Путь великих прощаний - Страница 12

Я вспоминаю аналогию из Вед: изначально мы все дети бессмертия, вечные души, частички Бога. Но подобно тому, как во сне мы погружаемся в жизнь наших сновидений, так и сейчас мы утонули в материальном мире и еще долго будем захвачены галлюцинациями этого сна, пока в один прекрасный день не проснемся.

Пока я сижу в своем кресле, купаясь в лунном свете, в моем уме проносится история, которую мне рассказал один странствующий монах много лет назад, во время моей первой поездки в Гималаи:

Царевич Виджай-Кумар, единственный сын почтенной монаршей пары, был тщательно подготовлен своими родителями, чтобы в будущем самому стать царем. Однако его учителя вскоре заметили, что царевича больше интересует духовное развитие, чем дворцовые дела. Уже в десять лет он задавал такие вопросы, что все разводили руками, не находя на них ответа.

Однажды на царский двор пожаловал почтенный святой Кришна Парамахамса и попросил царя позволить ему прочитать во дворце лекцию о духовной жизни. Слушать его собралось много народу, был среди них и юный царевич. Слова Кришны Парамахамсы разожгли в его сердце огонь стремления к возвышенному. И решил Виджай-Кумар принять святого своим духовным учителем и уйти вместе с ним.

Испросив разрешение у родителей, юный царевич ушел с мудрецом, и тот, по окончании испытательного срока, принял уже повзрослевшего юношу в ученики. На церемонии посвящения принц снял с себя разноцветные шелковые одежды и облачился в простую накидку брахмачари, нищего монаха. Вскоре после этого они с гуру отправились в соседнее царство, где его обучение продолжилось. Счастливый, он служил мудрецу и каждый день узнавал от него всё новые и новые тайны духовной науки.

Прошло время — и вот уже нашему царевичу 20 лет. Каждый день он выходит на улицы города и идет от двери к двери, собирая подаяние. И все было бы хорошо, не зайди он однажды в незнакомую часть города. Дома там были один богаче другого, и ему все реже и реже открывали дверь. С улыбкой говорил сам себе наш сияющий монах: «Как счастлив я, что вырвался из тюрьмы гордыни, чьи решетки сделаны из богатства и тщеславия». С такими мыслями шел он, пока не наткнулся на какие-то ворота, где стояла незнакомая девушка небесной красоты и знаком приглашала нашего монаха войти во внутренний двор, украшенный яркими цветами. Некий внутренний голос остановил Виджай-Кумара, предложив ему вежливо извиниться и идти дальше. Однако другой голос, много сильнее первого, стал склонять его принять приглашение. И вот он, сам не помня как, оказался в обществе прекрасных девушек, служанок правителя этого города (а это был именно его дворец и сад). В это время девушки наслаждались завтраком под сенью деревьев, позолоченных первыми лучами солнца. Они немало удивились, увидев рядом с собой молодого монаха, и предложили ему разделить с ними трапезу. Наш монах с радостью согласился — он был голоден и к тому же давно уже не вкушал царских яств. Увидев, как жадно он набросился на еду, юные придворные дамы рассыпались жемчужным смехом; они стали шутить с Виджай-Кумаром и вести с ним нежные беседы. Их интересовало, как же он смог отказаться от мирской жизни, и Виджай-Кумар вынужден был на их неприличные намеки отвечать цитатами из священных писаний.

Эту сцену у старого фонтана в саду наблюдал один стражник и доложил обо всем царю. Царь спустился в сад и, оставаясь незамеченным, стал наблюдать за Виджай-Кумаром и служанками. В конце концов терпение царя лопнуло. Громоподобным голосом он закричал на весь сад:

Монах в целибате, любезничающий с женщинами и вкушающий блюда с царского стола, лишается своих добродетелей — честности и чистоты. Дать парню двадцать пять плетей по голой спине — это приведет его в чувство!

Через полчаса, скрюченный от боли и в окровавленных одеждах, Виджай-Кумар очнулся на улице. Вне себя от страданий и ярости, он поклялся отомстить царю и не собирался успокаиваться до тех пор, пока не сожжет дотла его город и всенародно не отхлещет царя плетьми за его несправедливое наказание. Тяжело дыша, он попрощался со своим гуру и попросил его о милости:

Я был слишком молод для монашеской жизни. Смилуйся надо мной и отпусти меня. Я должен стать царем. Лишь когда я проживу жизнь как правитель, я смогу вернуться под твое наставничество, — и со слезами добавил: Пожалуйста, не забывай меня и не думай обо мне плохо, а лучше пожелай, чтобы когда-нибудь твое учение дало ростки в моем сердце.

Старый мудрец понимающе улыбнулся и ответил:

Будь по-твоему. Но прошу тебя: останься здесь на эту ночь. В джунглях сейчас опасно, дикие звери вышли на охоту. Ты отдохнешь, а утром отправишься в свое царство.

Виджай-Кумар послушался учителя и, поужинав гороховым супом, что учитель варил ему каждый день, как был в своих окровавленных одеждах, так и забылся неспокойным сном. В это время его гуру, завершив в соседней комнате свои ежедневные ритуалы, взмолился Кришне: «Пожалуйста, надели моего ученика глазами, которыми он сможет увидеть всю подноготную материального существования. Пожалуйста, дай ему силы оставаться удовлетворенным всегда, в счастье и горе, и в конце концов пройти сквозь мрак невежества».

Кришна внял его молитвам и послал юноше поучительный сон. И вот снится Виджай-Кумару, что возвращается он домой и через какое-то время, после смерти отца, становится царем. Вскоре он собирает армию и нападает на город того царя, который так его унизил. Сначала как будто перевес на стороне Виджай-Кумара, и он во сне удивляется своему военному гению и жестокости. Однако вскоре битва принимает неожиданный оборот: войска царя вытесняют войска Виджай-Кумара из города, загоняют в овраг и там почти всех до единого убивают. Его самого берут в плен и приводят к царю. Уже второй раз Виджай-Кумар беспомощно стоит перед своим обидчиком.

Уж не думал ли ты одолеть меня? — спрашивает царь и, взглянув ему в глаза, неожиданно добавляет: А не тот ли ты падший монах? Как видно, ты не уяснил, что шакал не может безнаказанно воровать царские яства. Сегодня вечером тебя прилюдно казнят.

И вот уже Виджай-Кумара ведут на эшафот. Палач заносит над ним тяжелый меч, и толпа замирает в ожидании, когда же голова Виджай-Кумара отделится от тела, чтобы они смогли пронести ее, как трофей, по улицам города.

И тут, в последнюю секунду своей жизни, Виджай-Кумар замечает в толпе доброе лицо своего гуру. Из глубин его души вырывается жалобный крик:

О почтенный гуру, пожалуйста, прости меня и спаси!

А в следующее мгновение он слышит подле себя любимый голос:

Мой дорогой ученик, пусть не пугают тебя все эти картинки, что листает перед нами ветер жизни. Тайное учение всех Вед гласит, что материальная жизнь — это сон. Приход и уход счастья и горя подобны приходу и уходу зимы и лета. Того, кто мудр, не беспокоят эти перемены, и он не позволяет им ввести себя в заблуждение.

Виджай-Кумар тут же понял, что его дневное приключение ничем не отличалось от этого сна.

Он понял, что единственный выход — это еще с большей решимостью углубиться в духовную практику, которой его обучил гуру, и благодаря ей как можно скорее обрести духовное бытие.

Когда наши ум, разум и эго очищены, мы видим себя вечными душами, частицами Верховного Господа — так что же в этом случае может потревожить нас?

Вспоминая эту историю, я вдруг слышу громкий внутренний голос: «Знаешь ли ты, что нужно для того, чтобы отбросить свой сон? Нужно научиться непривязанности, отвязаться от своего ложного эго».

И тут мой взгляд падает на одну незамысловатую индийскую картинку: играющий на флейте Кришна стоит на земном шаре и танцует. Я смотрю на Кришну, и кажется мне, что Он улыбается. Все правильно: я здесь, чтобы научиться непривязанности.

Нет страдания большего, чем привязанность, и нет счастья большего, чем отрешенность.

(Чанакья Пандит)