Путь к сердцу мужчины - Страница 15
Среди нас трое, или пятеро, мертвых. Валеру из Новосибирска зарезали огромным ножом, Лялька утонула в ванне, и неизвестно, сама или ей помогли, Юрки получил статуэткой по голове, причем тот, кто дал ему этой статуэткой, точно знал, куда нужно бить: убили одним ударом. Ляльку, вероятно, все-таки подержали под водой, пока не захлебнулась.
– Но почему этих людей?!. – воскликнула Лен. – Что они такого сделали?
– Ты не о том спрашиваешь, – сказала я.
Лассе кивнул.
– Дело в том, что один из нас – убийца, – он медленно обвел взглядом собравшихся.
За столом воцарилось молчание, потом от входа в кухню раздался вопль Ксении, про которую мы забыли.
Она вошла в кухню и обвела всех мутным взглядом. Она была растрепана, держалась за затылок. На вечернее платье женщина накинула один из депутатских пиджаков.
Первым сориентировался моряк, быстро набулькал в чистый стакан виски и подскочил к Ксении.
– Выпейте, девушка, вам сразу же полегчает. И садитесь со мной. Вон тут есть местечко. Меня зовут Ипполит.
– Ей бы не надо спиртное после удара головой, – заметила я.
– Вы же заняты, так, по крайней мере, не мешайте мне, – бросил на меня взгляд моряк.
– О чем это он? – повернулась ко мне Ксения.
– Приложи к голове что-нибудь холодное, – вместо объяснений посоветовала я. – Вы, Ипполит, лучше достаньте Ксении банку пива из холодильника и приложите к шишке.
– Будет сделано, – моряк вскочил с места, пиво извлек, Ксению усадил и лично приложил пиво к голове.
– А мочу? – подал голос Ник Хаус.
– Мочу потом, – ответила я. – Вначале – холодное. Медяшки никакой точно нет?
– В пределах видимости нет, – сообщил Вова. – В основном фарфор и бронза.
– Ты упала? – спросила Лен без особой заботы в голосе.
– Или тебя толкнули? – добавил Кирилл Петрович.
– Она потеряла сознание, – пояснила я. – Ксения, что ты увидела? Я, признаться, ничего не поняла. Я слышала только одно слово, а потом звук удара. Повернулась – ты лежишь.
– Какое было слово? – повернулся ко мне Лассе. – И кто его произносил? Этот механический голос или…
– Ксения. Она сказала «Богоматерь».
Ксения закрыла лицо руками и заговорила.
Ее мать первый раз собралась в монастырь, когда Ксении было одиннадцать лет. Папа тогда как раз публично партбилет сжег. Дома был дикий скандал, во время которого Ксения узнала, что ее прадедушка со стороны матери, красноармеец, в свое время совратил прабабушку-монашку.
Прабабушка ушла в монастырь после гибели жениха, блестящего офицера, во время Первой мировой войны. Она считала, что погиб жених не просто так – это наказание им обоим за грех. Из-за нее молодой человек расторг помолвку с другой девушкой, которую потом едва спасли, вовремя вынув из петли. В общем, она отправилась замаливать и свои, и его грехи, и еще семи поколений. Где-то она слышала, что монахиня в семье отмаливает грехи именно такого количества родственников.
Потом произошла революция, но монашки в дальнем монастыре ничего про нее не знали, пока им в дверь не постучались красноармейцы. Считалось, что их освободили и прочистили головы от «опиума для народа». Происхождение в данном случае значения не имело, но новый муж все равно посоветовал жене помалкивать, что она дворянских кровей. Парень он был простой, из крестьян, но очень практичный. Жили они неплохо. Муж был комиссаром по снабжению, или начпродом, соответственно семья в голодные годы не голодала.
По просьбе прабабки красноармеец (то есть уже начпрод) выяснил, что случилось с ее родственниками. Сбежать за границу они не успели и были расстреляны как «контрреволюционная сволочь». Особняк в центре Петербурга перешел в собственность новой власти.
Бывшая дворянка, монашка, а ныне жена советского комиссара поплакала, а потом вдруг вспомнила про семейные драгоценности, которые всегда хранились в тайнике. Если ее семья не сбежала за границу, значит, есть шанс, что драгоценности так и лежат на месте.
Она поделилась мыслями с мужем, и однажды темной ночью они направились в особняк, фактически, чтобы взять свое. Предварительно комиссар выяснил, что ночью там остаются дежурить трое товарищей, и справедливо предположил, что товарищи или напиваются в стельку, или развлекаются с бабами. В те времена никакой сигнализации и тревожной кнопки не было.
Революционным наганом прадедушка-комиссар прикончил троих товарищей (правда, без баб), причем стрелял только в одного, других убил рукояткой. Супруги нашли драгоценности, снова закрыли тайник, прабабушка прихватила кое-что еще из неразворованных вещей, и они покинули особняк.
Преступление списали на ту же «контрреволюционную сволочь». Вроде бы за него даже кого-то расстреляли.
История семьи передавалась из поколение в поколение. В новые времена дворянскими корнями воспользовался папа Ксении, известный депутат, правозащитник и глава фонда «Возрождение». Сам он, правда, к ним не имел никакого отношения, поскольку дворяне были со стороны мамы. Но личные связи решают все, а раздаваемыми в новые времена титулами ведали его давние приятели, с которыми он вместе и в партии (в смысле, Коммунистической) успел побывать, и народу послужить в роли избранника.
Но мама упорно желала в монастырь отмаливать грехи членов семьи. Папе, собравшемуся тогда в Законодательное Собрание, жена-монашка никак не подходила, поэтому мама какое-то время пробыла в частной психушке, где с ней хорошо поработали высококлассные гипнологи.
Желание идти в монастырь временно отпало, папа прошел в Законодательное Собрание. Он, видимо, был сильно похож на прадедушку со стороны матери, и семья нормально питалась в эпоху перемен, в отличие от одноклассников Ксении. Ей навсегда врезалась в память гречка в огромном холщовом мешке в квартире у одноклассницы. Гречку где-то достали в конце 1990 года и чуть ли не молились на нее. Гречкой каждый день питалась вся семья. Про консервы из кукумарии то ли с водорослями, то ли с морской капустой Ксения тоже узнала от одноклассников. Она жила словно в параллельном мире. В одном мире сосед собирал окурки и продавал в стеклянной банке, в другом были икра и семга. Ксения не знала, что такое незащищенность, неуверенность в будущем, очереди, потеря сбережений всей жизни.
Их семья не потеряла ничего. А потом Ксения уехала в Париж, в Сорбонну, изучать французский язык. Там же она заинтересовалась миром моды.
По возвращении в Россию Болконская узнала, что папа купил еще две квартиры. Теперь им принадлежала половина лестничной площадки, которую он отделил бронированной дверью. В одной квартире, трехкомнатной, прошло детство Ксении, ее папа соединил еще с одной трехкомнатной, и получились роскошные апартаменты, где они теперь и обитали вдвоем. Однокомнатная квартира была выделена матери и ее «богомолкам», как выражался папа.
Мама больше не угрожала уходом в монастырь, но ежедневно ходила в церковь, носила черные одежды, забыла про косметику, волосы не красила и выглядела старухой. Общалась она с тетками, внешне очень похожими на нее саму. Вся ее квартира была заставлена иконами, там постоянно горели свечи и лампадки. Спала мама на соломенном тюфяке, соблюдала посты, с мужем и дочерью практически не общалась.
Вначале папа боялся, что новые мамины подруги могут у него что-то спереть, и даже посадил парня в камуфляже в их коридорчике за бронированной дверью, но мама объяснила, что все они чтут заповеди и для них «не укради» – не пустые слова.
Парень в камуфляже вскоре исчез. Ни мама, ни тетки на имущество папы и Ксении не претендовали и даже наставить их на путь истинный не пытались. Папа решил, что, возможно, и неплохо иметь их под боком. Если на самом деле придут воры, богомолки их остановят. И любой серьезный вор вначале изучает обстановку. А если за бронированной дверью постоянно такая толпа пасется?
Умелые имиджмейкеры использовали погружение депутатской жены в религию ему на пользу. На необходимых мероприятиях он появлялся вместе с дочерью, перед телекамерами молился, с попами фотографировался, про жену говорил уважительно, а фонд «Возрождение» занимался, в частности, и восстановлением монастырей. Правда, насколько знала Ксения, основной задачей папы как главы фонда был умелый раздел бюджетных денег и пожертвований иностранных спонсоров. А на восстановлении монастырей монахи работали бесплатно. Фонд закупал только самые дешевые строительные материалы.