Путь Дракона - Страница 7

— Воины, — сказал он. — Вчера Лорд Терниган отдал новые приказания. Ванаи создал альянс с Максией. Нам сообщили, что шесть сотен бойцов, вооруженных мечами и луками, находятся на границе, защищая Ванаи, как раз, пока мы здесь разговариваем.

Капитан остановился, чтобы слушатели осмыслили услышанное, и Джедер нахмурился. Максия странный союзник для Ванаи. Эти два города стояли друг другу поперек горла из-за торговли специями и табаком в течение не одного поколения. Он читал, что Ванаи построен из дерева, главным образом из-за того, что Максия контролировал каменоломни, в то время, как дерево поступало по реке с севера. Но, возможно, были еще какие-то причины, которых он не знал.

— Это подкрепление не спасёт Ванаи — сказал Алан — Так как, когда они подойдут, то обнаружат нас контролирующими город.

Гедер нахмурился ещё больше и предчувствие неприятностей зашевелилось в его животе. Путь от Максии до Ванаи занимал где-то пять дней по воде и они находились по крайней мере в семи днях от границы. Добраться до Ванаи раньше подкрепления означало…

— Сегодня мы начнём трудный марш, — сказал Алан. — Мы будем спать в наших сёдлах. Мы будем есть во время марша. И через четыре дня мы застанем Ванаи врасплох и покажем им, какова мощь Расколотого Престола! За короля!

— За короля! — Гедер присоединился к хору восклицаний остальных, поднимая руку для салюта, стараясь при этом сдержать слёзы.

Они знали. Со вчерашней ночи они знали. Уже сейчас Гедер мог чувствовать растущую боль в его спине и бёдрах. Пульсация в его голове удвоилась. Когда строй сломался, Джори Каллиам встретился с ним глазами и отвёл взгляд.

Дело было в шалости. Скидывание в грязь отхожего место было только началом. После этого были настаивания на принятии шутовских извинений. Его облили тёплой водой. Напоили вином. Заставили танцевать. Воспоминания о чтение грязных отцовских рифм и танец джиги вернулись ударом ножа в спину. И всё ради того, что бы они могли объявить форсированный марш, во время которого толстый идиот Паллиако пытался бы не облевать себя в строю. И всё это было в последнюю ночь, что бы потом они могли в последующие дни с удовольствием наблюдать за его страданиями.

Братья по оружию. Братство похода. Тёплые, бессмысленные слова. Это место не отличалось от его дома. Сильный издевался над слабым. Красивый жалел невзрачного. Везде и всегда, сила определяла, кто был фаворитом и кем могли пренебрегать. Гедер повернулся и побрёл к своей палатке. Его рабы оруженосцы были готовы нанести удар. Он проигнорировал их и воспользовался последними моментами уединения перед битвой, что предстояла в грядущие дни. Он потянулся за своей книгой.

Её не было там, где он её оставил.

Холод, который не имел ничего общего с осенней погодой, пробежал по его спине.

Он был пьян, когда вернулся. Он мог переложить её. Он мог попытаться читать её перед сном. Гедер обыскал свою койку, затем поискал под койкой. Он просмотрел его униформу и деревянный оббитый кожей сундук, где хранил все остальные свои вещи. Книги не было. Его дыхание участилось. Его лицо покрылось потом, но был ли это стыд или гнев, он не мог себе позволить думать. Он вышел из палатки и рабы вскочили полные внимания. Остальной лагерь уже загружал телеги и мулов. Времени не было. Гедер кивнул своему оруженосцу Дартину и раб приступил к складыванию его вещей. Гедер снова пошел через лагерь, его шаги были медленны от страха. Но он должен был вернуть его книгу обратно.

Палатка капитана уже была сложена, кожа отсоединена от рамы, рама разобрана и сложена. Голый участок земли, где Гедер плясал прошлой ночью как в детском рассказе, сказочный замок, который исчезает с рассветом. Кроме того, Сэр Алан Клин был здесь, его кожаный ездовой плащ свисал с плеч, а на бедре висел меч. Ответственный за фураж, наполовину горец Йемму слушал приказы капитана. Технически ранг Гедера давал ему право перебить его, но он не сделал этого. Он ждал.

— Паллиако, — сказал Клин. Тепла прошлой ночи уже не было.

— Милорд, — сказал Гедер, — Прошу прощение за беспокойство, но когда я проснулся этим утром… после вчерашней ночи…

— Сплюнь, парень.

— У меня была книга, сэр.

Сер Алан Клин прикрыл благородные глаза с длинными ресницами.

— Я думал, мы закончили с этим.

— Закончили, сэр? Так вы знаете книгу? Я показывал вам её?

Капитан открыл глаза, мельком разглядывая упорядоченный хаос собирающегося лагеря. Гедер чувствовал себя как мальчишка, загнанный в угол наставником.

— Эссе-размышление, — сказал Клин. — Паллиако, на самом деле? Эссе-размышление?

— Больше для упражнений в переводе, — Гедер лгал, внезапно устыдившись своего истинного стремления.

— Это было… смело для тебя признать недостаток — сказал Клин. — И я думаю ты принял правильно решение уничтожив её.

Сердце Гедера колотилось о рёбра.

— Уничтожив её, сер?

Алан посмотрел на него с удивлением на лице. Или, возможно, с притворным удивлением.

— Мы сожгли её прошлой ночью, — сказал капитан. — Мы вдвоем вместе, сразу как я проводил тебя в твою палатку. Ты не помнишь?

Гедер не знал, лжет ли этот человек или нет. Ночь вспоминалась смутно. Он так мало помнил. Было ли это возможным, потеряться в пьянстве, отречься от своей невеликой мудрости и позволить её сжечь? Или сэр Алан Клин, его капитан и командир, лгал ему в лицо? Ни то, ни другое не казалось вероятным, но что то должно было быть истинной. И он не знал, мог ли он всё таки признаться, что не мог удержаться от вина, что ещё раз доказывало, что он был посмешищем этой компании.

— Прошу прощения, сэр, — сказал Гедер. — У меня была путаница в голове. Теперь я всё понял.

— Будь осторожен с этим.

— Это не повторится вновь.

Гедер отсалютовал, и, прежде, чем Клин смог ответить, пошел к своей лошади. Это был серый мерин, лучшее, что могла позволить себе его семья. Он взобрался на лошадь и сильно дёрнул вожжи. Лошадь резко развернулась, удивлённая его жесткостью и Гедер почувствовал укол сожаления из-за вспышки гнева. Это не была ошибка животного. Он пообещал себе дать животному стебель сахарного тростника на привале. Если привал будет. Если эта дважды проклятая компания не будет продолжатся до конца дней и возвращения драконов.

Они вышли на дорогу, армия двигалась неторопливым темпом людей знающих, что походу не будет конца. Тяжелый марш начался, отряды шли по рангу по дороге цвета нефритового дракона. Гедер выпрямился в седле, держа спину прямо и гордо благодаря чистой силе воли и гнева. Он был унижен. Скорее всего будет унижен снова. Но сер Алан Клин сжег его книгу. И с восходом солнца, теплом нагревающего свисающий с плеч плащ, ярко освещающего чудесные осенние листья вокруг него, Гедер понял, что уже дал клятву мести. И он сделал это стоя перед своим новым смертельным врагом.

Это не повторится вновь, сказал он.

И это не повторится.

Единственное яркое воспоминание Ситрин о родителях было связано с известием о их смерти. До этого были лишь обрывки, даже меньше чем очертания самих людей. Отец у нее ассоциировался с теплым объятием во время дождя и запахом табака. Мать со вкусом меда на хлебе и тонкой изящной рукой синнайской женщины, нежно поглаживающей ногу Ситрин. Она не помнила их лица и тем более звучание голосов, но хранила в памяти их потерю.

Тогда ей было четыре года. Ее детская была выкрашена в бело-сливовый цвет. Сидя у окна, она пила чай вместе с игрушечным чучелом тралгу, сделанным из коричневой мешковины и наполненный сушеными бобами. Она как раз расправляла его уши, когда вошла ее нанне с лицом бледнее обычного и сообщила, что чума унесла хозяина с хозяйкой, и Ситрин нужно готовится к отъезду. Теперь она будет жить где-то еще.

Она толком ничего не понимала. Смерть была для нее чем-то обыденным на тот момент, будь то лента которую нравится или нет носить в волосах, или количество сладкой овсянки, съедаемой по утрам. Ситрин не столько плакала, сколько чувствовала раздражение от перемен в ее планах.