Путь любви - Страница 38

1.107. КОЛОТ МОНСО ОКОП КИНХИ

Заставил я молчать свой беспокойный ум,

Теперь я радуюсь всем сердцем:

Ибо в явном видел я неявное.

Среди всего, что видел, я встречал Его,

Живя в цепях, я сделался свободным,

Я вырвался из хватки всех оков.

Кабир сказал:

я достиг недостижимого

И мое сердце окрасилось в цвета любви.

1.105. ДЖО ДИСОИ СО ТО ХАИ НОХИН

То, что вы видите — не существует.

Тому, что существует, вы не найдете слов.

Пока вы не увидите все сами,

не верьте никому. Чему учили вас, не сможете принять.

О ком я говорю — тот знает все без слов.

Невежды остаются в пустоте.

Одни пытаются бесформенное знать.

Другие медитируют над формой.

Но знает мудрый человек, что

Брахма — и ни то, и ни другое,

Что красота Его невидима глазами,

Что звук Его посланья уху незнаком.

Кабир сказал:

тот, кто пришел одновременно

И к любви и к отреченью.

Становится навеки превзошедшим смерть.

БЫЛО прекрасное утро, солнце только что взошло над горизонтом, и первые его лучи играли на листьях миндаля. Вдруг я увидел на миндальном дереве сову. Она сказала:

Уже темнеет; можно ли здесь переночевать до утра? Ее слушал один лишь кролик. Он сказал:

Сударыня, ведь уже рассвет! Солнце взошло. Все — совсем наоборот.

Понимание совы совершенно иное: для нее ночь — это день, а день — это ночь; утром она ложится спать, вечером она просыпается. И такая же огромная пропасть лежит между мистиками и немистиками. То, что для мистиков — рассвет, для вас — глухая ночь; а то, что для мистиков — глухая ночь, для вас — все, что у вас есть в этой жизни. Поэтому они вам непонятны.

Мистиков всегда не понимали. Они скажут одно, а мы слышим совершенно другое. Непонимание между мистиками и немистиками — такое обычное явление, что понимание кажется почти чудом. Когда же случается понимание между мистиком и немистиком, то немистика уже не назовешь немистиком: само это понимание трансформирует его.

— Я тебе помогу, с твоего разрешения, иначе ты утонешь, — сказала обезьяна, подвешивая рыбу на дерево.

Она от всей души оказывает помощь, пытаясь не дать рыбе утонуть. Она убьет рыбу своим состраданием. Это нужно очень хорошо понимать; это должно стать отправной точкой.

Кабир — это мистик, один из величайших. Но, во-первых, то, что он пытается сказать, искажается в тот момент, когда он это говорит, потому что он понял это там, куда слова никогда не проникают, где тишина неподвластна времени. Он познал, пережил это, видел сам — но тогда, когда он не был в уме.

Затем он хотел это выразить: пришлось воспользоваться умом, который должен был играть определенную роль. Ум пытался это выразить, но сама эта попытка все портила. Тишина должна была перейти в звук, тишина должна была стать своей противоположностью, бессловесное нужно было заключить в слова, неопределенное сделать определенным; нечто необъяснимое пришлось объяснить… конечно, все было потеряно. Если не все, то почти все. Только лучина правды осталась, почти намек. Если его собственный опыт был подобен великому океану, то это было подобно маленькой ванне.

И все же мистикам приходится говорить. Им приходится делиться. Это для них тоже опыт — делиться. Это подобно цветку, который, открываясь, делится с миром своим ароматом. Это приходится делать; никто не сможет хранить это долго в себе. Ему захочется подарить это человечеству и всем тем, кто продолжает искать в темноте. Может быть, он не сможет передать вопрос. Она многих заставит искать. Поэтому мистику приходится говор И когда мистик об этом говорит, он просто плачет, потому что он видит, как разница между тем, что случилось с ним, и тем, что получается из сл девяносто девять процентов сразу теряется. К тому же, когда вы слышите слово, вы понимаете его согласно своему собственному опыту.

Главное — это переживание; затем мистику приходится выразить его помощью ума. А ум он получен им от общества, ум обусловлен общество: Сам ум — это не что иное, как накопленный опыт жизни среди люде Мистику приходится переводить: то, что узнают только в полном одиночестве то. что возможно пережить только в себе, приходится выражать с помощь обычных слов, приходится делать частью языка, частью масс. Очень много теряется.

Но даже когда вы слышите слово, то вместо того, чтобы почувствовать невыраженное, вы ловите смысл слова, которое само по себе не имеет значения. Вы снова упускаете главное. И даже тогда вы приспосабливаете эти слова к своему собственному уму, сопоставляете со своим опытом. Теперь вы ушли за тысячи миль от настоящего переживания.

Однажды я слышал…

Великий Мастер Дзен Сосан на просьбу объяснить высший смысл учения Будды ответил:

— Вы не поймете, пока его не получите.

Но тогда отпадает вопрос о понимании. Если вы уже получили, вы уже получили; уже не нужно стараться понять. Только если вы не имеете, вы хотите понять и не можете понять. Это парадокс: вы можете понять это только тогда, когда сами это получите. До этого нет возможности понять это, нет таких средств. Но тогда, когда вы получили, у вас уже есть; это уже Щ не нужно. Что есть, то уже есть, Нет уже никакого желания понимать, потому что это уже произошло, вы уже сами знаете, это стало вами.

Это подобно приему пищи: когда вы едите, вы же не становитесь пищей. Понимаете? Иначе вы стали бы бананом. Вы едите банан, но не вы становитесь бананом, а банан становится частью вас. Совершенно то же самое, когда вы узнаете Бога: Бог становится частью вас. Когда вы узнаете истину, истина становится частью вас; она в вас всасывается, она попадает в вашу кровь, она поглощается вашими костями, она входит в вашу плоть, она становится всем, что вы есть. Тогда нет необходимости ее понимать. Тогда нет никого, кто бы мог понять, кет никого вовне, все в вас стало этим. Ваше понимание само превратилось в это. Мы хотим понять, потому что не понимаем. И поэтому мы ищем объяснений. Но ни одно объяснение этого не объяснит.

Таков парадокс религиозных переживаний: тем, кто испытал, уже не нужно ничего понимать. Им совершенно достаточно самого переживания; более чем достаточно. Они могут танцевать, они могут петь, они могут смеяться, но они не чувствуют никакой потребности это объяснять. Онимогут сейчас это переживать, ничего об этом не говоря — они могут просто спокойно сидеть, либо они могут несказанно этому радоваться, но их совершенно не заботит то, как объяснить.

Вот почему все великие писания мира: Упанишады, Дао дэ Дзин, Откровения Иисуса, Дхаммапада Будды — просто утверждения, а не объяснения. Упанишады не доказывают присутствие Бога, они просто утверждают, они говорят: это так, это бесспорно. Они не выдвигают никаких гипотез, они просто заявляют: это так. Это скорее провозглашение. Они не приводят ничего в подтверждение своих заявлений. Они просто говорят: это так — можете принять, можете не принять, но это так. И нет необходимости что-либо оказывать: это самоочевидно.

Но для тех, чьи души все еще находятся в глухой ночи, кто спотыкается, идет наощупь, нужны некоторые объяснения. Они будут очень, очень далеки от истины, это будет просто ложь, но все же необходимая.

Поэтому мистики говорят. Им приходится говорить, им приходится проливаться, зная, что это немногим поможет. Это помогает очень немногим людям. Это помогает тем, кто уже готов слушать — только тогда это помогает. Если вы начинаете спорить все становится бесполезным: мистики не будут спорить, они не могут вас убедить. В этом смысле все мистики очень хрупкие. Если трезво на них посмотреть, они очень неопределенны: они не умеют спорить и не умеют доказывать. Вы только можете подойти ближе к ним, вы можете почувствовать их существо, посмотреть в глаза, взять за руку. Вы можете полюбить этого человека, вы можете открыться этому сумасшедшему, этому мистику, вы можете отправиться с ним в неизвестное. И если у вас достаточно смелости и доверия, это будет путешествие, полное приключений. Но стоит вам усомниться, вы мгновенно оказываетесь там же, где и прежде. Если вы сомневаетесь, нет никакой возможности подойти ближе. Нужно доверять.