Путь диких гусей - Страница 10

Соуз-хан, в цветастом восточном халате, в собольей шапке, сидел, окруженный южными беками и мурзами. Он единственный раз бросил высокомерный взгляд в сторону Едигира и что-то сказал своим сородичам. Те громко засмеялись, посмотрев на молодого ханского сына.

Рябой Hyp наклонился к Едигиру и прошептал:

– Они еще не так засмеются, когда увидят тебя входящим в ханский шатер.

Наконец разговоры стихли, и старый Катайгул, дальний родственник хана Касима, с длинной седой бородой, самый уважаемый из старейшин, положил левую руку на ханский бунчук, а правую поднял вверх.

– Великое несчастье постигло нас, и лишились мы своего хана, да примут боги его на небо, да пошлют нам удачу, да будет имя хана Касима благословенно во все времена на нашей земле.

Все одобрительно кивали головами, слушая старого Катайгула, перечислявшего заслуги покойного. Он еще долго поминал все благие дела и свершения хана Касима, а потом, помолчав, начал издалека:

– Опустела земля без нашего защитника, некому вести в бой наших воинов, некому постоять за нас, несчастных и сирых. А потому собрались мы сегодня, чтобы выбрать лучшего из лучших, почтеннейшего из почтенных, знатнейшего из знатных. Пусть он правит нами по решению старейшин и да продлятся дни его…

Все замерли, готовясь услышать имя нового избранника. Даже птичье пение смолкло и не слышно было журчания неутомимого Иртыша-землероя. Имя нового хана, затаив дыхание, ждали все.

– Многие среди нас готовы стать правителями земли нашей, но закон гласит, что только один должен править народом, а потому старейшины выбрали… – Катайгул на мгновение прервал речь, посмотрел на самодовольно улыбающегося Соуз-хана, затем перевел взгляд на Едигира и сидящих за его спиной юзбашей и тихо закончил: – …нашим ханом Едигира!

Еще какое-то время висело в воздухе молчание, а потом рев многих глоток огласил ханский холм. Орали все: и старейшины, и многочисленные родичи, и воины за стенами городка. Катайгул поднял руку кверху и призвал к тишине. Затем взял ханский бунчук и с поклоном передал Едигиру. Но тут подскочил со своего места Соуз-хан и, тяжело ступая, кинулся к бунчуку, наступил ногой на древко, придавив его к земле.

– Мои родственники не согласны с таким решением! – выкрикнул он. – Не гоже безродному занимать ханский шатер, у него даже своего улуса нет! Кто он такой, этот Едигир?! Не желаем его!..

– Не желаем!.. – заорали за его спиной южные беки и мурзы.

Все повскакали с мест, выхватили сабли и горящими от бешенства глазами сверлили Едигира и стоящих за его спиной воинов.

Тогда вперед вышел Рябой Hyp и громко крикнул:

– Мы Едигира желаем!

– Да кто ты такой? Голь перекатная, рвань поганая!..

– Нукеры, ко мне! – взмахнул саблей Рябой Hyp, и полезли сотни через стены, хлынули через ворота, мигом заполнив главный майдан городка, окружив орущих старейшин.

Только тогда те наконец-то поняли, кто пожелал Едигира, и тут же сникли, пристыженно опустились на места, попрятали оружие.

Лишь Соуз-хан продолжал стоять, вдавливая носком сафьянового желтого сапога в землю древко бунчука[9].

– Я по закону имею право на поединок с ним, – высокомерно проговорил он, когда крики утихли. – Но я же могу выставить вместо себя любого воина. Пусть старейшины ответят мне: прав ли я?

Старейшины, не ожидавшие такого поворота, склонили головы друг к другу и долго шептались. Наконец Катайгул поднял руку и произнес:

– Да, Соуз-хан, ты имеешь право на поединок, если Едигир не пожелает отказаться от ханского шатра. Ответь, Едигир.

Едигир увидел, как все взоры обратились к нему, все ждали его слова. Спиной он ощущал горячее дыхание Рябого Нура и, чуть помедлив, тихо проговорил:

– Я согласен на поединок с Соуз-ханом или с тем, кого он выставит.

Старейшины вновь склонили седые головы и тихо зашептались. На этот раз совещались они долго. Едигир уже думал, что они отменят поединок или примут иное решение. Но вновь послышался голос старого Катайгула:

– Мы приняли решение, доблестные воины! Пусть будет поединок, но не должна пролиться кровь претендентов на ханский шатер. – Катайгул чуть остановился, набрав в грудь побольше воздуха. Собравшиеся слушали, не перебивая. – Они не будут драться друг с другом…

– Как?! – вскричали все разом.

– …Мы предлагаем иной поединок, чтобы воины не обнажали оружия друг против друга. Пусть хана выберет наш предок, медведь Аю, ему решать участь претендентов. Мы отведем их в лес и предложим сразиться с медведем. Кто выйдет победителем, тому и быть нашим ханом!

Гул одобрения прокатился среди собравшихся. Слышались отдельные выкрики, но общее напряжение спало, и каждый обсуждал с соседом возможность исхода поединка. Катайгул, уставший от долгой речи, вытирал с лица пот и внимательно оглядывал беков, споривших меж собой.

Только Соуз-хан, казалось, остался недоволен и, еще раз с презрением взглянув на Едигира, направился к старейшинам.

– Пристало ли будущему сибирскому хану шляться по таежным урочищам и гоняться за каким-то там медведем? Его жалкая шкура не стоит и половины цены моего халата, который мне придется трепать на болоте…

– Я могу поменяться с тобой халатами! – закричал громко один из охранников покойного хана Касима. – Я своим халатом не особо дорожу, – и он просунул грязный кулак через здоровенную дыру в поле грязного и замызганного серого халата, в который был одет.

– Что же предлагает почтенный Соуз-хан? – спросил его, не вставая с земли, Катайгул.

– Пусть медведя приведут сюда, и я покажу всем, как владею оружием, – Соуз-хан надменно выпятил свой живот и положил руку на саблю в дорогих ножнах.

Первым засмеялся за спиной Едигира юзбаши Рябой Hyp, за ним и воины, раскрыв в безудержном смехе рты, начали тыкать пальцами в Соуз-хана, выкрикивая:

– Медведя ему сюда привести! Видали?

– Он не пойдет медведя в лесу искать!

– Вот пусть сам и ведет его сюда! Ха-ха-ха!..

– Медведя… На веревке… Сюда…

Следом заулыбались и старейшины, качая головами и поглядывая то на Соуз-хана, то на кривляющихся перед ним воинов. Наконец тот не выдержал и, круто повернувшись на высоких каблуках, пошел к своему коню, а следом за ним соскочили и его родичи, соседи, остальные прихлебатели.

Но на другой день Соуз-хан прислал гонца с известием, что согласен принять на любых условиях участие в поединке и просил сообщить день сбора. Старейшины назначили испытание на шестой день…

На состязание собрались все люди с соседних улусов, как на большой туй-праздник[10]. Все оделись в лучшие халаты, яловые сапоги, круглые лисьи шапки. Молодые разъезжали по поляне верхом на скакунах, намеренно горяча их, показывая собственную удаль, гонялись один за другим вдоль обрыва.

Соуз-хан прискакал на белом жеребце с уздечкой, оправленной серебряными бляхами, под красным высоким седлом, расписанном восточными мастерами.

– Ого! – косились на него любопытные улусники. – Почитай, седло у него побогаче будет, чем сам конь. Видать, много отдал…

– А ты посмотри, какой на нем парчовый халат – золотыми нитками шитый!..

– А шапка кунья с красным камнем посередине!..

– Не иначе, на свадьбу собрался…

– Точно, на медведице и женим его сегодня!..

– Мало ему своих жен, так он молодую, горячую возьмет!..

– Сейчас она его разгорячит, только пятки засверкают!..

Шутки тут же смолкли, как только к собравшимся подошел верховный шаман, а следом за ним два мальчика несли большой бубен. Народ зашептался, что это уже последний бубен шамана, а стало быть, скоро ему и в заоблачные выси отправляться.

Шаман из-под тяжелых набрякших век взглянул на собравшихся, перевел взгляд на Едигира, и у того кровь застыла в жилах. Казалось, что взгляд шамана направлен сквозь него на дальний берег.

– Готов ли ты выйти на поединок? – долетел до него вопрос.