Путь Абогина - Страница 2
– Да, сыро. – Абогин посмотрел вокруг. – А все-таки пахнет весной.
– Разве? – Писатель тоже оглянулся. – Не похоже. Впрочем, у вас обоняние острей, не курите. Так как? Ах, черт… – Его лицо сморщилось. – Сегодня ко мне должны зайти…
– Несущественно, это я должен извиниться, что задерживаю вас! И спасибо, вы уже ответили на мой вопрос. Обязательно напрошусь в гости, когда будет с чем! А пока разрешите поблагодарить.
– Разве я уже ответил?…
– Да, вполне. Всего вам доброго!
– И вам тоже…
Застыв на месте, писатель проводил Абогина долгим озадаченным взглядом. Странный читатель, странный… Какая резкая, всполошная мысль! Как незаметно он меня к ней подвёл, индуцировал её, можно сказать, я – то разглагольствовал, а он смотрел… Словно издали, словно хотел лишь убедиться – в чем? Да, да, как же я сразу не заметил этого! Интересно, подошёл бы он с тем же, допустим, к Бунину?! Стиль, психология, образ; ни слова об этом, будто вся художественность второстепенна! Неужели он вправду верит, что разум и только разум спасёт, что однажды в будничный день с человеком случится нечто такое… Вот что он проверял на мне, может быть, потому, что когда-то в чем-то оттолкнулся от моих мыслей. А теперь понял: отработанная ступень! Оттого и уклонился от приглашения. И если так – горько. Горько? Дети должны быть хотя бы умнее отцов, иначе какой, к черту, прогресс! Что ж, “здравствуй, племя молодое, незнакомое… приветствую тебя звоном щита”?!
Вздохнув, он наконец нырнул в булочную, где старуха с вечно недовольным лицом склочницы подозрительно тыкала пробником во все подряд булки, батоны и четвертинки хлеба.
В это время Абогин уже входил в подъезд. Жалуясь, двери проскрипели вслед свою обычную ревматическую песнь, в которой ему всегда слышалось: “Ску-учно! Тол-ка-а-ют! Спа-асу нет!” Войдя в квартиру, он сбросил отяжелевшую от сырости куртку, но вопреки обыкновению не сел за работу.
Что с ним? Зачем он заговорил с писателем и так неловко -расстался?
Однажды кто-то из приятелей назвал его “помешанным скалолазом”. Что ж, возможно. Он не помнил, когда и с чего это началось, казалось, он всегда гнал себя вверх. Сам, нещадно, только цели менялись. И всякий раз думалось, что вот доберётся, осилит, а там будет хорошо, навсегда безмятежно. Будет хорошо, когда он сравняется в силе – нет, превзойдёт! – всех мальчишек, чтобы ни одна сволочь из подворотни не осмелилась прицепиться. Тогда над изголовьем его кровати висел портрет Суворова, физически слабейшего из солдат, который так вышколил себя, что и под старость мог загнать любого. Каждодневными тренировками Игорь доводил себя до изнеможения, когда трудно поднять веки, не то что руки. А он ещё шёл к приятелям поиграть – и улыбался.
Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru