Путь в тысячу пиал - Страница 3
– С лучшего из нас – и спрос больше. – Один из монахов, стоящий ближе всех, хлопнул Рэннё по плечу.
Джэу мысленно скривилась, с трудом удержавшись, чтобы не закатить глаза.
«Благие тэ́нгри, ну и подхалим! Ему самому-то не противно от себя?»
Никак не отреагировав на похвалу, Рэннё негромко произнес:
– Медитация.
И все присутствующие вздрогнули, как будто резко вспомнили, куда до этого направлялись.
– Да, конечно, идем, друг мой. – Намган кивнул Рэннё. А затем гадко подмигнул Джэу, намекая на продолжение, и неторопливо направился в сторону монастыря. Остальные монахи переглянулись и потянулись вслед за ним.
Рэннё перевел взгляд на Джэу, и на его лице мелькнула какая-то сложная смесь эмоций, подобие раздражения пополам с брезгливостью. Помолчав несколько мгновений, словно борясь с собой, он, наконец, разжал губы и обронил:
– Озеро отражает свет луны и звезд, но о своей глубине не признается.
Взвинченная перепалкой с Намганом, Джэу не сумела сдержаться и выпалила:
– И что же это, забери тебя ракшас, значит?
Но на лицо Рэннё вновь опустилась маска равнодушия, и развернувшись к Джэу спиной, он молча направился на медитацию. Ее непозволительно дерзкий вопрос так и повис в воздухе неотвеченным.
Глава 2. Цэри́н
В Тхиба́те почитают гору Ундзэ́н как место обитания тэнгри, духов-хранителей земли, и те из жителей, что живут в отдалении, мечтают хоть раз в жизни увидеть ее. Некоторые проходят пешком через всю страну, чтобы добраться до горы, измеряя путь собственными телами и постоянно бросаясь на землю; часто такие путешествия длятся годами. Живут паломники подаянием и надеются, что наградой за это станет более высокое воплощение в следующей жизни. Впрочем, так было прежде. До того, как из жерла Ундзэн выбрались ракшасы и расселились по ее окрестностям.
Невесомое колебание воздуха мягко скользнуло по щеке, тронуло волосы у виска и растворилось во тьме. Цэри́н протянул руку, сгребая каменистую пыль, осевшую на тропе. Растер между пальцами и со вздохом ссыпал обратно.
«Нужно двигаться дальше», – убеждал он себя, хотя после каждого следующего привала подниматься и продолжать путь по нескончаемой пещере становилось все сложнее и сложнее.
От скалистых стен исходил холод, обманчиво влажный. Но Цэрин мог лишь проводить кончиком языка по пересохшим губам и мечтать, как припадет к журчащему горному источнику, сделает жадный глоток…
В начале своего пути – сколько времени прошло? снаружи солнечный день или уже лунный? – он еще грезил о добротной ячьей шкуре, в которую бы замотался, как в теплый кокон. Или о подбитых мехом ботинках, что обогрели бы израненные ступни. Но проход все тянулся сквозь скалы и непроглядную тьму, а Цэрин все шел и шел, потерянный во мраке безвестного подземелья и в хаосе собственного беспамятства. Холод, терзающий нагое тело, перестал ощущаться так сильно, уступая всепоглощающей жажде.
«Пожалуйста… умоляю… помоги ему!» – отчетливо прошелестело в темноте, и Цэрин нервно дернулся.
– Мне бы кто помог, – выдохнул он и с трудом поднялся, опираясь на неровные каменные стены.
Никак не мог Цэрин привыкнуть к безликим голосам, которые слышал с тех пор, как очнулся. Возможно, это они его и разбудили в… где бы он теперь ни находился.
Сначала они шумели оглушающей лавиной, не разделяясь на отдельные фразы. Потом стали затихать, чередоваться. И вот у него уже стало получаться вычленять отдельные слова. Цэрин пытался отвечать, но его не слышали. Кричал невидимым духам, что терзали его, но тщетно. Затыкал уши и катался в пыли, думая, что сходит с ума. Ничего не помогало – голоса продолжали умолять, проклинать, благодарить, ему грозили карами и обещали богатые дары. Тогда Цэрин решил отрешиться, не обращать внимания на неведомую напасть, но и это у него не всегда получалось – время от времени едкие комментарии так и срывались с его потрескавшихся губ.
«Нужно двигаться дальше».
И снова он пустился в путь, извивающийся в недрах горы, а каждый шаг, как набатом, отстукивал в голове одно лишь слово:
«Пить… пить… пить».
Внезапное появление светлого пятна вдалеке показалось Цэрину злой насмешкой, издевательством неблагих тэнгри, хранителей местных земель, смеющихся над его беспомощностью. Но пятно не исчезало. Наоборот, ширилось, отвоевывая пространство у мрака. Теперь даже стены пещеры приобрели видимые очертания, а Цэрин поднял ногу выше, перешагивая через валун, об который наверняка бы споткнулся, не будь этого мягко струящегося сияния.
«Да сколько можно!» – рявкнул очередной дух у него за плечом. – «Мы уже света белого не видим!»
– Зато я вижу, – пробормотал Цэрин.
Проход становился все шире и светлее, пока наконец не вывел несчастного скитальца в зал удивительной красоты. Острые каменные пики тянулись от пола ввысь, стремясь соединиться с такими же каменными наростами, свисающими с потолка. Какие-то из них оставались серыми, но иные излучали мягкое перламутровое свечение. Но сколь не было бы оно прекрасным, Цэрин все же чувствовал себя ягненком, угодившим в пасть громового дракона – острозубого дзонг-кэ.
Время шло, но каменные челюсти так и оставались недвижимы. Не слышно было ни дыхания, ни рычания, ни громовых раскатов, коими в легендах славились все дзонг-кэ. На всякий случай Цэрин все же медленно склонил голову, проявляя уважение ни к кому конкретно, но ко всему вокруг. Он даже высунул язык, демонстрируя, что не таит злых умыслов, а затем повернулся правее и повторил нехитрый обряд. Застыв в поклоне, он вдруг заметил то, от чего тут же засаднило пересохшее горло. Не сдерживаясь более, Цэрин неуклюже рухнул на колени и жадно припал к ближайшему «клыку дзонг-кэ». Он торопливо прижался ртом к блестящей от влаги поверхности, пытаясь собрать мелкие, отливающие перламутром капельки воды.
«Пи-и-ить».
Жидкости не хватило и на маленький глоток, но даже одно прикосновение иссохших губ к прохладе, как ни странно, принесло облегчение.
Внезапно резкая вспышка ослепила Цэрина. Он крепко зажмурился, но блестящие пылинки перламутра все равно жгли глаза, кружась в беспорядочном танце. Прижав ладони к лицу, он застонал, и голос его эхом покатился по странной пещере. А в следующий миг все стихло и погасло.
Из глубин сознания пришли слова молитвы. И только пропев ее тихим шепотом, Цэрин осмелился отнять руки от лица и осмотреться. Вокруг по-прежнему лился ровный мягкий свет и безмолвно застыли «клыки дзонг-кэ» – все, кроме того, к которому он прикоснулся.
Заостренная каменная глыба словно истаяла в воздухе. Цэрин от удивления повел рукой перед собой, но невидимых глазу преград не ощутил.
– Что за проделки горных лха? – недоуменно прошептал он и завертел головой, осматриваясь и в то же время опасаясь увидеть зловещие силуэты.
Никого не обнаружив, Цэрин решил поскорее покинуть странное место. Он поднялся на ноги, в которых более не ощущалось слабости от голода и истощения. Разве что босые ступни по-прежнему саднило. Но стоило сделать шаг вперед, как в израненную кожу подошвы впился камешек.
– Кйакпа!
Цэрин охнул, зажимая себе рот ладонью, и снова заозирался – не прогневал ли он высшие силы ругательством, невольно вспыхнувшем в памяти и неосторожно сорвавшимся с языка?
Он тут же вновь склонился в уважительном поклоне и только тогда заметил, что наступил вовсе не на камешек. Небольшая перламутровая жемчужина лежала на месте исчезнувшего клыка дзонг-кэ и источала такое же мягкое сияние, как и каменные пики вокруг.
Замерев в нерешительности, Цэрин рассматривал странную находку. И чем дольше разглядывал ее, тем отчетливее понимал, что хочет взять ее себе. Как он ни боролся с собой, а устоять не смог. Протянул руку и крепко сжал в ладони необычное сокровище.