Путь в новогоднюю ночь - Страница 2

– Будем, – ответил Мишка Савельев.

– Да, – сказал Сизых.

– Да, – сказал Лешка.

Горохов собрал глаза узкими, собольими щелочками.

– Критиковать меня критикуйте, но такого решения вам принимать никто не давал права.

– Давали, – успокоил его Алаторцев, – из рук в руки получили. Прямиком из ЦК. Точка. Единогласно, что ли?

– Я против, – сказал Горохов и ушел к себе в палатку.

– Ладно, – вслед ему крикнул Алаторцев, – отметим в протоколе!

Я отложил письмо в сторону.

– Ну как? – весело спросил меня Сапырин. – Любопытно, а?

– Очень. Только кое-что непонятно. Чем все это кончилось? Нашли алмазы у Сумары или нет?

– Понимаешь, старик, дело тут не только в алмазах. Тут вроде любовь-злодейка замешана. Хотя, черт его знает, может быть, это все фантазия. Алаторцев в конце пишет, что Горохов-то вроде у другого геолога их экспедиции, – Сапырин заглянул в письмо, – у Воронова, девушку любимую хотел отбить, что ли… Поэтому, мол, и торопился уйти. Словом, во всем деле разобраться стоит: иди в бухгалтерию, оформляй командировку.

Я добрался до экспедиции через три дня. Алаторцева я не увидел: он еще не возвращался с Сумары. И Горохова тоже не застал: он всего лишь два дня назад ушел обратно в партию вместе с геологом Наташей Рябининой.

– Зачем они пошли? – спросил я начальника экспедиции профессора Цыбенко.

Старик посмотрел на меня, хмыкнул в бороду и ответил:

– Правдоискательство, мой друг, правдоискательство. Девица хочет реабилитировать Горохова, потому что я назвал его, изволите ли видеть, дезертиром…

– Неужели сбились, Наташа?

– Не знаю. У тебя спички есть?

– Да.

– Зажги.

Горохов слез с оленя, достал из кармана коробок и начал чиркать спички одну за другой, ломая их. Ветер швырял верхушки кедров. Тайга гудела тоскливо, сердито…

– Спички сырые, – сказал Горохов. – Черт, неужели сбились?

– Заночуем здесь? – спросила Наташа. Горохов подошел к ней и вздохнул.

– До зимовья должно остаться не больше пяти километров. Может, дотянем?

– Дай мне спички, – попросила девушка.

Горохов нашел ее руку, и она почувствовала, какие у него холодные пальцы.

– Ты замерз?

– Нет. Немного.

Наташа опустилась на колени, согнулась и, спрятав коробок в ватник, зажгла с третьего раза спичку. Она успела разбросать снег вокруг себя и приглядеться: тропы не было. Дула пороша. Все следы замело. Непроглядная тьма легла на землю так плотно, что даже запуталась в ногах у деревьев. Олени не хотели идти вниз.

Горохов с остервенением бил их кулаками в бока и тянул за собой изо всех сил.

– Не надо, Толя, ведь все равно не пойдут. Давай лучше костер разложим.

– Какого черта нам этот костер? Все равно не разожжем. Ветер…

Ветер… Он коварный здесь, в Саянах. Он заметает тропу, он вяжет людей незримыми ледяными ниточками.

– Топор у тебя, Толя?

– Да.

Он долго искал топор во вьюках.

– А ты его вообще-то взял?

– Откуда я знаю! – ответил Горохов высоким голосом, не похожим на его обычный, чуть хриповатый басок. – Я не знаю, зачем тебе понадобилось идти на Сумару, просто не знаю!

Наташа улыбнулась в темноте. Она поняла, что Горохов так нервничает из-за нее.

Если бы он попал в буран один, он наверняка бы не волновался так, как сейчас.

– Ты сердишься? – спросила девушка.

– Ничего я не сержусь. Просто порезал палец.

Наташа стала разгребать сугроб под елью. Пальцы мерзли, снег был сухой и колючий, он набивался под ногти. Потом рукам сделалось теплее: Наташа докопалась до мха. Она сунула пальцы под шапку, отогрела их и только потом начала рвать сухой мох для костра.

– Нашел! – радостно крикнул Горохов. – Нашел топор!

…Через полчаса они сидели около костра, близко прижавшись друг к другу. Острые блики пламени метались по их лицам наперегонки.

– Чай пить будем? – спросил Горохов.

– Обязательно.

Горохов достал из вьюков котелок и зачерпнул снега. Поставил прямо в костер.

Котелок сразу же стал черным. Костер сердито зашипел, языки пламени стали лизать снег, превращая его в синюю воду.

Горохов снова сходил к вьюкам и принес карабин.

– Зачем? – спросила Наташа.

– Шатун, говорят, бродит.

– Медведь?

– Конечно, не кошка.

Девушка придвинулась к нему и сказала тихо:

– Страшно.

– Ты, оказывается, трусиха.

– Ага.

– А еще геологом называешься. Что же тебе бояться, когда я рядом?

Он обнял девушку. Наташа съежилась. Горохов прижал ее к себе и поцеловал в нос.

– Холодный. Люблю тебя.

Он взял ее лицо в руки и начал целовать глаза медленно и долго. Губы у него были шершавые, потрескавшиеся. Наташа вспомнила, что у Воронова точно такие же губы.

Только он совсем не умел целоваться. Она целовала его, а Воронов только краснел и растерянно щурился.

– Толя, – спросила девушка, – Толя, а ты меня правда любишь?

Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru