Путь диких гусей - Страница 12
Медведь легко перескочил через скрещенные стволы сосен, бросая при этом искоса взгляд на человека, и преодолел уже половину расстояния, желая как можно быстрее достигнуть кромки леса. Но Едигир не позволил ему сделать это и в несколько прыжков опередил зверя, встав на его пути. Медведь приостановился, чуть откинувшись назад всем корпусом и оскалив клыки. Он предлагал разойтись по-хорошему, не проливая крови и далее жить столь же мирно и покойно.
Но Едигир взмахнул копьем, угрожающе ткнул острием в сторону медвежьей морды. Тот резко махнул правой лапой, пытаясь защититься от острой палки не поднимаясь на задние лапы. Верно, он все еще надеялся на мирное завершение неожиданной встречи, как бы предлагая человеку: «Иди своей дорогой и оставь меня в покое, а то хуже будет…»
– Нет, бабай! – крикнул Едигир. – Мне нравится твоя шкура, и ты не заставишь меня уступить тебе дорогу. Будем драться! – И еще раз сделал выпад в его сторону.
Медведя не пришлось долго уговаривать, и он, легко оттолкнувшись от земли, распрямился, встав на задние лапы. По желтым мощным клыкам было видно, что медведь не молод и матёр. Темно-бурая шерсть, местами спутанная репьями и колючками, лоснилась в ярких лучах солнца. К морде прилипли раздавленные ягоды малины, и даже зеленый листик игриво светился в уголке рта. Кончик черного мокрого носа, выпачканный в глине, непрерывно втягивал воздух, а обе полусогнутые передние лапы свисали вдоль туловища. Все это Едигир успел заметить и оценить за какое-то мгновение, ожидая нападения вставшего на дыбы зверя. Но тот не спешил переходить в атаку, словно поднялся во всю высоту своего роста лишь для того, чтобы осмотреться окрест, оценить обстановку.
Едигир выбросил перед его мордой намотанную на левую руку разноцветную тряпицу, спрятав за спину правую с копьем. Маневр был необходим, чтобы заставить зверя сделать несколько шагов вперед, поднять кверху лапы, обнажив для удара копьем незащищенную грудь. Но медведь и не думал нападать, а лишь отмахнулся лапой от мельтешившей и надоедливой тряпицы и повернул голову в сторону, прислушиваясь к чему-то.
А крики и шум загонщиков становились все громче, приближаясь к лесной поляне. Через какое-то время должны были показаться и они сами. Верно, это и не давало медведю сосредоточиться и схватиться с человеком, заслонившим проход.
Неожиданно для Едигира он бросился в сторону, опустившись на все четыре лапы. Рванулся на сей раз вправо от охотника, проскочив буквально на расстоянии вытянутой руки. Едигир не успел даже взмахнуть копьем, как медведь был уже вне пределов досягаемости.
И опять косолапому не дали благополучно уйти с поляны, чтобы исчезнуть в лесу. Сагип кинулся к медведю, выкрикивая какое-то ругательство и беспорядочно тыча копьем впереди себя. Окончательно убедившись, что без драки ему уйти не дадут, медведь взревел во всю силу своих легких, опять взметнулся на задние лапы и, уже не раздумывая, двинулся на Сагипа.
Тот выкинул вперед себя копье, пытаясь угодить зверю под ребра. Но зверь оказался проворней и легко опередил нападающего, ударив лапой по древку и отбросив его в сторону. Затем махнул другой, зацепив острыми когтями плечо противника. Сагип отшатнулся, попытался отступить назад, но зацепился на толстенную ветвь полуобгорелого дерева и упал на землю. Злобно рыкнув, медведь бросился на него, придавив всей тушей, и его рев слился с раздирающим душу человеческим криком.
Люди, таившиеся до того на опушке, выскочили с копьями и кинжалами наперевес, кинулись спасать несчастного охотника. Но Едигир, бывший к зверю ближе всех, намного опередил их, подбежал к нему сзади и ткнул с размаху копьем в медвежий бок. Удар был хоть и не сильный, но чувствительный. Медведь тут же отреагировал, повернул окровавленную морду и клацнул зубами, пытаясь ухватить копье. Однако Едигир отскочил в сторону и вновь вонзил острие в медвежий бок.
Медведя словно подменили: куда девались его осторожность и нерешительность, Оставив полузадавленного охотника, он, громко рыча и сверкая маленькими черными глазками, в очередной раз распрямился во весь рост и, молотя лапами воздух перед собой, двинулся на Едигира. Он торопился побыстрее покончить с противником, видя боковым зрением бегущих по поляне людей. Может, от ярости, обуревавшей его, или от излишней спешки медведь допустил ошибку, ухватив передними лапами тряпицу, сунутую ему в морду Едигиром. Он легко вырвал ее из левой руки охотника и начал кусать, приходя в еще большую ярость, распаляясь от запаха человека, предвкушая скорую победу над ним.
Едигир меж тем сделал небольшой маневр перед зверем, чтобы солнце оказалось за его спиной и слепило медвежьи глаза. Тот на мгновение зажмурился, отводя морду от солнечных лучей, и тогда копье, посланное сильной и умелой рукой, разорвало брюшную полость и снизу вошло под ребра, продолжая рвать связки, кишки, добираясь до самого сердца. Медведь качнулся, пытаясь понять причину невыносимой боли, пронзившей вдруг все тело, скосил глазки вниз и увидел толстую палку, воткнувшуюся в его мягкий живот. Решив, что причина боли заключается именно в ней, он схватился обеими лапами за древко копья, пытаясь освободиться, но Едигир надавил изо всех сил, вдавливая клинок глубже, засадив копье едва ли не на четверть. Сейчас он боролся за свою жизнь, за право быть сильнейшим и первым в ханстве, и участь животного его не интересовала.
А медведь, поняв, что смерть уже набрасывает на него свое покрывало вечной тьмы, почуяв дыхание вселенского мрака, жалобно заревел на весь лес, извещая собратьев о своем уходе, и что есть сил рванулся к спасительному лесу.
Копье вырвалось из рук Едигира, глубоко застряв во внутренностях зверя, и тащилось за ним по земле, оставляя на опавшей листве алую дорожку. Сам медведь уже не ревел, а стонал, пытаясь вырвать ненавистное копье из тела и придерживая вываливающиеся наружу кишки.
Наконец зверь понял, что ему не достигнуть долгожданного леса, не уйти от толпы людей, несущихся навстречу, и глубокое равнодушие овладело им. Пропало желание сопротивляться, бороться за жизнь; он в последний раз взглянул на людей и со вздохом опустился на мягкую лесную подстилку, прижав обе передние лапы к ране.
А люди уже окружили поверженного великана и громко орали, направив на него дубины и копья. Медведь взмахнул передней лапой, как бы прося уйти их, не видеть мучений, оставить одного наедине со смертью. Вслед за тем предсмертная судорога сотрясла его большое и сильное тело. Голова откинулась назад, широко открылась пасть, вывалился наружу язык, и густая вязкая кровь потекла на изумрудную траву, быстро темнея и уходя в землю.
Мощный рев вырвался из людских глоток, извещая всех, что отныне их хозяином и правителем Сибирского ханства суждено стать Едигиру.
– Слава нашему хану! Слава хану Едигиру! Едигиру!..
А он, их правитель, стоял чуть в стороне, сжимая обрывок цветной тряпицы, плохо сознавая, что же происходит вокруг, и неотрывно смотрел на окровавленного зверя, принесшего ему власть над людьми.
Потом, почувствовав приступ тошноты, круто повернулся спиной к орущей толпе и едва ли ни бегом, спотыкаясь о толстенные стволы обожженных деревьев, кинулся к краю поляны, к лесу, где совсем недавно хотел спастись поверженный им зверь. И только войдя внутрь кустистого молодого подлеска, отрешившись от людских взглядов, отгородившись тонкими стволами молодняка, выросшего на гари, Едигир глубоко вздохнул и упал на траву, принявшую его тело, как мать нежно берет в руки плачущего ребенка. Он не замечал, как слезы катились по лицу, щипали глаза, попадали в рот и омывали холодной росой разочарования.
«Зачем мне это? Зачем?!» – билась, как тяжелые удары в бубен, в пылающем мозгу мысль. Он не ощущал себя победителем. Тело ослабело, налилось неимоверной тяжестью, и Едигир будто тонул в глубокой мощной реке, даже не пытаясь противиться ее всевластному течению, затаскивающему его под толстый лед.
Наконец блаженство тишины и покоя, умиротворения до звона в ушах внесло его обратно в реальный мир, и вновь стали отчетливо слышны звуки, различаться цвета, запахи осеннего леса. Он перевернулся на спину и уставился в далекое облачное небо. Прямо над ним, медленно взмахивая остроконечными крыльями, кружил большой черный ворон, дожидающийся, когда люди покинут поляну, позволив и ему получить свою долю, почествовать удачную охоту сибирского хана.