Путь любви - Страница 8

Метод Арики — это технология, техника, знание без любви — и поэтому он опасен. Он будет превращать людей в роботов.

Всегда помните, свобода — единственная цель; мокша, полная свобода — вот цель. Вы можете превратить человеческие существа в роботов, они будут менее несчастными. Ведь, если вы полностью станете роботом, как вы можете остаться несчастными? Машины не бывают несчастными: конечно, и счастливыми тоже, но никогда несчастными — это определенно. Метод Арики, как и любой другой метод, который существует без любви, опасен. Но это очень трудно отличить, потому что тот же самый метод может быть использован с любовью, и тогда он станет полезным. Тот же метод может быть использован без любви, и он станет опасным. И очень трудно отличить, глядя со стороны, используется метод с любовью или нет.

Методы Арики были заимствованы из различных школ: суфийской, гурджиевской, тибетской, индийской, японской. Это эклектика. Со всего света они собрали техники. Во-первых, они взяты из различных школ — в них нет гармонии, в них отсутствует центр. Это просто нагромождение — куча, толпа, но вовсе не семья — потому что техники взяты из разных школ.

Суфийские техники обязательно будут отличаться от техник Дзен. И то и другое действует, и то и другое работает, но работает по-разному. Техники сами по себе не могут работать вне своей системы. Это будет так, как если бы вы взяли одну деталь от машины и стали устанавливать ее на машину другой марки. Она не устанавливается, и вы озадачены: «Почему же она не работает?» В первой машине она работала, она была в гармонии, она была предназначена специально для той машины. Методы Дзен работают в философии Дзен, методы суфиев работают в суфийской школе, тибетские методы работают в тибетском эзотерическом буддизме, методы йоги работают в системе Патанджали. Нельзя просто набрать всяких методов отовсюду, иначе у вас получится машина, в которой часть деталей из «Роллс-ройса», часть из «Линкольна», часть из «Кадиллака», а часть от «Фиата» — вы напихаете в свою машину кучу всевозможных деталей. Ваша машина станет опасной… Во-первых, она никуда не поедет, и вам очень повезет, если она никуда не поедет. Если она тронется, вас можно только пожалеть. Арика выбрал техники из разных школ. Арика очень жаден, эклектичен; и во всем этом нет центра. Это не оркестр, это шумный базар.

Во-перых, если вы следуете методам Арики слишком часто, вы не придете к своему центру. Вы будете получать различные переживания на периферии, но никогда не придете к своему центру. И все ваши переживания не будут одной целой семьей, они будут фрагментарными. И это опасно; вы развалитесь на части.

Во-вторых, там нет любви, потому что там нет центра — а любовь возникает только там, где есть центр. Скопище столь многих техник пусто, в нем нет души. Так что вы можете очень хорошо освоить техники, но ваше сердце так и не расцветет. Вы станете искусными, но не станете блаженными. Вы можете стать менее несчастными, менее напряженными, вы станете способны лучше собой владеть, ваше эго может стать более сильным, но в вас не будет души.

Все методы работают в своем собственном контексте. Но у Арики еще нет никакой своей философии, нет никакой гармонии. И это не путь, чтобы создать гармонию, это прямо противоположный путь. Ведь буддизм возник тогда, когда Будда стал просветленным. Сначала появился центр, и он затем начал развивть несколько методов, чтобы Помочь тем, кто еще не был просветленным, чтобы помочь им прийти к центру так же, как пришел он. Сначала появился центр, а затем периферия.

Так же было и с Джалалутдином Руми: он стал просветленным, когда танцевал, когда кружился — не для того, чтобы стать просветленным, он и не знал, что это такое. Просто ему очень нравилось вращение, оно приносило ему большой покой. Просто так случилось, что, когда он кружился, он стал просветленным. Когда он стал просветленным, он начал думать, как помочь другим людям; сначала возник центр. И затем он начал создавать суфийские методы. Так же обстояло дело и с Патанджали.

А с Арикой все совершенно иначе. У него нет просветленного бытия в центре. Конечно, он очень умный человек человек, который собрал множество методов из разных источников, из разных стран и разных традиций — но нет центра. Это всего лишь периферия. Поэтому люди, которые заинтересовались Арикой, рано или поздно почувствуют, что они остановились. Они достигнут некоторого состояния, и вдруг увидят: роста больше не будет. И вы станете высохшими, подобно пустыне… потому что пока любовь не расцветет, цветы никогда не появятся, деревья не вырастут, реки не потекут.

Высшее цветение всегда принадлежит любви.

Второй вопрос:

Как-то вы сказали, что вы эгоист. Позже — что эгоист не может быть счастливым, а сами сказали, что вы счастливы. Прокомментируйте — это, пожалуйста.

Никогда не слушайте, что я говорю! Просто смотрите на меня, слушайте меня. Совсем не беспокойтесь о моих словах. Посмотрите вперед: можете ли вы видеть какое-либо эго в человеке, который здесь сидит и говорит с вами? Не принимайте так серьезно то, что я говорю. На самом деле, только человек, у которого нет никакого эго, может сказать: «Я величайший в мире эгоист».

Обычно эго пытается себя спрятать. Вы говорите кому-то: «Ты эгоист»; он обидится. Он действительно может быть эгоистом, но он обидится. Чем больший он эгоист, тем больше он обидится. Эго хочет действовать только из подсознания, из-за темного угла. Оно никогда не выходит на свет. Оно может вам сказать, что я самый отъявленный в мире эгоист, просто потому, что для этого нет никакого повода.

А я говорю вам, что мое эго всеобъемлюще. Как эго может включать в себя все? Эго должно, наоборот, исключать, иначе оно потеряет устойчивость. Эго должно сказать: «Вы — это вы, а я — это я, и я выше, чем вы и лучше, чем вы». Эго должно настаивать на определенности, разграничении. Когда я говорю, что во мне вы все, мое эго настолько огромно, что оно включает все — оно не исключает ровно ничего, даже дьявола — и тогда «вы» исчезает. А когда «вы» исчезает, то как может продолжать существовать «я»?

Но вопрос задал англичанин. Для них это естественно. У англичан плохо с юмором. Он воспринял это серьезно, ведь они — серьезные люди. Он, должно быть, начал думать: «Этот человек сам себе противоречит». А я несерьезный человек. Мне можно и попротиворечить. Говорят, что, когда англичанину рассказывают анекдот, он смеется три раза. Первый раз — когда он выслушивает анекдот — естественно, что он его так и не понимает. Он смеется просто из вежливости, чтобы другой человек не обиделся — что его не поняли, или что его шутка оказалась несмешной. И чтобы не смущать человека, он громко смеется. Затем он смеется во второй раз — ночью, посреди ночи, когда анекдот до него доходит. Он говорит: «Понял!» и смеется. И, наконец, он смеется в третий раз — над самим собой: смеяться над анекдотом посреди ночи! «Как глупо! И как не по-английски!»

Третий вопрос:

Любопытство и сильной жажда вечного привели меня в ваш лагерь. Может ли любопытство, недоверие помешать человеку стать достойным учеником? Ваш совет мне — немедленно покинуть лагерь — кажется достаточно жестоким.

Первое: любопытство никогда не бывает вместе с сильной жаждой. Любопытство никак не связано с жаждой. Любопытство — что-то детское: человек просто хочет узнать. Это как чесотка — никаких серьезных намерений, вы не готовы за это заплатить. Вы просто любопытствуете. Вам это не очень нужно, ваша жажда не глубока. Вы не собираетесь, узнав это, изменить свою жизнь, свое поведение, свой путь, свое существо. Просто, попутно, вы хотите знать: вы этим не очень сильно интересуетесь.

Многие люди уже приходили ко мне и спрашивали. Один пришел и сказал: «Как вы думаете? Бог есть или ого нет?» Чтобы задать такой вопрос, нужен очень глупый человек. Вопрос столь необъятен, столь невыразим. Как можно такое сказать? Даже сказать такое — уже значит опошлить; это уже кощунство. Вы можете плакать, вы можете стенать, но вы не можете даже произнести этого. Вопрос столь таинствен, столь свят, что вы будете биться, но не сможете его сформулировать.