Путь к Граалю - Страница 34

Гвардия, гордость и опора армии, в правление Екатерины была развращена и деморализована. Доходило до того, что гвардейские офицеры являлись в караул в домашних халатах. Павел поставил офицеров перед выбором: либо вспомнить о воинском долге, либо уйти из армии. Десятки и даже сотни, затаив обиду, уходили, но лучшие оставались.

Погрязшие в коррупции, взятках и фаворитизме высшие эшелоны власти Павел подчиняет своей сильной воле и ставит под диктат закона. «Закон один для всех, и все равны перед ним», — говорил он, а современники подтверждали: «Горе сильному, который с высокомерием притеснял убогого! Дорога к императору была открыта каждому; звание его любимца никого перед ним не защищало».

Сам император жил по тем же законам. Ведя спартанский образ жизни, он удивлял всех своей энергией и работоспособностью. Он вникал в мельчайшие подробности государственных дел и принимал деятельное участие в судьбах многих людей. В окне первого этажа дворца Павел велит установить ящик, куда любой человек мог опустить прошение на имя государя. Он лично читает все письма и отвечает на большинство из них. За 6 лет своего правления Павел издает 2179 законодательных актов, то есть в среднем 42 в месяц (для сравнения: в правление Петра I —8, Екатерины II —21).

Павел значительно укрепляет финансовые позиции России в Европе. Он при свидетелях обещает есть из оловянной посуды до тех пор, пока рубль не вернет свою платежеспособность на рынке. А когда добивается финансовой стабильности, приказывает отчеканить на новых золотых монетах девиз рыцарей-тамплиеров: «Не нам, не нам, Господи, а имени Твоему», напоминая всем, ради чего должен трудиться каждый честный человек.

И уж совсем по-рыцарски Павел ведет себя в международных делах. Считая безнравственным проливать кровь поданных в многочисленных войнах и конфликтах, он предложил всем европейским правителям собраться в Гамбурге и решить спорные вопросы между странами в личном поединке государей, а в качестве секундантов пригласить на дуэль первых министров. Правители посмеялись над сумасбродством русского императора, посчитав предложение шуткой. Лишь Наполеон Бонапарт, знаток человеческих душ, оценил рыцарский порыв Павла и, как говорят, воскликнул: «Он русский Дон Кихот!» Какая точная характеристика!

Павел благороден и мечтателен, как Дон Кихот, но так же, как Дон Кихот, старомоден и одинок. Его гнева боятся, а потому пресмыкаются перед ним. И Павел, принимая все за чистую монету, не хочет видеть подлости и коварства приближенных.

Над ним смеются, сочиняют небылицы, называют сумасшедшим. Но и над Дон Кихотом тоже смеялись! Когда Павел запрещал круглые шляпы, кружева, бакенбарды, ленты через плечо, ему многие припоминали донкихотовские мельницы. Но, нападая на свои «мельницы», Павел, подобно Дон Кихоту, видел и своих «великанов» — революционный хаос, террор, безнаказанность. Нападая на кружева и ленты, он не пускал в Россию вечных спутников всех революций: цинизм, материализм, беспринципность, и превращал «великанов» всего лишь в модные «мелочи».

Своими реформами Павел наживет много врагов, от их рук и погибнет. Он знает о готовящемся заговоре, но на все попытки жестоко пресечь его ответит: «Я желаю лучше быть ненавидимым за правое дело, чем любимым за дело неправое».

«Самую жизнь свою он ценит настолько, насколько она может служить средством к воплощению идеала и водворению истины, справедливости на земле», — это слова Тургенева о Дон Кихоте. Но и Павлу они подходят не меньше.

Короткое правление императора завершилось трагедией. В 1801 году, когда мир с надеждой вступал в новый век, Россия лишилась своего странствующего рыцаря. Итог царствования печален: все начинания Павла растоптаны и забыты, все мечты погребены… И лишь старомодные понятия чести и справедливости останутся в наследство новой эпохе, чтобы родиться вновь в сердцах героев 1812 года, в делах дворян-декабристов, в стихах русских поэтов. А о чем еще может мечтать настоящий рыцарь?

Около трехсот обелисков, стел, колонн, воздвигнутых в память о русских полках, сражавшихся при Бородино, разбросаны по всему полю. На многих из них — бронзовые орлы… Простирающие свои крылья к небу, парящие над полем сражения, цепляющиеся за древки знамен — целая орлиная стая. Эти гордые птицы навечно застыли в бескрайних просторах, вдали от заснеженных склонов высоких гор, где они привыкли жить, купаясь в лучах солнца. Что держит их здесь? Может, стерегут они память о том дне, когда простое подмосковное поле вздыбилось к небу недосягаемыми вершинами человеческого духа. А может, не отпускают их души героев, чьи сердца по родству характеров хранят они под бронзовым оперением…

Утром 26 августа (7 сентября н. ст.) Наполеон, выйдя из походного шатра, произнес фразу, которая, по его мнению, должна была стать исторической: «Сегодня немного холодно, но восходит прекрасное солнце. Это солнце Аустерлица». Он рассчитывал на славную победу и имел на то полное право.

По всем правилам военного искусства, уже первый натиск французов должен был решить исход битвы. По логике сражения, немногочисленные защитники передовых рубежей русской армии могли продержаться не более часа против отборных французских полков. Но в тот день логика не действовала. Это была битва личностей, дуэль характеров, а не состязание в воинском мастерстве или тактике боя.

С самого начала французам не повезло — они наткнулись на Багратиона. Человек-миф, человек-легенда, храбрец, презиравший смерть. Его жизнь — летопись подвигов русской армии, и, по словам историка Тарле, «самым удивительным в биографии Багратиона было то, что он дожил до 47 лет». Словно сама судьба хранила его для решающей битвы.

Командуя левым флангом русской обороны, в разгар очередной атаки французов Багратион получил смертельную рану. Но, зная о том, что его уход с поля битвы деморализует войска, храбрый генерал, скрывая ранение, оставался в седле и продолжал руководить сражением. Нужно было продержаться несколько минут, и он выдержал. Потом, когда его, уже лишенного сознания, перенесут в тыл, один из очевидцев заметит: «Душа как будто отлетела от левого фланга».

А на правом фланге русских войск в это время действовал его извечный друг-соперник — генерал Барклай-де-Толли. С невозмутимым спокойствием, как будто у него в запасе десяток жизней, он под градом французских ядер обходил позиции, своим бесстрашием вселяя в солдат уверенность и бодрость духа. А затем лично возглавил атаки элитных полков — кавалергардов и конных гвардейцев, летя впереди строя на своем коне в генеральском мундире со всеми знаками отличия и в шляпе с пером. Не посылать войска в атаки, а водить их на вражеские штыки самим — в этом была привилегия русских генералов.

И уж совсем не вписывается в рамки разумного поведение пехотного генерала Милорадовича. В разгар боя он выехал на передовую позицию и под перекрестным огнем французских батарей приказал… подать себе завтрак. Спокойно закончив трапезу, он вернулся к исполнению своих обязанностей. (Не здесь ли Александр Дюма подсмотрел сюжет знаменитой сцены из «Трех мушкетеров»?)

…Быстрой победы не получалось. В Шевардино император Франции ждал радостных вестей. Но вместо привычного «победа близка» с линии фронта приходили обескураживающие сообщения…

Надо отдать должное Наполеону — он умел ценить храбрость солдат противника, но после стольких часов боя героизм русских начал уже раздражать императора. Гордый корсиканец отверг предложение позавтракать и отправился сам осмотреть поле битвы…

Генерал Лихачев, пожилой уже человек, герой суворовских походов, все сражение прикованный к походному стулу мучившим его ревматизмом, с горечью наблюдал, как тают ряды его полка. Когда же от вверенных ему войск осталось лишь несколько человек, он собрал последние силы, поднялся и со шпагой в руке в одиночку пошел в атаку на французские полки.