Путь в Беловодье - Страница 3

– Это несложно. Вода – носитель информации. Вскоре ты сможешь сама находить потерянные кошельки, абортированных детей, мужей и жен в чужих постелях.

– Я бы предпочла более ценные находки.

– Не все ли равно? Ведь ищешь не для себя.

Она не могла понять, какого сорта его цинизм – напускной, или подлинный, изъевший ржавчиной душу. В принципе ей было все равно. Пока. Но цинику служить не хотелось.

– А лечить? Ведь вы излечиваете? Исцеление недужных приносит самую громкую славу. Я слышала, вы многих вылечили. – Она хотела сказать совсем не то, не про славу, а про добрые дела. Но почему-то не посмела. Не хотелось выглядеть дурочкой.

В узких серых глазах колдуна блеснули нехорошие огоньки:

– Слава мне не нужна. Ну а твоей силы, может быть, и хватит, чтобы свести пару бородавок и справиться с застарелым геморроем.

– А как же Аглая Всевидящая? Или Гавриил Черный? Говорят, когда Гавриил приходит в палату к больному, воздух становится, как на горном курорте.

– Больной при этом умирает на два дня раньше. Гавриил забирает энергию у пациента для своих эффектов, только и всего. Ведь энергию надо откуда-то брать.

– Разумеется, я помню про энергию и возрастание энтропии, хотя в школе у меня была тройка по физике, – призналась Тина. – Но если так, то откуда берете энергию вы? Или это тайна?

– Что ж тут скрывать? Я – водный колдун и черпаю силы из своей стихии.

– Вода? Аш-два-о. Значит, можно быть повелителем кремния или азота? Все-таки элементов в таблице Менделеева больше, чем стихий.

– Ценю твой юмор, но положенные тебе пятнадцать минут истекли. Меня ждет следующий клиент. Ты иди. Вернешься в семь. Обсудим план завтрашнего дня и поужинаем.

Она шагнула к двери и вдруг, набравшись дерзости, повернулась к нему.

– Ваша секретарша означает одновременно и ваша любовница? – Тина хотела спросить это шутливым тоном, но почему-то не получилось. Прозвучало слишком серьезно.

Колдун вновь рассмеялся:

– Это по желанию самой ассистентки. Но я заметил, что совмещение обязанностей вредит работе.

– Да, поговорка насчет двух зайцев все еще справедлива.

Он вышел из-за стола и распахнул перед нею дверь. Тине нестерпимо захотелось дотронуться до колдуна. Это желание было выше ее сил. Было как приказ. Она подняла руку…

«Дура! Что делаешь!»

Ее пальцы коснулись его кожи и скользнули по щеке.

«Не любит… Никого не любит…» – пришла как будто чужая мысль.

Она приподнялась на цыпочки и подалась вперед. Роман тоже наклонился, делая вид, что хочет поцеловать, но тут же отпрянул. Он играл с нею.

– Тебе нужно ожерелье, – сказал он, касаясь пальцами ее шеи. – Сегодня вечером я подарю тебе водную нить.

«Сегодня мы уже будем вместе, – опять подсказал кто-то извне. – Ведь ты не можешь этому противиться».

Она тряхнула головой и отвернулась.

«Только не влюбляйся в него, дура! – предупредила Тина свое сильно бьющееся сердце. – Можешь спать с ним, но только не влюбляйся».

Но грош цена всем подобным предупреждениям. Грош цена…

– А что такое Синклит? – вдруг спросила она дрожащим голосом. – Вы член Синклита?

Взгляд колдуна сделался хитрым. Нет, не хитрым, а хитрющим.

– Синклит – это тайна. – Он приложил палец к губам. – Лишь посвященных приглашают.

Колдун сдержал слово. В тот вечер он сплел для Тины водное ожерелье. Разрезал кожу на руке, залил водой, а из пореза извлек серебряную нить. Она блестела, переливалась и казалась живой. Тина следила за странной операцией, содрогаясь от ужаса и чуть не плача от восторга. Особенно, когда Роман оплел серебряную нить косицами из собственных волос. Пряди мгновенно изменили цвет, из черных сделались желтыми, голубыми и красными. Колдун преподнес Тине дар, усиливающий ее дар. Что-то вроде возведения в степень. По математике в школе у Тины была пятерка. Когда Роман замыкал водное ожерелье у нее на шее, девушке казалось, что она вот-вот упадет в обморок.

А потом… потом она обняла колдуна и первой коснулась его губ.

«Не влюбляйся!» – напрасно остерегал голос.

Странно, но колдовское ожерелье Тининого дара не усилило. Как была у нее небольшая способность к колдовству, таковой эта способность и осталась. Никакой новой склонности не открылось. Роман наблюдал за девушкой несколько дней и, кажется, сам был обескуражен. Он даже выспрашивал, не появилось ли у Тины какое-нибудь особое свойство? К примеру, умение двигать вещи силой мысли или убивать взглядом. Тина со смехом отвечала, что нет, не появилось. И отправлять на тот свет она никого не собирается.

Впрочем, что-то ожерелье в ней переменило. Теперь, едва слышала она голос Романа, или только начинала думать о нем, как все внутри у нее переворачивалось, под грудиной сдавливало томительно и сладко, сердце колотилось в такт пульсирующему ожерелью. Ей хотелось взмыть в воздух и парить. Мчаться куда-то, делать глупости. В общем, это была совсем другая, новая Тина. Но признаться в этом ассистентка своему патрону не решалась.

С лета до осени жизнь Тины текла безмятежно: колдун не перегружал ее работой, поручив круг самых нехитрых обязанностей, но и этот круг Тина по возможности сузила. Вся тайна Романова колдовства сводилась практически к одному ритуалу: господин Вернон привозил из родного Пустосвятово чистейшую воду и с ее помощью делал практически все. Украсть эту тайну было невозможно, потому что никто, кроме господина Вернона, повелевать водой не умел. Раз в полгода Роман уезжал в Пустосвятово на три или четыре дня – налагать охранительные заклятия и ставить колдовские ловушки, чтобы никто реку его драгоценную не отравил и воду не испортил – намеренно, из зависти, или по недосмотру, не имело значения.

Учеба колдовскому мастерству не отнимала слишком много времени: Роман готов был наставлять ученицу, но лишь в том, что она сама стремилась понять. А ей многочисленные заклинания, обряды, однообразные повторы непонятных действий казались нелепым спектаклем. Кое-что у нее получалось, но, по сравнению с тем, что творил господин Вернон, Тинины ухищрения выглядели убогим шарлатанством. Единственное, что выходило неплохо у новой ассистентки, это поиск пропавших вещей. Особенно, если просили найти что-нибудь по мелочи: кошельки, бумажники, документы. То ли природу этих вещей она понимала, то ли существовала какая-то тайная связь между Тиной и потерянными паспортами, но иногда в соседней с кабинетом гостиной колдун разрешал Тине устраивать свой собственный прием. На двери, ведущей в его кабинет, было даже написано: «Поиск паспортов, кошельков и драгоценностей – у ассистентки Тины Светлой». Прозвище это Тина придумала себе сама. Она брала за прием куда меньше Романа, и к ней приходило порой человек шесть или семь за день.

Поначалу помощнице колдуна нравилось проводить приемы, затем все чаще стала нападать тоска. Как в любом, даже самом интересном деле, в колдовстве было много однообразия, а нудятина выводила Тину из себя. Прежде она воображала, что у колдуньи каждый день ярок и не похож на другой, и едва что-нибудь сделаешь удачное, как сразу придет громкий успех: слава, репортеры, огромные деньги и фото на первых страницах престижных журналов. Каких именно – Тина не знала, потому как ни одного престижного журнала за всю жизнь не держала в руках. На поверку колдовство оказалось работой, как все прочие, однообразной и трудоемкой, к тому же приходилось все время общаться с людьми. А люди нередко встречались пренеприятные. Успех и слава доставались Роману, Тину никто не замечал. Не то что бы господин Вернон присваивал достижения ассистентки, напротив, он всегда подчеркивал даже самые мелкие ее заслуги. Просто окружающие хотели славить Аглаю Всевидящую, Гавриила Черного и Романа Вернона. Никого не интересовала Тина Светлая, которая научилась искать кошельки. Тина порой обижалась до слез и все больше разочаровывалась в колдовской профессии.