Путь Моргана - Страница 2

– Вот оно! – наконец воскликнул он, разворачивая лондонскую газету. – Леди и джентльмены, завсегдатаи «Герба бочара», семь с половиной месяцев назад в палате лордов состоялись шумные дебаты, во время которых знаменитый старик Уильям Питт, граф Чатем, произнес свою величайшую речь. В защиту колонистов. Но меня взволновали не слова Чатема, – продолжал мистер Тислтуэйт, – а реплика герцога Ричмонда, цитирую: «Да, мы способны сеять ужас и разрушение, но все это не значит, что мы умеем править!» Как верно, как справедливо! А вот еще отрывок, где содержится одна из великих философских истин, хотя у лордов он вызвал лишь саркастические усмешки: «Ни один народ нельзя заставить подчиниться форме правления, воздействия которой он не ощущает».

Он огляделся и кивнул.

– Вот почему я утверждаю, что все битвы, которые мы выиграем, будут бесполезны и никак не повлияют на исход войны. Если колонисты выживут, они победят. – Блеснув глазами, он свернул газету, сунул всю пачку бумаг обратно в карман и отправил туда же пистолет. – Ты слишком много знаешь об оружии, Ричард, и в этом твоя беда. Ни ребенку, ни кому-либо из присутствующих не грозила опасность. – В горле у него зародилось ворчание, от которого задрожали поджатые губы. – Я всю жизнь провел в этой зловонной выгребной яме под названием Бристоль, от скуки развлекаясь тем, что превращал гноящиеся раны правительства тори, всех этих квакеров, шейкеров и «делателей королей», в темы для своих пасквилей. – Он помахал поношенной треуголкой своим слушателям и прикрыл глаза. – Если колонисты выживут, они победят, – повторил он. – У каждого жителя Бристоля найдется тысяча знакомых колонистов – город кишит ими, как ночь – летучими мышами. Распад империи, Дик, – вот первый предсмертный хрип наших английских глоток. Я знаком с колонистами и уверен, что они победят.

Странный зловещий звук ворвался в зал с улицы – гул множества сердитых голосов; фигуры смутных очертаний, неторопливо проплывающие за окнами, сменились быстро мелькающими тенями.

– Мятежники! – Вскочив на ноги, Ричард протянул ребенка жене. – Пег, скорее унеси Уильяма Генри наверх! Мама, ступай с ними. – Он обернулся к мистеру Тислтуэйту. – Джимми, ты намерен стрелять с обеих рук или, может быть, одолжишь мне второй пистолет?

– Боже упаси! – Дик вышел из-за стойки, и все присутствующие убедились, что он не уступает Ричарду ни ростом, ни крепостью телосложения. – Здесь, на Брод-стрит, мятежники не появлялись даже в те времена, когда из Кингсвуда нагрянули углекопы и сцапали старину Брикдейла. Такого не случалось, даже когда матросы подняли бунт! Что бы там ни было, это не мятеж. – Он направился к двери. – Но я хочу узнать, что происходит, – заключил он и затерялся в толпе. Посетители «Герба бочара» последовали за ним, среди них были и Ричард, и Джимми Тислтуэйт с торчащими из карманов рукоятками пистолетов.

На улице бурлила толпа, люди высовывались из каждого окна, рискуя свернуть шею; не видно было ни единого камня на мощеной улице, ни одной плиты тротуара, недавно проложенного по обе стороны Брод-стрит. Людской поток подхватил троих мужчин и понес к перекрестку Уайн-стрит и Корн-стрит. Но они оказались не в окружении мятежников, а в толпе состоятельных, донельзя рассерженных горожан, среди которых не было ни женщин, ни детей.

На противоположной стороне Брод-стрит, ближе к торговому кварталу вокруг муниципалитета и биржи, располагался постоялый двор «Белый лев», штаб-квартира «Общества непоколебимых». Так назывался клуб тори, оплот его величества короля Англии Георга III, подданных которого члены клуба с легкостью обрекали на смерть. Очагом волнений стала соседняя «Американская кофейня»; вывешенный над ней красно-белый полосатый флаг большинство американских колонистов считали своим знаменем – в тех случаях, когда флаг Коннектикута, Виргинии или другой колонии был неуместен.

– Пожалуй, – заговорил Дик Морган, тщетно приподнимаясь на цыпочки, – лучше будет вернуться в «Герб бочара» и посмотреть из окон верхнего этажа.

Так они и сделали, поднявшись по ветхой скрипучей лестнице за стойкой и прильнув к окнам мансарды, опасно нависающей над Брод-стрит. Из дальней комнаты слышался плач маленького Уильяма Генри, над колыбелью которого ворковали и хлопотали мать и бабушка. Суматоха на улице ничуть не интересовала Пег и Мэг, поскольку успокоить Уильяма Генри никак не удавалось. Шум не соблазнял и Ричарда, которого тянуло присоединиться к женщинам.

– Ричард, в ближайшие несколько минут с ним ничего не случится! – рявкнул Дик. – Иди сюда и смотри, черт бы тебя побрал!

Ричард нехотя подошел, выглянул в распахнутое окно и изумленно ахнул:

– Отец, янки! Господи, а это что за штуковины?

Штуковинами он назвал два сшитых из тряпок чучела, весьма умело набитых соломой, обмазанных еще дымящейся смолой и вывалянных в перьях. На головах у них красовались эмблемы колонистов – чудовищно старомодные, но очень удобные шляпы с низко опущенными широкими полями, в окружении которых низкая круглая тулья смотрелась точно желток посреди яичницы.

– Эй! – взревел Джимми Тислтуэйт, заметив знакомого, облаченного в дорогой костюм. Тот сидел на краю повозки, груженной высокими бочонками. – Мастер Харфорд, что происходит?

– «Общество непоколебимых» приговорило к повешению Джона Хэнкока и Джона Адамса! – выкрикнул в ответ богач квакер.

– Потому что генерал Гейдж отказался помиловать их после подписания соглашения?

– Не знаю, мастер Тислтуэйт. – Явно опасаясь язвительных насмешек, Джозеф Харфорд спустился со своего наблюдательного поста и растворился в толпе.

– Лицемер! – буркнул себе под нос мистер Тислтуэйт.

– Это не Джон, а Сэмюэл Адамс, – сообразил Ричард, в котором пробудилось любопытство. – Разве нет?

– Если «Общество непоколебимых» вознамерилось повесить богатейших купцов Бостона – тогда да, это должен быть Сэмюэл. Но Джон больше пишет и болтает, – откликнулся мистер Тислтуэйт.

В портовом городе добыть две веревки и затянуть петли не представляло труда; эти веревки появились как по волшебству, и вскоре две твердые, вывалянные в перьях куклы в человеческий рост были вздернуты на вывеске «Американской кофейни», лениво покачиваясь и продолжая медленно тлеть. Ярость угасла, толпа членов «Общества непоколебимых» постепенно вливалась в гостеприимно распахнутые синие двери «Белого льва».

– Тори – мерзавцы! – заявил мистер Тислтуэйт, спускаясь по лестнице и лелея мечту о кружке рома.

– Ступай прочь, Джимми! – отозвался хозяин таверны, спеша запереть дверь на засов, пока не кончатся уличные волнения.

Ричард не последовал за отцом вниз, хотя к этому призывал его долг: его имя было вписано рядом с именем Дика в книге Корпорации бристольских торговцев. Ричард Морган, трактирщик, заплатил пошлину и был признан фрименом – почетным, наделенным избирательным правом жителем города, образующего отдельный округ в отличие от соседних Глостершира и Сомерсетшира, гражданином второго по величине города всей Англии, Уэльса, Шотландии и Ирландии. Из пятидесяти тысяч душ, проживающих на территории Бристоля, только семь тысяч считались фрименами и имели право голосовать.

– Вакцина действует? – спросил Ричард у жены, склоняясь над колыбелью. Уильям Генри забылся беспокойным сном.

– Да, дорогой. – Нежные карие глаза Пег вдруг наполнились слезами, губы задрожали. – Теперь будем молиться, Ричард, чтобы он не заболел оспой. Впрочем, жар у него не такой сильный, как был у Мэри. – И она легонько подтолкнула мужа. – Ступай прогуляйся как следует. Можно и шагать, и молиться одновременно. Иди, Ричард, прошу тебя. Если ты останешься здесь, отец разворчится.

После кратковременной паники, которая охватывала город за считаные минуты, едва возникала угроза мятежа, Брод-стрит погрузилась в апатию. Проходя мимо «Американской кофейни», Ричард на минуту остановился, рассматривая раскачивающиеся чучела Джона Хэнкока и Джона или Сэмюэла Адамса. Из столовой «Белого льва», где обедали члены «Общества непоколебимых», до него долетали взрывы смеха и злобные выкрики. Губы Ричарда презрительно скривились; Морганы были преданными сторонниками вигов, их голоса обеспечили успех Эдмунду Берку и Генри Крюгеру на выборах в прошлом году – и каким же посмешищем они стали! А как разозлился лорд Клер, почти не получив голосов!