Путь Короля. Том 1 - Страница 161

— Но я бы даже не попал в Норвегию, если бы меня не выкупили у Хрорика и не привезли сюда.

— Да, но теперь-то ты здесь. И люди вроде Торвина — он не во вред тебе, но все равно должен бы соображать — люди вроде Торвина ходят и рассказывают, что ты сын богов и тот, кто пришел с Севера, и уж не знаю, что еще. У тебя бывают видения, ты сам встречаешься в видениях, Хагбарт что-то говорит, а Виглик добавляет. Ясно, что люди прислушиваются. Потому что есть одна штука, над которой никто не может посмеяться, как над бабкиной сказкой: ты трэль, который стал королем, этому я сам свидетель. Ты отодвинул Альфреда в сторону, а он богорожденный, происходит прямиком от Одина, даже англичане это признают. Ты прогнал короля франков. Что против этого предсказания каких-то там гадалок? Разумеется, Рагнхильда думает, что ты опасен. Вот что ее заботит.

— Что там готовится на завтра? — спросил Шеф.

— Жрецы Пути соберутся в священный круг. Будут решать насчет тебя. Тебя там не будет. И меня тоже.

— А если они решат, что Торвин ошибся? Наверняка они тогда смогут от меня отвязаться и отпустить домой. В конце концов, ведь я поддерживаю Путь, я ношу амулет, я помогал им утвердиться в бывших христианских землях. Любой жрец Пути всегда может запросто приехать в мое королевство и будет желанным гостем, и научится новым искусствам, и даже более того, — добавил Шеф, вспоминая, о чем недавно разговаривал с Уддом.

— А если они все-таки решат, что ты тот, кого они ищут?

Шеф пожал плечами.

— Если миру и суждены какие-то перемены, я бы предпочел начать их в Англии, а не застрять здесь, куда никто не приезжает.

Бранд нахмурился, недовольный таким отзывом о Норвегии.

— А если они решат, что ты не тот, кого они ищут, а только притворяешься им? Или еще того хуже, что ты соперник и враг того, кого они ищут? Так думает Вальгрим Мудрый, и у него есть доводы. Он уверен, что великий перелом в мире, после которого падет власть христиан, должен прийти от Одина. А ведь все согласны, что тебя послал не Один. — Он ткнул Шефа в грудь могучим перстом. — Хотя ты с головы до пят выглядишь так, как надо, с твоим одним глазом и этим проклятым копьем. Вальгрим думает, что ты — угроза для замыслов Одина. Он постарается, чтобы тебя за это приговорили.

— Итак, Вальгрим думает, что я угроза для замыслов Одина. А Рагнхильда думает, что я угроза для будущего ее сына. И все потому, что я научился делать катапульты и арбалеты, сплетать веревки, ковать шестерни и пружины. Им следовало бы понять, что подлинная опасность — это Удд.

— В Удде всего пять футов роста, — проворчал Бранд. — Его никто не считает опасным, потому что его никто даже разглядеть-то не может.

— Тогда поберечься стоит тебе, — ответил Шеф. Он задумчиво произнес слышанное им от Торвина:

В сумерках высоко в горах сидел человек, который когда-то пожертвовал удачей своей семьи, который чувствовал, как удача уходит у него из рук. Некоторым людям доводилось увидеть hamingja, удачу какой-нибудь семьи, земли или королевства: обычно это была гигантская женщина, полностью вооруженная. Олаф такого не видел. Но тем не менее он ощущал, как удача уходит от него. Это из-за того, что ушла удача, умер его сын Рогнвальд Великодушный. Рогнвальда убил собственный отец.

Сейчас несчастному отцу приходится решать, не была ли его жертва напрасной. Появился этот пришелец, одноглазый. Олаф видел, как он сошел на берег, как его приветствовали жрецы Пути и эта опасная шлюха, невестка Олафа. Даже на расстоянии Олаф ощущал, насколько вокруг одноглазого все пропахло удачей. Ее было так много, что она пересилила удачу рожденных Одином королей Уэссекса. Теперь она легко могла пересилить даже предназначение, которое Олаф предвидел для семьи своего сводного брата. Потому что будущее, как прекрасно знал Олаф, не предначертано, это вопрос возможностей. Иногда возможности не осуществляются.

Не должен ли он вмешаться? Олаф впустил Путь в Западный Фолд много лет назад, признав его власть над вещным миром благодаря сбору новых знаний и власть над миром — духовным — благодаря его провидцам и мистикам. С властью над вещным миром Олаф имел мало общего, а с духовной властью его объединяло многое. Не будь он королем, он бы мог сравняться с Вигликом по множеству видений. Не говоря уж о том, что Виглик видел то, что происходит, или то, что уже произошло. А Олаф видел то, что может произойти. Если не избавлялся от желания увидеть.

Олаф молча обдумывал, какую роль сыграть утром, когда Путь соберет священный круг, и его позовут, чтобы сидеть рядом, слушать и советовать. Если он решит покончить с одноглазым, он знал, что с ним будет большинство и он сможет возродить замысел, которому принес в жертву свою жизнь и жизнь собственного сына. Но поступив так, он принесет в жертву иную будущность. Олаф улавливал слабое покалывание мыслей, откуда-то издалека пробивающихся навстречу его собственным, ищущих то, что он уже знал, пытающихся найти дорогу среди таких же путаных, как у него, предчувствий. Христианские священники так же, как и он сам, хорошо понимали, что надо искать. Однако они опоздали: он уже знал то, что они только искали, он был ближе к разгадке.

Когда солнце совсем исчезло с небосвода, он забрал из рощицы свои лыжи, прошел туда, где под деревьями сохранился снег, и начал извилистый спуск в долину. Позади него поднимался волчий вой. Когда его лыжи скользили мимо крестьянских хуторов, заметившие его смерды шептали своим женам:

— Это король-эльф. Он опять ходил на каменный круг, на Гейрстат, чтобы посоветоваться с богами.

Внутри большого здания в форме корабля жрецы Пути собрались в свой святой круг. От внешнего мира его отгораживала белая бечева со свисающими с нее низками сакральных ягод дикой рябины — ягод, к весне поблекших, утративших осеннюю яркость. В кругу сидело больше сорока жрецов, самый многолюдный круг, о котором они когда-либо слышали, образованный по большей части людьми из Норвегии, где Путь был особенно силен, но также — из Дании и Швеции, было даже несколько новообращенных и проповедников с островов северной Атлантики, из Ирландии и из Фризии, где Путь зародился почти два столетия назад. А один, лекарь Ханд, — из самой Англии, его под покровительством Ингульфа официально приняли в Путь за неделю до круга.

С одной стороны крута стояло серебряное копье Одина, у другой полыхал костер Локи. По традиции, как только собрание начиналось, в этот костер уже нельзя было подкладывать дров, и собрание не могло больше продолжаться, когда костер прогорал настолько, что в пепле не найти было ни единой искорки.

Вальгрим Мудрый стоял около копья Одина, не касаясь его, поскольку ни один человек не имел права притязать на это копье, однако напоминая собравшимся, что среди них он был единственным жрецом, кто отважился на небезопасное служение Одину. Он служил Богу Повешенных, Предателю Воинов, а не добродушным одомашненным богам вроде Тора, крестьянской подмоги, или Фрейра, дарующего плодовитость людям и животным. В десяти шагах позади него, почти невидимое в полумраке у закрытых ставнями окон, стояло резное деревянное кресло с подлокотниками и балдахином, украшенным изображением переплетенных драконов. В тени угадывалось бледное лицо, низко надвинутый золотой венец отбрасывал красноватые отблески огня Локи: это был король Олаф, гостеприимный покровитель Пути, приглашенный для наблюдения и совета, однако без права голосовать и высказываться без специальной просьбы.

Скрип сидений и гул приглушенных разговоров постепенно затихали. Вальгрим медлил, выжидая, когда придет его час: он знал, что у него есть противники, и хотел использовать все свои преимущества. Единственный из собравшихся, кто стоял, он обвел взглядом круг и дождался, чтобы все взоры обратились к нему.