Путь в Беловодье - Страница 30

Властитель и отшельник – это одно и то же на самом деле. Только прячутся они от мира в разных местах.

– Вадик… – раздался тоненький голосок.

Все оборотились.

Машенька стояла на пороге в одной ночной рубашке. Волосы распущены по плечам, в глазах – ужас, губы прыгают.

– Вадик! – выкрикнула она громче и вдруг заколотила кулачком по дверному косяку и стала оседать на пол. Тело ее свела судорога, спина выгнулась, голова запрокинулась…

Танюша ахнула и бросилась к дочери.

Роман вскочил. Глянул на стоящее подле ведро. Воды в нем было до половины. Схватил, поднял, плеснул. Машенька в материнских руках обмякла.

У Романа было такое чувство, что он в тот момент не колдовал, а хулиганил.

Последнее, что он услышал в своем сне наяву, это голос Вадима Федоровича.

– Спасибо, – выдохнул тот.

Жених благодарил он искренне, от души.

Видение кончилось. Но хотелось немедленно продолжить. Увидеть все заново, пережить… Жизнь без жизни. Он пил, не утоляя жажды, ел, не насыщаясь. Пребывал в прошлом, не в силах ощутить себя в настоящем.

Колдун вышел в ванную, ополоснул лицо под краном. Ему казалось, что он смывает видения недавнего сна. Образы постепенно бледнеют, отдаляются. Нельзя прошлое держать вот так, близ сердца постоянно. Оно смутит разум, а сердце сожжет.

Нить ожерелья тревожно пульсировала. Сколько может это все длиться? Он еще не добрался до Беловодья. Да и был ли он там вообще? Что-то подсказывало – был. А если был, то… Нет, не смей, никаких догадок. Вспоминай – и только! – одернул сам себя.

Роман вернулся в спальню, упал на кровать, раскинул руки, вдохнул и медленно выдохнул, успокаивая водную нить. Потом смочил веки водой из бутылки. Лишние капли медленно стекли с век, будто слезы. Но Роман не плакал. Слезы колдуну не приносят облегчения.

ВИДЕНИЯ

начались сразу.

Просыпаться в волшебном сне было тошнехонько. В прямом смысле этого слова – из желудка противной волной накатывало. Роман немного полежал с закрытыми глазами, борясь с тошнотой и нащупывая внутри себя прежнюю лихую, просящуюся наружу силу. Сила была, но она как будто исказилась.

Вот те на! Этот дом казался таким хорошим, дружелюбным. И вдруг – магическое искажение. После колдовского сеанса такое бывает – неизрасходованная сила все вокруг изменяет. Только Роман вчера в доме несильно колдовал, скорее, – баловался.

Сейчас было позднее утро, солнце заливало спальню. Колдун лежал в неудобной позе, ноги затекли. Во рту пересохло, на зубах – мерзкий металлический вкус. Ожерелье пульсировало. В ушах звенело, а всю кожу жгло, будто Романа опалили на огне, как куренка. Опалили, но несильно. Ох, да что ж такое? Колдун посмотрел на кольцо с зеленым камнем. Оно было по-прежнему на мизинце. Неужели все из-за того, что накануне водный колдун так неосторожно глотнул самогону? Вот же угораздило… Столько лет ни капли в рот не брал, а тут сподобился.

Роман сообразил наконец, что лежит на диване в небольшой комнате. Вставать не хотелось, все тело пропитывала дремотная усталость. Однако пересилил себя и встал. Он был в одной футболке и трусах. Ощупал постель – белье истончившееся, много раз стираное, но чистое.

Босиком дошел до двери и распахнул. Танюша хлопотала на кухне.

– Одиннадцать уже. Ваши собираются. Вы как после вчерашнего? Выпили много?

– Да, выпил…

Что ж это он тут дрыхнет? Надю нужно везти. Скорее!

– Вам аспирину надо, – сообщила Танюша. – Вадим Федорович всегда аспирин принимает, если сильно с дядей Гришей выпьет. Я сейчас вам дам. Или, может, рассольчику?

– Рассольчику. – Роман не узнал собственного голоса – звук был низкий, хриплый.

На лечение рассолом колдун не надеялся. Скорее всего, он что-то напортачил с колдовской силой. Перерасходовал, вот отдача и пошла. Да и то – день вчера был такой…

– Машенька спит, – сообщила Татьяна. – Хорошо вроде ей. Улыбается все время. Просыпалась утром, я ее молоком напоила. Она сказала: «Мама, я устала очень…» – и опять спать.

Татьяна принесла стакан рассолу. Колдун выпил. Стало легче.

«Сейчас бы домой, Тина бы ванну с травами сделала», – подумал колдун.

Его вдруг потянуло невыносимо домой, к Тине, чтоб лежала она рядом, пока он дремлет, и приговаривала: «Бедный мой, бедный…»

Почему она все время называла его бедным?

Это она, бедненькая, нелюбимая…

Дядя Гриша обливался колодезной водой во дворе. Увидел Романа, поставил полное ведро на деревянную скамейку подле колодца.

– Ну, проснулся? Все уже позавтракали давно.

Роман скинул одежду и вылил ведро воды себе на голову. Звон в ушах немного утих, и противное жжение унялось. Он повторил процедуру. Стало почти легко.

– Роман, что ты как неживой!

Колдун оглянулся. Алексей стоял на крыльце.

– Тебя будили, а ты как пьяный бормотал что-то. Собирайся. Мы уезжаем.

– Погоди! – Роман вновь стал опускать ведро в колодец.

– Э, так не пойдет, нашему хулигану перекусить сначала надо. Драники, небось, не все съели? А то, я посмотрю, ребята, вы хулиганы, как все нынешние крутые. Как работать, так, пожалуйста, паши, а как кормить работягу – так фиг. Ромка у вас работяга, вроде меня. Родной человек. Я его голодным из дома не выпущу. У меня такое хулиганство не пройдет.

Они вошли в дом, дядя Гриша снял с вешалки свою новую кожаную куртку и накинул Роману на плечи. По росту куртка была как раз, а вот по объему… Двоих таких, как господин Вернон, можно было в нее запихать, и еще бы место осталось.

– Дядь Гриша, ему три свитера придется пододевать, – заметил Баз, укладывая в дорожную сумку припасы.

– Ничего, наденет. Зато куртка теплая. А он весь дрожит. Ты что, не видишь?

Роман только сейчас заметил, что после обливания его бьет крупная дрожь. Почему – он и сам не знал. Колотит – и все. Никогда с ним прежде такого не бывало. Не должно было быть.

– Ладно, Роман, десять минут на перекус, и поехали. И так сильно задержались. Стен уже за рулем ждет. – Баз потащил тяжеленную сумку из дома.

«Так ведь по твоей просьбе задержались!» – хотел крикнуть колдун. Но промолчал, чтобы дядю Гришу не обидеть.

Кончились сны.

Роман вновь очнулся. Что же случилось той ночью в доме дяди Гриши после того, как колдун Машеньке память стер? Во мне, как и наяву, колдун этого не понял. Он не помнил даже, как ушел в спаленку и заснул. Или, может, не сразу ушел, может, еще долго вел разговор с Вадимом Федоровичем и дядей Гришей? Неведомо. То, что утеряно, не восстановить. Итак, Роман завалился спать, и тогда… случилось что-то подлое – недаром кожу колдуна при пробуждении жгло огнем. А что именно случилось – Роман не знал в то утро. И теперь не вспомнил. Не ясно другое: понял он тогда поутру, что беда дом черной ладонью накрыла, или только отметил смещение колдовской силы и свалил все на самогон? Отмахнулся от подозрений, потому что больше не было сил ни с чем разбираться?

Роман лежал, заложив руки за голову. За окном светало. На кухне – доносилось снизу – Тина готовила завтрак.

Колдуну беспамятство – подлинное несчастье. Потому что беспамятство обессиливает колдовство. Больше всего на свете ценит колдовская братия долготу и нерушимость сотворенного. Кратковременный колдун – и не колдун вовсе. Так, фокусник, обманщик. У сильных колдунов заклинания держатся и после их смерти. У кого десять лет, у кого – целый век. Есть избранные, кому вечные чары доступны. Но ни одно заклинание на лжи не удержится, ложь, как ржавчина сквозь краску, непременно проступит и заклинание разрушит. Потому и борется колдун с ложной памятью, поверяет воспоминания стихией, как сложный прибор по эталону.

Вернемся в настоящее и прикинем, что творится ныне в Синклите.

Колдованы на пустыре поминали Медоноса. Возможно, именно Медонос стер господину Вернону память. Но что-то подсказывало водному колдуну: нет, не он. Ему вновь хотелось кинуться в воспоминания и понять, что же там такое скрыто. Но нет, надо сделать перерыв, поесть хотя бы, отдохнуть. Сил всегда не хватает. Потому как у колдуна силы только человеческие.