Путь в стаю (СИ) - Страница 142
Сайна повернулась к пленнице. На губах валькирии сейчас играла хищная, предвкушающая улыбка, от которой Илина ещё глубже забилась в кресло.
— Потом девочек отдали на растерзание коту. Чтобы он восстановил справедливость лично. Раз начали играть с котиком — доводите игру до конца, иначе он сам её доведёт. Как пожелает. Говорят, девочкам даже понравилось. Он такой опытный мальчик… Так умеет раскорячить… Варвар, одним словом!
Последняя часть реплики прозвучала с придыханием, кошка словно вкладывала в слова собственные ощущения. От этого Илине стало и вовсе не по себе. Она вся аж скукожилась.
— Ты… отдашь меня… республиканку… как игрушку… для мужчины?! — впрочем, в словах девочки не было праведного гнева, только жалостливое блеяние с попыткой его изобразить.
— Зачем мне тебя отдавать? Ты же не игрушка! Он сам тебя возьмёт!
— Я буду сопротивляться!
— А ты думаешь, те не сопротивлялись? Это кот, девочка. Да ещё и отлично тренированный, опытный, прошедший через тысячи рукопашных схваток. Он великолепный боец. Скрутит — пикнуть не успеешь. Да ещё и варвар… С дикой планеты… Разложит так, что ещё и сама будешь ему подмахивать.
— Не буду!
— Посмотрим…
Я вышел из душа и застыл, обескураженный открывшейся картиной. Две снежки в комнате. Вроде бы, когда уходил мыться, была только одна… Они что, делением размножаются? Или Сайне групповушки захотелось?.. И в этот момент я узнал вторую.
— Илина?..
— Да! — сцепив губки и посматривая на меня исподлобья, пискнула снежка — впрочем, не без примеси гордости в голосе.
— Леон, милый! — воскликнула Сайна с неподдельным восторгом. Мгновение — и она уже жмётся ко мне сбоку. От ощущения гибкого сильного тела прелестницы под боком, мне стало невероятно тепло… кхм… на душе. — Я поймала для тебя мышку! Правда, я хорошая кошка?
— Для меня? Я думал, ты предпочитаешь пользовать меня сама, без посторонней помощи.
— Так то тебя. А тут ты будешь пользовать… эту.
— Я не хочу с ней спать.
— И не надо, котик! Ты будешь её трахать! Как тех девчонок, на лайнере. Помнишь? Ещё нам с тобой нужно решить, будет ли она сегодня порвана.
— Почему это он будет решать?! — задохнулась в возмущённом крике пленница.
— Потому что он — часть стаи. У нас Совет Стаи. И помолчи, когда разговаривают старшие и более опытные! — рыкнула Сайна, а спустя мгновение вновь прильнула ко мне и нежно заворковала. — Мы должны наказать эту республиканку за вопиющее небрежение котами, за урон чести стаи. Поэтому трахать ты её будешь в любом случае. А вот драть или не драть — нужно решать. Я бы её отправила отдыхать в регенератор… на денёк…
— Ты не посмеешь!..
Договорить возмущённой медичке не дали. Сайна сделала бросок, которому позавидовал бы тот тигр. Она словно размазалась в воздухе, а когда вновь собралась, буквально нависала над бедной девочкой. При этом по когтям правой руки валькирии пролегали кровавые дорожки, которые алыми каплями спрыгивали на пол, чтобы уже здесь разлиться небольшими аккуратными лужицами. Лицо же медички украшали аккуратные росчерки когтей — поблескивающие в потолочном свете замершими по краям ранок капельками крови.
— Молчать! Ещё услышу хоть слово на Совете, рот порву. Уяснила?
— Д-да… — проблеяла поражённая мгновенной расправой девочка.
В сердце возникла приятная истома, но я быстро взял себя в руки. Сайна не играет. А эта дурёха отказывается в это верить. Зря.
— Ты зря рыпаешься, девочка. Валькирии с такими вещами не шутят. Поэтому к ним даже Орден не лезет. Свои традиции, свои привычки, свой образ жизни. Валькирий судит только сама фракция. Ты влезла в это дело, так что теперь и тебя будет судить фракция. Так, как принято. На Совете Стаи. Я уже через это проходил… и ты пройдёшь. За всё нужно платить, Илина. Мне плевать на твои игры, но сейчас мы не принадлежим себе, мы — часть фракции. Ты сама запустила этот маховик, так что не обессудь…
На этот раз подействовало. Что именно — мои слова, или когти Сайны — значения не имело, но девочка угомонилась. Только переводила глазки с меня на Сайну. Ну а та, не долго думая, вернулась ко мне под бочок. Тут ей нравилось не в пример больше, чем в обществе мелкой соплюшки — сестрички по ветви.
— Сай, я против того, чтобы её драть. Никакого смертоубийства не было. Меня никто не использовал для личных разборок. Она просто поступила невежливо и недальновидно. Обидела тебя, других моих кошек. Из-за неё досталось и коту, а потом и его кошкам. Да, она породила цепь неприятных для фракции событий… которые девочки использовали к своему удовольствию. Полагаю, отыметь будет достаточно.
— Я могу и приревновать… Драть не хочешь, только трахать… Знаешь, как это выглядит со стороны?
— Как какой-то сюр. Девочку отдают на растерзание мальчику. В моём мире это называется изнасилованием. Никто не может к такому… присудить.
— Да ладно, с неё не убудет! Ей даже понравится. Мне же нравится?.. Кроме того, она не со стороны. Вы уже спали. Какое же это насилие? Так, вправление мозгов. Не хочешь сама пользоваться — попользуются тобой. По-моему, всё предельно логично… Ладно, хватит трепаться. Не хочешь драть — не дери. Я тоже не горю желанием с ней разбираться… А вот поучаствовать в процессе, когда ты будешь её… наказывать… У меня прям когти чешутся!
— Ну вот и решили. Давай, девочка, начнём прямо в кресле. Становись на коленочки, поворачивайся попкой… А дальше я сам.
— Ты!.. — задохнулась от возмущения снежка.
— Не хочешь помогать, сделаю всё сам.
Мы с рыжей быстро и чётко разложили эту дурёху. Установили её на колени, облокотили руками на спинку кресла. Сайна при этом вцепилась девочке в предплечья, буквально обвивая своими сильными тренированными руками её ручки. Илина попыталась дёргаться, но я взял её за бёдра и развёл их в стороны, невзирая на ожесточённое сопротивление. Когда вошёл, Сайна подгадала момент и впилась острым поцелуем в губы медички — это оказалось последней каплей, девочка тут же обмякла в наших руках. Дальнейшее уже было делом техники.
Минут через десять из кресла раздавались глубокие стоны и страстные крики: «Ещё, ещё, котик!» — «Вот так, не останавливайся! О да!..» — «Как хорошо! Какой сильный!» — Илину не то что держать не нужно было — впору было её саму останавливать. Её так и подмывало повернуться ко мне лицом и раствориться в моих объятиях… ну или меня растворить в своих… Однако я не позволял, раз за разом с утробным рыком отправляя рыжую обратно, на исходную. Так что сейчас девочка в порыве страсти стискивала спинку кресла, то и дело прикусывая её зубками. В глазах медички не было разума — одно лишь животное желание и ещё более животное наслаждение.
Сайна стояла в сторонке, прислонившись спиной к стенке, сложив руки на груди, и с живейшим интересом изучая нашу композицию. Рыжая натурально ловила кайф от зрелища. На её личике изобразилась умильная улыбочка. Натурально кошачья мать, принёсшая своему котёнку полуживую мышку, и теперь наблюдавшая, как малыш учится её «ловить».
Конечно, Сайна не просто так там стояла. Она участвовала. Через мой имплант. Именно поэтому так сорвало крышу у Илины — рыжая была той ещё мастерицей давать и получать наслаждение. Мне вообще повезло с боевой подругой… Но и сам я не плошал, вовсю играясь с роскошным телом республиканки. Вот аппетитные грудки сжаты ладонями, а сосочки разминаются щепоткой пальцев. Рыжая опять срывается на мольбы. Вот моя ладонь спускается вниз по её животу, и пальцы пленяют её чувственную горошину. Вот я склоняюсь над девочкой, придавливая её всем весом к спинке кресла, кусаю мочку уха, проникаю языком внутрь ушной раковины. Она юлой вертится, пытаясь поймать хотя бы мои губы, но не тут-то было! Не сейчас.
Прошло с полчаса. Крики из кресла не ослабевали. Мне уже самому натурально рвало крышу, хотя Сайна и не спешила «включать» имплант для меня. А потом произошло это. Я, честно говоря, пропустил сам момент, уловил лишь его последствия. Просто женщина подо мной зашлась в диком крике, её всю прогнуло, она вообще утратила способность что-либо соображать — если имела до того. Рыжую натурально крутило пульсирующими помимо её воли спазмами мышц. Силясь понять, что происходит, я убрал руку с её киски… и в немом изумлении уставился на поблескивающие белёсым когти. Илина тем временем оторвала одну руку от спинки кресла и вцепилась ею в мою кисть. Глаза женщины горели безумием страсти, с губ слетел прочувственный стон: «Ещё!» — глухим набатом множась в моём воспалённом сознании.