Путь в Царьград - Страница 14
Но с другой стороны, я шесть лет не был в России, где, как я слышал, под руководством военного министра генерала Милютина шла реформа армии. Может быть, эти солдаты из новых, уже реформированных частей?
На эту же мысль меня навели и эмблемы с Андреевским флагом, нашитые на солдатскую форму. Я дернул своего сопровождающего за рукав:
— Солдат, я русский офицер, немедленно отведи меня к своему командиру.
День Д, 5 июня 1877 года, Эгейское море, неподалеку от острова Лемнос.
Капитан Александр Тамбовцев.
Поздравьте меня! Я снова капитан! Контр-адмирал Ларионов издал приказ по эскадре о привлечении на военную службу офицеров запаса. И вот я опять в рядах родной «конторы»! Чувствую себя будто заново родившимся.
Но вот дело, которое мне поручили… Нет, операцию по захвату острова Лемнос Балтийский батальон морской пехоты проводит без меня. Дарданелльскую десантную операцию готовят тоже без меня. Без меня самолеты с разведывательным оборудованием и беспилотники проводят воздушную разведку региона. А я…
Ну чем может заняться офицер «конторы» после победоносного сражения? Я буду ассистировать мадам Антоновой, простите, полковнику Антоновой в одном очень важном деле. Нам предстоит допросить подобранных после разгрома турецкой эскадры военнопленных. Турки нас, мягко сказать, вообще не интересовали. А вот их английские советники-командиры, те да, могли рассказать нам много важного и полезного.
Допрос мы проводили в одной из аудиторий для занятий учебного судна «Смольный».
На первое у нас был лейтенант королевского флота Питер Кроу. Этот молокосос стал грозить нам всеми карами земными и небесными за то, что мы «по-пиратски» напали на корабли, на которых находились подданные ее величества королевы Виктории. И для доходчивости прибавил к сказанному «непереводимую игру слов» с использованием лексикона обитателей лондонских доков.
Правда, вскоре я заставил его пожалеть о своих словах, произнесенных в присутствии дамы. Нет, я не использовал приемы из арсенала заплечных дел мастеров Средневековья и не пускал в ход ни утюг, ни паяльник на манер братвы в малиновых пиджаках с толстенными цепями на бычьих шеях.
Все было вполне гуманно и вежливо. Несколько нажатий на болевые точки, расположенные на голове и шее, и язык грубияна развязался. Наша уважаемая Нина Викторовна, которая вела видеозапись нашей беседы, не успевала задавать нашему английскому другу наводящие вопросы.
Как выяснилось, лейтенант был отправлен командующим Средиземноморской эскадры Ее Величества в распоряжение командующего береговой обороны Турции, британскому адмиралу на турецкой службе, сэру Генри Феликсу. Питер Кроу должен был помочь адмиралу проинспектировать береговые батареи Проливов и составить план их усиления на случай возможного прорыва в Босфор и Мраморное море российских кораблей.
К сожалению, лейтенант только направлялся к месту своей службы, и ничего конкретного о системе береговой обороны Проливов сообщить не мог. Но зато он сообщил много интересного о своих бледнолицых братьях, большая часть которых, правда, сгинула бесследно во время побоища.
Второй экземпляр, представившийся Теодором Смитом, оказался еще интересней. Он поначалу долго плевался в нашу сторону, захлебываясь от ярости, кричал о том, что «господь покарает русских за все их прегрешения против цивилизованного человечества» (ну прямо задержанный ОМОНом «протестут») и по-польски ругал «быдло москальское», которое ему жизнь сгубило.
Из всего сказанного я понял, что перед нами никакой не Теодор Смит, и после курса форсированной рефлексотерапии выяснилось, что мы имеем дело с паном Тадеушем Ковальским. Это был участник польского мятежа 1863 года, служивший хорунжим под знаменами Домбровского и сбежавший в Британию после разгрома мятежников, поскольку в России ему однозначно светила бессрочная каторга, или даже пеньковая веревка. В Туманном Альбионе он стал обитателем трущоб лондонского Ист-Энда, занимался сутенерством, а потом, когда объявили набор в королевский флот, пошел служить туда, рассчитывая еще разок напакостить москалям.
Дослужившись до матроса 1-го класса, он сам напросился на турецкую службу и в составе эскадры отправился в Стамбул. В столице Османской империи он должен был под руководством одного из британских офицеров сколотить отряд, состоящий из русских дезертиров. Этот отряд планировалось использовать в тылу наших войск для совершения диверсий и проведения активной разведки.
Несмотря на шляхетский гонор, пан Ковальский быстро понял, чего он стоит на земле этой грешной, и заговорил-запел так, что любо-дорого было смотреть и слушать. Мы с Ниной Викторовной выдоили из него все, что он знал о планируемых действиях английских спецслужб против российской армии и о британских офицерах, которые должны были ими руководить. Для полковника Бережного был составлен список лиц, которых было бы желательно взять живьем во время предстоящей операции по захвату Стамбула.
Третий допрашиваемый оказался коммандером Джозефом Блейком, советником-командиром одного из турецких фрегатов. Он, к нашему удивлению, не стал запираться, и довольно охотно стал отвечать на наши вопросы. Блейк признался, что без большой охоты отправился на временную службу в турецкий флот. Как человек военный, он не мог не выполнить приказ вышестоящего начальства, тем более что после службы султану ему было обещано повышение в чине, да и жалованье за время, когда он будет носить красную феску, ему обещали двойное.
— Послушайте, капитан, — обратился ко мне Блейк. — Если бы я знал, что у русских есть такие удивительные корабли, способные сражаться с самыми лучшими британскими броненосцами, то я бы ни за какие фунты и пиастры не встал бы на мостик турецкого фрегата.
К тому же турки оказались скверными моряками — ленивыми, неопрятными, недисциплинированными. Я попытался было навести порядок среди экипажа, но куда там! — Блейк махнул рукой. — Все без толку.
К тому же во время сражения, а точнее, избиения младенцев, когда мой фрегат горел как свеча, эти скоты думали не столько о том, как спасти корабль, сколько о том, как набить карманы. Какие-то ублюдки успели ограбить мою каюту, а еще двое, приставив ножи к горлу, вытащили у меня кошелек, отобрали часы и стащили с пальца обручальное кольцо. И за этих подонков я еще должен был сражаться? Желаю вам всыпать им побольше, чтобы они наконец узнали, что такое — поднимать руку на белого человека!
— Прямо Киплинг! — усмехнувшись, сказал я Антоновой.
Нина Викторовна побарабанила пальцами по столу:
— Да, свербит в нем «бремя белого человека». Как там писал сэр Редьярд?
— Вот-вот, — ответил я ей, — душевным человеком был создатель «Маугли», особенно вот в таких строках:
Блейк с тревогой смотрел на наши с Ниной Викторовной упражнения в словесности.
— Господа, а что будет со мной?
Полковник Антонова ответила британцу:
— Все будет зависеть от степени вашей полезности российским армии и флоту, а также от вашей помощи нам в войне против турок.
Она дождалась, пока конвой увел пленного, после чего поинтересовалась моим мнением о результатах допроса.