Путь королей - Страница 58
– Да, – перебила спрен. – Это был сарказм. – Она наклонила голову. – Я знаю, что такое сарказм. – Хитро улыбнулась. – Я знаю, что такое сарказм!
«Буреотец, – подумал Каладин, глядя в ее радостные глазки. – Есть в этом что-то зловещее…»
– Погоди-ка, а раньше с тобой похожего не происходило?
– Не знаю. Не помню ничего, что случилось больше года назад, когда я впервые увидела тебя.
– Правда?
– Неудивительно. – Сил пожала полупрозрачными плечиками. – У большинства спренов короткая память. – Она поколебалась. – Не понимаю, откуда мне это известно.
– Может быть, все правильно. Ты могла уже пережить такое, а потом все забыла.
– Не очень-то утешает. Мне не нравится сама мысль о том, что я могу что-то забыть.
– А мысли о смерти и лжи тебе тоже не нравятся?
– Да. Но если я утрачу эти воспоминания… – Она уставилась на что-то перед собой, и Каладин, проследив за направлением ее взгляда, заметил пару спренов ветра, беззаботно и свободно кувыркавшихся в небе.
– Будущее тебя пугает, – понял молодой мостовик, – но возвращение в прошлое вызывает ужас.
Сил кивнула.
– Эти чувства мне знакомы, – сказал он. – Идем. Мне надо поесть, а после обеда я должен успеть кое-что раздобыть.
15
Ловля на живца
Ты не согласен с моей затеей. Я это понимаю, насколько вообще могу понять того, с кем у меня столь глубокие разногласия.
Спустя четыре часа после нападения ущельного демона Адолин все еще руководил уборкой. В ходе битвы монстр уничтожил мост. К счастью, несколько солдат остались на другой стороне и отправились за мостовым расчетом.
Адолин ходил среди воинов, собирал донесения; послеполуденное солнце клонилось к закату. В воздухе пахло плесенью. Так пахла кровь большепанцирника. Само чудовище лежало там же, где погибло, со вскрытой грудной клеткой. Несколько солдат сдирали с него панцирь, а рядом с ними на туше уже вовсю пировали кремлецы. Слева, на неровной поверхности плато, длинными рядами разместили людей, подложивших под голову свернутые плащи или рубашки. О них заботились лекари из армии Далинара. Адолин благословил своего отца за то, что тот всегда брал с собой лекарей, даже в развлекательную поездку, как эта.
Адолин пошел дальше, все еще одетый в осколочный доспех. Войска могли бы попасть в военные лагеря другой дорогой – здесь имелся еще один мост, уводящий вглубь Равнин, – направиться на восток, а потом вернуться кружным путем. Далинар, однако, призвал, к вящему неудовольствию Садеаса, остаться и позаботиться о раненых, отдохнуть несколько часов, пока не прибудет мостовой расчет.
Адолин посмотрел на большой шатер, откуда доносился звонкий смех. Вокруг шатра стояли шесты с зубчатыми наконечниками, в которых были закреплены большие светящиеся рубины. Это фабриали, дававшие тепло без огня. Он не понимал, как работали фабриали, хотя знал, что наиболее сильным требовались большие самосветы.
И опять другие светлоглазые наслаждались отдыхом, пока он трудился. На этот раз Адолин не возражал. Ему бы трудно было веселиться после такой катастрофы. А это именно катастрофа. Подошел младший светлоглазый офицер со списком потерь. Его жена про читала список, который они передали Адолину и удалились.
Почти пятьдесят убитых, вдвое больше раненых. Многих пострадавших Адолин знал. Когда королю представили первоначальный отчет, тот отмахнулся от смертей, заметив, что за свою доблесть павшие воины получат чины в небесном Войске Вестников. Он как-то слишком легко забыл, что сам мог оказаться в списке потерь, если бы не Далинар.
Адолин поискал взглядом отца; тот стоял на краю плато и опять смотрел на восток. Что он там искал? Это уже не первый раз. Молодой человек и раньше видел, как отец совершал необыкновенные поступки, но ничего столь драматичного еще не случалось. В памяти юноши отпечатался образ: его отец стоит под массивным ущельным демоном, не давая твари убить короля, и его осколочный доспех светится.
Другие светлоглазые теперь осторожнее вели себя рядом с Далинаром, и за последние несколько часов Адолин не услышал ни единого намека на его слабость даже от людей Садеаса. Он боялся, что это не продлится долго. Пройдут недели, и опять люди начнут болтать о том, как редко он участвует в сражениях на плато и как же он ослабел.
Адолин понял, что жаждет повторения. Сегодня, когда Далинар рванулся на помощь Элокару, то вел себя так, как в историях о Черном Шипе. Адолин хотел, чтобы этот человек из прошлого вернулся. Королевство нуждалось в нем.
Юноша тяжело вздохнул. Нужно представить королю окончательную сводку потерь. Скорее всего, это вызовет насмешки, но, возможно, ожидая своей очереди, он сумеет подслушать Садеаса. Адолин по-прежнему чувствовал, что упускает что-то важное об этом человеке. То, что наверняка знает отец.
И потому, изготовившись к колкостям, юноша направился к шатру.
Далинар смотрел на восток, сцепив за спиной руки в латных перчатках. Где-то там, в центре Равнин, паршенди разбили свой главный лагерь.
Алеткар воевал уже почти шесть лет и глубоко увяз в затянувшемся противостоянии. Осадную стратегию предложил сам Далинар – удар по базе паршенди предполагал размещение на Равнинах лагерей, способных вынести Великие бури, и необходимость полагаться на большое количество хрупких мостов. Одна проигранная битва – и алети окажутся в ловушке, окруженные со всех сторон, без возможности вернуться на укрепленные позиции.
Но Расколотые равнины могут также стать ловушкой и для врагов. Восточные и южные края непроходимы – тамошние плато выветрились так, что превратились в узкие шпили, и паршенди не в состоянии перепрыгивать с одного на другое. Равнины со всех сторон окружали горы, а в пространстве между ними обитали стаи ущельных демонов, громадных и опасных.
С алетийской армией, загнавшей их в капкан с запада и севера, и с разведчиками, размещенными на юге и востоке на всякий случай, паршенди не выйдут из окружения. Далинар рассчитывал, что у них закончатся припасы. Они или подставятся под удар в попытке покинуть Равнины, или вынужденно нападут на алети в их укрепленных военных лагерях.
Это был великолепный план. Только вот Далинар не предусмотрел светсердец.
Он отвернулся от расщелины и пересек плато. Ему отчаянно хотелось пойти и проверить, что с его людьми, но надо продемонстрировать веру в Адолина. Сын командовал, и у него хорошо получалось. Кажется, он уже отправился с докладом к Элокару.
Далинар улыбнулся, взглянув на сына. Адолин пониже отца, и волосы у него русые с черным. Русый он унаследовал от матери – так сказали Далинару. Сам князь ее не помнил. Ее изъяли из его памяти, оставив странные дыры и затуманенные места. Иногда он вспоминал какую-нибудь сцену в точности, и все ее участники были ясными и четкими, но она представала расплывчатым пятном. Он даже имя не мог запомнить. Когда кто-то его произносил, оно выскальзывало из его разума, как кусочек масла со слишком горячего ножа.
Далинар дал Адолину возможность сделать донесение и направился к туше ущельного демона. Чудище лежало на боку; его глаза выгорели, пасть распахнулась. Языка не было, только странного вида зубы, как у всех большепанцирников, и замысловато устроенные челюсти. Несколько плоских пластинчатых зубов для того, чтобы грызть и крушить панцири, и жвала поменьше – рвать плоть и засовывать ее поглубже в глотку. Поблизости раскрылись камнепочки, их лозы потянулись лакать кровь монстра. Между человеком и зверем, на которого он охотился, существовала связь, и Далинар всегда испытывал грусть после того, как убивал столь грандиозное чудище, как ущельный демон.
Большинство светсердец добывали иным способом. Иногда странный жизненный цикл ущельных демонов приводил к тому, что они выбирались в западную часть Равнин, где плато были просторнее. Влезали повыше и превращались в похожие на камни куколки, которые ждали наступления Великой бури.