Путь сквозь тень (СИ) - Страница 3

На каждую секунду применения «Когтя» приходилось восемь минут восстановления маны и минут десять эмоционального отката. Теперь у меня появился более надёжный способ для отслеживания времени, и это активно подпитывало моё отчаяние. За восемь часов я проплавил дыру, в которую едва мог засунуть голову. Эдакая гильотина замедленного действия, вместо лезвия — смерть от жажды. Впрочем, мне для этого не обязательно было фиксировать где-то голову, просто немного подождать.

«ВЫ ПОГИБЛИ».

Точно по расписанию.

Во многом мой новый плен напоминал пребывание в «фараоновой яме». Конечно, логово Фраата III проигрывало по многим параметрам — там было сыро, грязно, на полу раскиданы булыжники, да и сосед по комнате не давал расслабиться. С другой стороны, для выхода оттуда требовалось всего лишь высоко подпрыгнуть.

Через неделю я проснулся — или, может, воскрес — и сперва подумал, что побочный эффект «Когтя» ещё не рассосался. Мне не хотелось вставать, делать всё те же десять шагов по направлению к «выходу», на ощупь определять отверстие, разжигать в себе гнев, забираться внутрь и продвигаться ещё на пару сантиметров. Даже нет, не то что «не хотелось», я не допускал даже теоретической возможности подобных действий. Спустя время я всё же заставил себя встать и понял, что на этот раз откат заклинания был не при чём.

Да, теперь я мог поместиться в «норе» почти целиком, но впереди не было ничего, кроме новых слоёв камня. Когда мы шли сюда с отрядом Вильгельма Аккома, продвижение по узкому проходу заняло не менее пятнадцати минут. Если предположить худшее — что обвал запечатал его целиком — то на полную его расчистку понадобится…

— Кёльколиуке, — тихо позвал я, ощущая, как саднит пересохшее горло. Значит, я всё же проснулся, а не умер. Не самая важная информация.

— Да, — отозвался мой гримуар после небольшой паузы.

— Ты можешь… научить меня чему-нибудь? Заклинанию, способности, чему угодно, чтобы выбраться отсюда.

Об этом стоило спросить неделей раньше, но в свою защиту замечу — любой серьёзный мыслительный процесс имел риск стриггерить эффект проклятья.

— Нет, — последовал лаконичный ответ, и пещера вновь погрузилась в тишину. В другой обстановке я бы не стал продолжать диалог, но обстановка не была «другой». Она была именно такой, как сейчас.

— Почему нет? Я чем-то тебя обидел?

— Не обидел. Нет возможности. Новый сосуд. Мало времени. Мало сна.

Что же, уже хорошо — мой единственный спутник на меня не злился, а просто не привык к смене обстановки.

— Если не секрет — сколько тебе нужно спать, чтобы ты освоился?

— Не секрет. Не знаю.

Это прозвучало очень по-человечески. Но и этого было недостаточно.

— Тогда расскажи мне что-нибудь, — попросил я, привычно привалившись к постаменту в центре пещеры. — Про свою родину. Какой она была?

Я был готов к тому, что Кёльколиуке отмолчится и заснёт, но после особенно длинной паузы он начал рассказ. Повествование, изложенное сухим, безэмоциональным голосом, делающим паузы через каждые пару слов, звучало мягко говоря специфически. Но это была настоящая история — про Архипелаг Затмения, когда-то процветающее место, где жили счастливые, гордые, свободные люди. Их женщины танцевали, сражались и правили наравне с мужчинами, их одежды были легки и изящны. Они строили огромные многоступенчатые дворцы с цветными колоннами, рисовали прекрасные фрески и делали из бронзы всё — от украшений до смертоносного оружия. Их магия была совсем не похожа на ту, что практиковали на материке. Никто не хотел воевать с Архипелагом Затмения, поскольку его жители всегда бились насмерть. А затем пробудился Дремлющий в Бездне, и они приняли на себя его первый удар.

Я не знаю, заснул ли я в какой-то момент рассказа или из-за стресса начались галлюцинации, но передо мной вставали невообразимые картины осады, растянувшейся на два десятилетия. Твари, от одного вида которых хотелось вырвать себе глаза, ползущие из океана на берег. Волны размером с небоскрёб, падающие на города. Облака тумана, меняющие внутри и снаружи тех, кто попадал внутрь. Боль. Смерть. Безумие. Всепоглощающее безумие.

Жители Архипелага держали оборону долго, невероятно долго, укрываясь за огромными магическими куполами. Они, как и раньше, стояли насмерть, но рано или поздно Улхсотот проникал повсюду.

— Погибли. Сбежали. Остались, — поток изображений растворился в темноте, снова сменившись голосом Кёльколиуке. — Люди. Духи. Боги. Сбежали. Остались. Погибли. Духи. Люди…

— Спасибо, — тихо сказал я, и он замолчал. — Прости, что заставил вспомнить.

— Было давно, — равнодушно ответил он. — Буду спать?

— Давай.

Смолы на факеле осталось так мало, что хватило бы минут на десять освещения, но зажигать его больше не требовалось. К концу второй недели я наизусть знал всё пространство пещеры Сердца и мог пересекать её в темноте в любом направлении, ни разу не споткнувшись и не врезавшись в стену. Каждое своё пробуждение я начинал с того, что подходил к «выходу» и пытался шагнуть сквозь тень — с одним и тем же результатом. После этого мне оставалось только мерять пещеру шагами или лежать на полу, ожидая, когда сознание поглотит сон. После разговора с Кёльколиуке эмоции постепенно вернулись, но мне не хватало ярости, чтобы скастовать ещё хотя бы один «Коготь феникса». «Язык саламандры», даже мастерского уровня, не мог проплавить камень, испепеление тоже не работало. Раз в двое суток я умирал от жажды.

Сны оставались небольшой отдушиной от бессмысленного подземного плена, хотя в них повторялся один и тот же сценарий. Я падал под воздействием проклятья Деи, через секунду получал контроль над происходящим и был волен управлять событиями. К сожалению, лишь в очень узких рамках заданной сцены — кратера и небольшого куска пустыни вокруг него. Как только я пытался уйти подальше или призвать сюда кого-то из моей памяти — в первую очередь Эми — сцена сбрасывалась и начиналась сначала. После нескольких сотен попыток я сдался. Моё существование разделилось между двумя тюрьмами: пещерой глубоко под землёй и пустыней под открытым небом, и ни одна из них не хотела меня отпускать.

В последнее время я просто сидел на краю кратера, подставив лицо тёплому ветру и любуясь закатом — это был один из немногих «визуальных эффектов», которые я мог менять. Пройдёт ещё пара недель, и солнце, что окрашивало пустыню в роскошный багрянец, наверняка надоест мне до чёртиков, но я старался не загадывать наперёд. Возможно, как-то так и должно выглядеть просветление — без мыслей и страстей, без надежды, без будущего.

— Ну и дрянь же эта ваша нирвана, — пробормотал я, обращаясь ни к кому.

— Совершенно согласна, — ответил никто голосом Кассандры Зервас.

Я вздрогнул и потерял контроль над происходящим. Убивает не падение. Взлететь не вышло. Худшее из возможных приземлений, будто в первый раз — сломанные кости, лужи крови и ужасная, ничем не притупленная боль.

Моя наставница неодобрительно смотрела, как я корчусь в муках на дне кратера.

— Что-то ты совсем себя забросил, мой дорогой.

Кажется, настал конец тому, что казалось мне вечностью.

Судорожно вздохнув, я проснулся и открыл глаза, уставившись в неизменную темноту. Что это было, часть сна или нечто большее? Скорее всего, для выяснения нужно снова заснуть, и постараться не умереть. Ради такого случая можно пренебречь обычным ритуалом проверки «Шага» и просто…

— Здесь всегда такая темень? — проворчала Кассандра откуда-то слева.

Я подскочил как ужаленный, в первый раз за много дней забыв о постаменте в центре и с размаху долбанулся об него мизинцем.

— АААААААА!!!

Если бы в радиусе километра было чему обваливаться, мой крик точно бы вызвал новый обвал. Я бухнулся на пол, обхватив обеими руками пострадавшую ступню — кажется, так больно мне не было ни разу за все падения в кратер.

— Неужели мой визит вызвал в тебе такой ужас, что ты пытаешься убить себя? — ядовито поинтересовалась моя наставница. — Что же, я могу уйти, дать тебе успокоиться…