы половина у нее осталась. Но вот «дерринджер»[25] бы наверняка конфисковали. И от этого она бы расстроилась. А я ей обязан жизнью. И «дерринджеру», кстати, тоже.

– Да, еще одно дело, – продолжала Бригитта. – Обязательно зайдите в кабинет номер два на первом этаже, там вам выдадут ваши трофеи. Всего вам доброго, Георгий, и удачи.

Бригитта, не вставая, по-мужски подала мне руку для пожатия.

– Победы, только победы, – сказал я, пожимая ее сильную сухую ладонь.

Уже в дверях я услышал спиной тихий вопрос.

– Где вы познакомились со стаф-сержант-майором Доннерманом?

Я обернулся. На меня вместо глаз смотрела просто двустволка десятого калибра.

– Случайно в общем. – Этот вопрос, признаюсь, ввел меня в недоумение. – Спросил у патрульных на стрельбище: кто из инструкторов владеет русским языком? Они мне порекомендовали Доннермана, потому что он из Израиля.

– А того, кто его рекомендовал, не помните?

– Нет. К сожалению. Там их толпа была.

На первом этаже, в кабинете № 2, оказавшемся не то складом, не то оружейкой, среднего возраста служащий патруля с нашивками второго лейтенанта, подволакивая ногу, притащил довольно большую, но плоскую коробку из гофрированного картона и поставил ее на длинный стол, ограничивающий проход в глубь помещения. Таким образом, мы оказались по разные стороны стола с коробкой между нами.

Лейтенант вынул из коробки опись и выдал мне ее на руки. После чего стал выкладывать предметы на стол, комментируя каждый девайс по-английски.

– Пистолет глок-семнадцать[26] с зеленой пластиковой рамкой. Одна штука. Пистолет глок-семнадцать с обычной пластиковой рамкой. Одна штука. Магазины для пистолета глок – четыре штуки. Патроны девять на девятнадцать – шестьдесят восемь… Вы отмечаете?

– Нет, – растерялся я.

Я в это время как раз занимался тем, что рассматривал самого патрульного. Было этому лейтенанту, второму лейтенанту, мамлею[27] по-нашему, лет эдак сорок. Возраст или полковничий или ворентский[28]. В сорок даже крутые мастер-сержанты уходят на пенсию. Явно был ранен – вон как ногу подволакивает. Черняв, коротко стрижен, но это не скрывает большие залысины – беда всех кадровых офицеров, постоянное ношение форменного головного убора не способствует процветанию густой шевелюры. Глаза светло-карие в крапочку, нос небольшой. Зато большой подбородок, несколько выдающийся вперед. Но общее впечатление от его лица какое-то смазанное, что ли. Настолько, что национальную принадлежность вообще не определить.

– А зря, – сказал лейтенант наставительным тоном, – я же вам все это сдаю под отчет. И вы должны будете расписаться, что все приняли у меня в целости и сохранности, согласно описи.

– Хорошо, буду отмечать, – сказал я, послушно вынимая из барсетки гелевую ручку.

– Вам повторить? – спросил лейтенант, повернувшись ко мне.

Вот сейчас я заметил, что у него на виске шрам. Очень узкий шрам – похоже, что от ножа. Закралось подозрение, что на такие вот второстепенные должности в Патрульных силах Ордена ставят тех бойцов, которые больше строевую службу не в силах нести по здоровью. И даже офицерские звания присваивают. Своего вида социальное страхование для получивших увечье на службе и хороший пример перед глазами остальных. Как морковка перед мордой ослика. Хороший такой намек, что в случае чего их также не бросят на произвол судьбы. Только служи лояльно. Да и тыловой крысой такого лейтенанта язык не повернется назвать.

– Нет, я все прекрасно помню, – сказал ему, взяв ручку. – Вот. Уже отметил. Диктуйте дальше.

– Наручники из нержавеющей стали с ключами – одна штука, – забубнил лейтенант, попутно выкладывая поименованные девайсы на стол. – Кобура на щиколотку нейлоновая – одна штука. Пистолет системы Шмайссера[29], модель два, никелированный – одна штука. Магазин к нему – одна штука. Патроны шесть тридцать пять Браунинг[30] – шесть штук. Кастет латунный – одна штука. Золотая цепь – одна штука. Золотой перстень-печатка – один. Зажим для денег золотой – один. Бумажник кожаный – две штуки. Деньги – четыреста тридцать два экю разными купюрами. Документы из бумажников пошли, как вещественные доказательства, в дело. Все?