Путь в тысячу пиал - Страница 17
А после обряда монахи вышвырнули ее за камни, что обозначали границу поселения, не дав с собой ни еды, ни теплой одежды. Всем было ясно, что девочка не выживет, так зачем же переводить добротные вещи.
И по сей день Джэу не знала, как долго в тот ужасный день бродила меж скал, не разбирая пути, размазывая по лицу слезы, оплакивая себя, свою семью, свою судьбу. Помнила лишь, что выла от страха и одиночества. И помнила, как ей вторили дикие звери…
Прошло немало времени, прежде чем Джэу смогла собраться с силами и затолкать всколыхнувшиеся воспоминания в глубины памяти. Туда, где им и место. Прежде она никогда не становилась свидетельницей того, как изгоняли других про́клятых. И зрелище это оказалось ей не по силам.
– Ну же, давай, после работы рогьяпой уже ничего не страшно! – еле слышно подбадривала Джэу себя, подходя к дому гарпена. – Все это в прошлом. А впереди ждет то будущее, которое я сама себе устрою.
Жилище городского головы предсказуемо оказалось большим и красиво украшенным. Да и вязанки дров, разложенные на крыше, говорили о достатке и сытости. После ветхого домишки, из которого монахи выволокли несчастного мальчишку, идти по чистому и опрятному двору, окаймленному цветущими и ровно подстриженными кустами саган-дайля было неприятно. А уж слышать беззаботный женский смех, что доносился из распахнутого окна – и подавно. Наемный слуга, а как же иначе, сопроводил Джэу в большую комнату, где на цветастых подушках, в изобилии раскиданных на полу, расположился мужчина с пиалой чая. Рядом лежали исписанные свитки и пухлая книга.
– Светлого дня, гарпен Норбу. – Она почтительно склонилась. – Я прибыла из гомпа с посланием от настоятеля Бермиага-тулку…
– Что же, раз так… – Он кивнул на одну из подушек, предлагая присесть, и перевел взгляд на слугу: – Распорядись подать еще одну пиалу, Чоэпэ́л.
Джэу вздрогнула. Тоска острой иглой вновь уколола сердце. Это имя пробудило новое, давно забытое воспоминание:
– Что это будет, па? Заколка с лотосом, как ты мне обещал?
– Кое-что поважнее. Амулет, отгоняющий злых демонов и ракша́сов…
– Чоэпэл… Спаси… там…
Голоса пронеслись словно наяву, ярко запахло ячменными лепешками, кислым пивом и мерзкой паленой шерстью. Хрипение яка Армина смешалось с бульканьем в разорванном горле отца, с визгом матери и рычанием уродливой твари, ворвавшейся в их шатер…
– Чоэпэл… Спаси…
Отец и правда их спас. На последнем издыхании вонзил топор в ракшаса и не разжимал ладоней, пока тварь дергалась в агонии. Шерстяные одеяла, стремительно вбирающие в себя смрад, так и не смогли укрыть маленькую Джэу от всего того ужаса, что на нее навалился.
Джэу кашлянула в кулак, усилием воли возвращая себя в комнату гарпена из воспоминаний, разделивших жизнь на до и после. Садиться не стала. С поклоном спешно протянула ему четки, словно те жгли ей руки, и протараторила послание:
– В деревне Тцаронг, что в шестнадцати пиалах пути к Снежному Льву…
А затем наскоро раскланялась, солгав про другие срочные поручения от Бермиага, и выскочила из дома, в котором задыхалась. Отбежав дальше по улице, Джэу присела возле колодца, подняла маску и плеснула прохладной водой в лицо.
«Сегодня все не так! Все неправильно! Сначала Шакпори, потом Бермиаг, затем Намган и теперь вот… Чоэпэл. Неблагие тэнгри сговорились, не иначе. За что наказываете?»
Джэу долго просидела там, унимая чувства, что привыкла прятать глубоко внутри. Небесное светило неторопливо опускалось за крыши домов Икхо, предвещая, что вскоре солнечный день уступит лунному и принесет прохладный ветер, что норовит забраться под одежду. Живот болезненно заныл, требуя пищи. Обед в гомпа Джэу пропустила и вряд ли вернется к ужину, ведь в городе у нее оставалось еще одно дело. Личное, о котором никто не должен узнать – ни монахи, ни Хиён.
До тассама на окраине Икхо она добралась довольно быстро. Внутри гостевого дома пахло кисло-сладкими специями, а слух ласкали звуки чужестранной речи – громкие, звонкие, резкие… Привычные.
Потолкавшись в трапезной комнате, Джэу облегченно выдохнула, признав в одном из лаоских чужаков Ю Ханга – предприимчивого торговца, которому пару лет назад продала ритуальный до́рдже, украденный из монастырской оружейной.
«Хорошее завершение отвратительного дня».
Она с улыбкой направилась к нужному столу. В угольно-черные волосы Ю, стянутые в хвост на затылке, уже пробралась редкая седина, но она не делала его старым. В его глазах горел веселый огонек, в громком голосе звучала уверенность, да и сам он выглядел складно, хоть до тренированных монахов Икхо Ю было далеко.
– О, Джэу-сань! – Он поднялся из-за стола и радушно пожал ей руку, а затем переместил ладонь на ее спину, подталкивая к стулу. – Присаживайся, отужинай с нами и расскажи последние вести. Быть может, у тебя есть что-то интересное для меня…
Он выразительно подвигал темными кустистыми бровями, а Джэу вновь улыбнулась.
Лунный день давно опустился на Икхо, но ни прохлада, ни пропущенный в монастыре ужин не могли испортить Джэу настроения. Рис, залитый сладковатым соусом с дроблеными зернами, названия которых она не смогла запомнить, утолил ее голод и порадовал ярким вкусом, после пресной и однообразной пищи в гомпа. Мэйлинь – молоденькая и веселая жена Ю – то и дело подкладывала Джэу добавку из общего котелка. А деньги, что семья Ханга предложила в обмен на дорогую амулетницу гау и парочку ритуальных мечей, грели душу лучше самой теплой чубы. Оставалось лишь произвести обмен, но на это было полно времени, ведь караван, прибывший из Лао, планировал задержаться в городе.
«Пожалуй, не стоит нести Ю все сразу…»
Джэу нырнула в ворота монастыря, погруженная в мысли. Кое-где в окнах хозяйственных пристроек еще подрагивали отсветы свечей, но большинство обитателей уже должны были спать – рабочее утро в гомпа начиналось рано, и зачастую с удара палкой.
«Да, пусть хоть пять раз стукнут, зато у меня будут деньги. Да-а-а, лучше все же нести по частям. Мало ли что может…»
Вдруг кто-то резко выскочил из темноты и вцепился в ее руку. Джэу коротко вскрикнула от неожиданности и отшатнулась.
– Помоги, прошу!
Столько отчаянной мольбы было в этом хрипловатом детском голоске. А когда лунный свет выскользнул из-за туч, освещая напуганное лицо, у Джэу защемило сердце. Она признала в нем того мальчишку. Ракху. Знала она и правила гомпа – перед изгнанием про́клятый должен был провести несколько часов в монастыре в молитвах и медитации, а затем пережить болезненный обряд. Вот и теперь на его лбу уже расплывалась черная, неаккуратная отметина. Кожа вокруг припухла и покраснела, как и заплаканные глаза Ракху.
Джэу передернула плечами, отступая на шаг. Но Ракху сильнее стиснул ее руку, не отцепляясь. А что она могла? Деньги нужны были ей самой, своего дома у нее не было, даже одежда, и та принадлежала гомпа.
Она покачала головой, понимая, что что этого ребенка все равно вышвырнут прочь. На верную смерть. Жизнь на склонах гор была суровой даже для взрослого человека. Без крова, без пищи, без одежды. Ей ли не знать, что ребенку там не выжить.
Луна снова скрылась за тучами, погружая их во мрак. Ветер задул в спину. И Джэу со вздохом сняла накидку с плеч и протянула ее Ракху, а еще тихо прошептала:
– Если пойдешь к дому матери, постарайся сделать так, чтобы соседи тебя не видели. И помни, что именно там монахи будут искать тебя в первую очередь.
– Но куда же мне тогда ид…
– А ну стой! – донеслось со двора.
Ракху и Джэу вздрогнули одновременно. Шагов преследователя слышно не было, но Джэу знала, как бесшумно могут передвигаться тренированные монахи-воины. И, действительно, уже через мгновение рядом с ними выросла фигура Намгана. Он резко потянул Ракху на себя.