Пустыня жизни - Страница 36

— Снежка!!!

Я рванулся к ней, сжал враз обессилевшее тело, не веря себе, поцеловал её запрокинутое измождённое лицо, запёкшиеся губы, сияющие сквозь слезы глаза, ничего больше не видя и не желая видеть.

— Живая, живая…

— Конечно, неужели ты думал?…

— Но ведь тебя…

— Ах это! — Она измученно улыбнулась. — Ну да, это было: скрутили и принесли в жертву. Очень уж они были напуганы.

— И?…

Приподняв лицо, она медленно и нежно губами коснулась моих глаз.

— Солёные… Плохого же ты о нас мнения, если думал, что я буду покорно лежать и реветь. Так, хлюпнула разок, уж очень все это было обидно и глупо… А потом встала и ушла.

— Как, неужели ты…

— Глупый, ты же сам учил меня силовому рывку. Неужели забыл? Я, правда, уже не та, но подумаешь, дурацкие ремённые путы, на это меня хватило… Не подпекаться же на скале, изображая добропорядочную жертву!

Её глаза блеснули.

— Хотя, пожалуй, в этом была бы своя прелесть. Злобное чудовище, пленная девушка и отважный, на машине времени, рыцарь, а? Извини, что не оправдала.

Я засмеялся от счастья. Обнявшись, смеясь и плача, забыв обо всем, мы стояли над пламенеющей бездной, в которой уже не было зла, как, впрочем, и добра. По измученному, потемневшему лицу Снежки скользили багровые блики, я поцеловал её исцарапанные руки, на меня смотрели сияющие глаза, единственные в мире глаза, мы не могли оторваться друг от друга, мне было наплевать на все беды прошлого, настоящего, будущего, пока… Пока что?

Бедная девочка, она-то думала, что все позади, один я знал, как обстоит дело. Тем крепче я прижимал её к себе, судорожней длил объятия.

Наконец она высвободилась.

— Ну вот, дальше рассказывать не о чем. Весь день я бродила вокруг, а потом вернулась сюда, здесь тепло… и любопытно. Я ждала, все время ждала своих, хотя…

Она коротко вздохнула.

— Ладно, что было, то прошло. Вот что, благородный рыцарь. Твоя девушка голодна, но это успеется. Я не слепая, рассказывай все. В нашем мире… плохо?

Снежка бодрилась, о главном, как я ни прятал, ей все уже сказало моё лицо, она стойко готовилась принять удар, но пресекшийся голос умолял пощадить.

Я не мог её пощадить, не мог даже смягчить правду. Она все выслушала молча, не моргнув, только отведённая назад рука, как бы ища опору, слепо шарила по скале, то и дело впиваясь ногтями в камень.

Нет, это было не отчаяние.

— Значит, теперь мы вроде изгнанных Адама и Евы? Что же, — добавила она с дрогнувшей улыбкой. — Все не так плохо, раз человечество в безопасности. А мы, неужели не проживём? Ты, я, Эя… Славная девочка, как же ей досталось! Ничего, я сама стала немного дикаркой, что-нибудь придумаем… И знаешь, — её рука коснулась моей, — в этой жизни есть своя прелесть, не смотри на неё так мрачно.

Я кивнул. Я на что угодно готов был смотреть с радостью, лишь бы не видеть Снежку несчастной. Впрочем, она была права. Она стойко принимала жизнь такой, какая она есть, этим, быть может, и спасалась.

— Все верно, — бодро сказал я. — Мы нашли друг друга, остальное переживём. Надеюсь, я буду неплохим мужем.

— Да уж, придётся. И мне придётся… — Её голос споткнулся. — Ничего, справимся. Обещаю не ревновать.

— Как ревновать? К кому?

— Ты не догадываешься? — Откинув голову, Снежка посмотрела на меня долгим изучающим взглядом. — Но, милый, нас же трое.

— Ты с ума сошла!

Снежка невесело рассмеялась.

— Ох, взглянул бы ты сейчас на себя в зеркало… Между прочим, меня это тоже почему-то не приводит в восторг. А что делать? У Эй больше нет рода, и если мы не примем её в свой… Нет, она будет жить.

— Но ведь не обязательно…

— Здесь обязательно. Легче столкнуть планету с орбиты, чем заставить женщину не быть женщиной. Здесь это так. Только так.

— Несмотря на то что мы побратались с Эей?

Снежка только вздохнула. Прикусив губу, она отвела взгляд. Нет, её губы запеклись не от жара. И руки её были окровавлены не только ремнями; сколько раз ей, наверное, вот так приходилось умерять другую, большую боль.

Я молча привлёк её к себе. Она вжалась лицом мне в грудь и затихла. Ничего не надо было говорить, мы и так слышали друг друга. “Тебе было так плохо?” “Очень. Когда меня повели на смерть, я обрадовалась, сама я не решалась…” “Тебя били?” “Не то… Меня учили жить. Не спрашивай”. “Какое счастье, что ты не смогла…” “Просто это была не та смерть. Слишком мучительно и долго”. “Я всегда буду любить тебя. Тебя, а не Эю”. “Знаю, поэтому и говорю так спокойно. Но она не должна знать, что ты её не любишь”. “Это невозможно”. “Это просто, у неё другие представления о любви. Не беспокойся, все будет не так плохо”. “Я не беспокоюсь. Я ищу и не могу найти другой выход. Туда, к своим”. “Знаю…”

— Выпусти, — сказала она.

Я разжал объятия.

Снежка села, подперев подбородок. Она молча и пристально смотрела на пламенеющие скалы, но видела ли она их? Я больше не слышал её мыслей и не решался переступить порог её молчания. Лицо Снежки было неподвижно, как маска, только сполохи огня пробегали по нему тенями.

Над скалами внезапно, как прежде, снова пронёсся протяжный ноющий вопль огневика, в чёрном куполе ночи снова приоткрылось другое небо, просияла россыпь чужих звёзд.

— Он жалуется, — тихо сказала Снежка, когда все затихло.

— Похоже, — согласился я.

— Не только похоже. Я долго за ним наблюдала, очень долго. Ему одиноко и холодно.

— Холодно?

— Да.

— Ты не можешь того знать.

— Я чувствую.

— Ты думаешь, оно существо?

— Мне кажется, да.

— Что ж, может быть. Нам от этого не легче.

— Не легче, — эхом отозвалась Снежка. — Для возвращения нужна энергия.

— Много энергии, — добавил я.

— Её здесь сколько угодно, — спокойно сказала Снежка. — В нем.

— Он с нами ею не поделится. Скорее наоборот.

— Возможно. У тебя есть шнур?

— Какой шнур?

— Лазерный, разумеется.

— Конечно. — Я покачал головой. — Ничего, малыш, не получится. Лавовое озерцо не даст столько энергии.

— Так подключись к огневику.

— Ты шутишь?

Нет, она не шутила. Спокойно и ясно глядя на меня, она повторила своё предложение подключиться к огневику, словно к банальной розетке.

— Тоже выход, — закончила она как ни в чем не бывало.

У меня обмякли колени.

— Он же разнесёт нас в клочья!

— Если заметит. — В её устало неподвижных глазах переливался жаркий отсвет багровеющих скал. — Если вообще заметит. Я подходила к нему близко, как только могла. Он… Мы, люди, для него не существуем. Наверное, и канализирующий луч лазера для него не более ощутим, чем укус комара. Мы ведь не каждого прихлопываем. А если прихлопываем, то сразу…

Она глянула на меня снизу вверх.

— Я говорю глупости, да? Вероятно, глупости. Ох, милый, мне так хочется домой! Но ты не обращай внимания, можно прожить и так, как мы решили.

Она прикрыла лицо рукой. Я не знал, что и думать. Такая мысль не приходила мне в голову. Сама по себе чудовищная, она и не могла прийти ко мне после всего, что я натерпелся от огневиков. Но так просто отбросить её я уже не мог. При всей своей дикости, она была не столь уж безумной. Технически все было осуществимым, а там уж как повезёт. Сравнение с комаром было на редкость точным.

Я смотрел на огневика и не мог пересилить страх. Над белыми глыбами лав все так же покоилась чуждая всему земному, ежемгновенно преобразующаяся, тем не менее застывшая масса пламени. Огненное существо, плазменный робот, что-то совсем иное? И к этому чудовищному, непостижимому подключиться, всадить в него жало?! Рискнуть собой, Снежкой?

Только об одном она не упомянула, потому что это было ясно и так: нас ждало пославшее меня человечество.

— Пошли, — сказал я.

Хроноскаф стоял там, где я его оставил. Внутри нас встретил спокойный, такой тусклый после всего, что мы видели, свет приборов. Эя спала, разметав волосы и уронив голову на колени.