Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ) - Страница 185

— Я знаю немало магазинов в разных районах. И с разной ценовой политикой. Желаете пару адресов? — натянуто улыбнулся Яспер.

— Мой муж очень тщательно подбирает свой гардероб, — усмехнулась Арендзе, — и все время пытается распорядиться и моим. Я предпочитаю наши ателье. Они понимают, чего я хочу, без лишних слов.

— Едва ли они согласятся шить для гражданских. — Яспер не сдержался — поморщился. Добавил: — Вроде меня.

========== Часть 44 ==========

После разговора с генерал-лейтенантом Арендзе Яспер долго сидел за столиком уличного кафе и пил вино — один-единственный бокал. Растянутый на два часа, сначала казавшийся чашей с цикутой, затем — спасительным эликсиром. Она была очень проницательным человеком, эта Арендзе, и была готова к самым разным вариантам развития событий. Пыталась убедить его не уходить в отставку, предлагала взять двенадцатимесячный отпуск за свой счет с сохранением места и льгот. Говорила о том, что поведение Яспера в критический момент не совсем незаслуженно закончилось его арестом и отстранением от службы, но и решение суда позволяет считать инцидент полностью исчерпанным, не влекущим никаких последствий для его дальнейшей службы. Она утверждала, что никто из его коллег не расценивает поступок Яспера как неуважение к мундиру, совсем наоборот. Она, усмехнувшись, добавила, что кое-какие подробности их действий в определенных ситуациях стали доступны и даже изучаются, мол, как при помощи минимальных средств достичь максимальных результатов. Это было лестно, но все больше убеждало Яспера, что ему нечего больше здесь делать. Хотела ли Арендзе добиться именно этого, неизвестно, возможно, это было слишком коварно даже для нее. Но разговор длился более трех часов, сменялся от приятельского к агрессивному, от него — к почти враждебному — и снова продолжался, как если бы старые добрые знакомые сплетничали о своих работах за чашкой чая с ромом. Арендзе сказала напоследок:

— Мне жаль расставаться с вами. Мне как офицеру. С вами как с офицером. Гвардия гордилась и будет гордиться вами. Вы могли стать достойным наставником для нашего пополнения.

Яспер молчал. Слова были красивы, возможно, искренни, но ему от них легче не становилось.

Арендзе, помолчав, добавила:

— А стали легендой в своем роде. Неотъемлемой частью истории. Жаль, что о вашем поступке, о вашем поведении в сложной ситуации невозможно будет говорить открыто. Общественность должна иметь право гордиться своими героями. Но, возможно, у нас будет еще шанс.

— Я предпочел бы остаться без поклонников. Они обременяют куда больше, чем вдохновляют.

Арендзе беззвучно засмеялась. Затем спросила о планах на будущее, порекомендовала обратиться в ту и ту службу, сказала, что лично проследит за тем, чтобы бухгалтерия не своевольничала. Потребовала обращаться, если будет нужна помощь — это было произнесено скороговоркой, словно она изначально не сомневалась, что этим-то предложением как раз и не воспользуются, но все-таки не могла не предложить. И, разумеется, пожелала всего лучшего. Ясперу показалось: с облегчением.

Яспер не знал, что делать дальше. Достал комм, проверил сообщения, похмурился и спрятал его. Решил почитать новости — времени было слишком много, считай, вся жизнь, пора учиться самостоятельно распоряжаться им. Амор молчал, отвечал на сообщения как-то нерегулярно, на попытки выяснить, что именно происходит, молчал или изворачивался. Яспер не знал даже, где именно он сейчас — здесь ли, с Альбой, или где-то еще: мир велик, церковь огромна, кто знает, что взбредет в голову клирикам, куда они пошлют его. В новостях же все было как обычно: обезврежен еще один отряд, деревню такую-то решено не восстанавливать, населению выплатить компенсацию; ураган там-то, землетрясение в другом месте, встреча генсеков африканской и азиатской лиг продлилась шесть часов, были обсуждены многие жизненно важные вопросы. Совет кардиналов африканской ветви Всемирной экуменической церкви осудил действия кардиналов и епископов в Центральной и Западной Африке, принял решение об отстранении от служения, решение должно быть утверждено во Всемирном совете через семь недель.

Яспер словно споткнулся. Расплатился за вино, пошел в квартиру, которую вынужден был считать своим домом. Но в квартале от нее остановился, связался с Амором. Тот — ответил. После третьего вызова.

— Чем твое отцовство занято так, что не отвечает на мои звонки? — требовательно спросил он.

И — молчание по другую сторону эфира, словно Амор прикидывал, как побезболезненней увернуться и от этого вопроса.

— Амор! — рявкнул Яспер.

В ответ — растерянный смешок.

— Я, кажется, заснул, — недоуменно ответил Амор. – Дай, думаю, почитаю. Вот, почитал.

Яспер перевел дух. Полминуты заминки — а буря в груди разыгралась нешуточная. Он представил все, что можно, и что нельзя — тоже.

— Это на тебя непохоже, — буркнул он, пытаясь замять странную реакцию и необъяснимые выпады.

— Да сам удивился, — признался Амор. — А что за дикобразы колют задницу твоего гвардейства?

— Какого, к чертям… — зашипел Яспер. — Какого гвардейства, отче, — невесело продолжил он.

Амор, кажется, замялся. Что-то невразумительное пробормотал и осторожно поинтересовался:

— Что-то изменилось?

Яспер прислонился спиной к стене дома.

— Ты не хочешь уделить самому преданному члену твоей паствы немного времени? Я катастрофически нуждаюсь в духовной поддержке, — промурлыкал он. Отчего-то заулыбался, словно небо после длительной и изнуряющей бури распогодилось.

Смешок, прозвучавший в ответ, был таким — Аморовым, что ли. Понимающим, веселым, ободряющим. Словно Амор видел Яспера насквозь, не находил ни одной причины, чтобы восторгаться его выдающимися геройскими и человеческими качествами, но считал, что человек он далеко не безнадежный. Это вдохновляло.

Через пятнадцать минут Яспер входил в квартиру, которую в разное время делили Амор, Альба и другие люди из миссии, и не только. Из-за спины Амора выглядывал мальчишка, и Амор приветствовал Яспера и представлял его этому пацаненку — Эше. Мальчишка был похож на волчонка — смотрел на Яспера исподлобья, держался так, чтобы между ними находился если не Амор, так какой-нибудь предмет мебели. Амор уходил на кухню, чтобы сделать кофе, и Эше увязывался за ним, словно предполагал, что Яспер в его отсутствие сделает что-то ужасное. И наедине их оставлять не спешил, словно не доверял Ясперу до такой степени, что не рисковал оставлять его наедине с Амором. Это было забавно первые пятнадцать минут.

Избавиться от Эше удалось, заставив Амора поужинать где-нибудь в городе. И Амор, подвижник, чтоб его, словно извинялся, что уходит и оставляет Эше одного.

— Интересно, как звереныш пережил одиночество, когда ты спал, — хмуро заметил Яспер, когда они шли по улице.

Амор усмехнулся.

— Он рядом сидел, о великий блюститель моего одиночества, — отозвался он.

Яспер хмыкнул и вздохнул. Затем спросил о том, на что обратил внимание сразу, но не придал значения:

— Скажи-ка, отче, а где твой священнический камзол? Я все время вижу тебя то в непотребных майках, никак не подчеркивающих твое духовное величие, или в этой рубашечке. Ты в какой куче хламья ее откопал?

Амор остановился и посмотрел на себя.

— Не понимаю, что именно тебя не устраивает. Она чистая и почти новая. Была.

— В прошлом веке?

— Не-е-ет, — не удержался, засмеялся Амор. — Кажется, уже в этом.

— А камзол где?

Амор пожал плечами и отвернулся. Яспер стал перед ним.

— Его имеют право носить только священники, на которых не наложен запрет. Я к ним не отношусь, — Амор пожал плечами и грустно посмотрел на него.

— Что за ерунда? — опешил Яспер. — Что за дурак это решил?

— Кардинал Привель, разумеется. По прошению епископского совета.

Яспер открыл было рот, чтобы продолжить расспросы, затем усмехнулся и сказал:

— Кажется, нам нужно очень обстоятельно поговорить.

Амор, оказывается, неожиданно для себя обнаружил, что у него сложилась репутация скандалиста и неподобающе своенравного и алчного до славы типа. В вину ему вменялись бесконечные проступки, коим он сам внимания не придавал: вместо того, чтобы заботиться о душевном здравии своего прихода, он обременял его, организуя приюты для людей сомнительного происхождения; вместо того, чтобы смиренно принять решение духовных отцов и терпеливо дожидаться спасения, он решил предпринять рискованный поход по охваченным войной территориям — в результате, между прочим, погибло четырнадцать людей, что значило около тридцати процентов, по его же собственным отчетам: вопиющая беспечность с его стороны; вместо того, чтобы прибыть к епископу и ему отчитаться, он предпочел спрятаться за спиной человека, подчинявшегося не-африканскому церковному фонду и даже позволить ему воспользоваться обширными связями и не совсем благочестивыми методами; вместо смирения и скромности он предпочел выступить в качестве свидетеля на нескольких судебных процессах — которые транслировались на инфоканалах, что, очевидно, еще больше прославило его, каковой, бесспорно, была его цель. И так далее.