Пустынный океан (СИ) - Страница 42

Я ждал вечера со страхом и с дубиной в руке: недалеко от наших границ засекли незнакомцев. Преследователи? Путешественники? Все равно. Сегодня никто не зайдет ни во врата, ни в палатку, где Эолин. Маар говорил, что недооценивать стражей Рубинового клана слишком опасно, они пролезут так, что никто и не заметит. Поэтому этой ночью никто не будет спать. Уж хотя бы это я смогу сделать, смогу вылить свою злобу на крыс, исполняющих приказ. Они будут умирать долго, какими бы проворными не были.

Подол палатки приоткрылся, и на пороге показался старший лекарь, что был настолько стар, что его с каждым днем все больше клонило к земле. По его трясущейся голове было непонятно, кивает он или нет, но само его появление означало лишь одно — роды начались.

Выйдя на улицу, я сделал глубокий вдох, пытаясь придать себе бодрости и уверенности, но зайти к Эолин я все же не смогу. Вон, оба муженька уже с бледными лицами топчутся у входа. Жалкое зрелище, но понять их можно. Какими бы воинами мы ни были, но женщина всегда выносит самое главное сражение, на которое ни один мужчина не может смотреть спокойно. Это действительно чудо. Выносить и породить совершенно новую жизнь. Пройти муки боли, но в конце лишь рассмеяться, услышав плач.

— Рассредоточиться по этому периметру. А вы сконцентрируйтесь вокруг палатки.

— Есть!

Опасения маара и оборотня не были напрасными. Преследователи исчезли с поля зрения, и, несмотря на то, что мы усилили охрану границы, следовало быть настороже. Я в жизни больше не буду рисковать.

— Выглядите вы жутко. Заглянули что ль?

Барбатос прижал уши к голове, нервно водя хвостом из стороны в сторону. Его лицо настолько бледное, что даже светится в темноте. Кошмар.

— Да… — обреченно ответил маар, давая понять, насколько большой ошибкой это было для них двоих. Мне ли не знать. Сам к жене рожавшей ломился. Помню затем только то, что меня откачивали долго. Вот только…Вспоминая тот день, мне врезается в слух громкий крик, но сегодня лишь идеальная тишина.

Старший лекарь прошел мимо, зайдя внутрь. Сколько младенцев он принял в свои руки, что так спокоен? Однако, взгляд его суров, он сам говорил мне о том, какими тяжелыми будут роды.

— Почему она не кричит?

Оборотень поднял свои испуганные глаза, прижав к себе на этот раз еще и хвост.

— Она должна кричать?

Мда. Забыл, с кем разговариваю. Мужики-то они сильные, воины искусные, да вот только в делах родильных не шарят вовсе. Первый раз, видимо. Это у меня-то теперь опыту хватает, чтобы настоятельно преподать всем молодым папашам один урок: никогда не заходите в родильную палату, и будет вам счастье.

На их поясах висели мечи. Барбатос магию сразу же почувствует, сигнал подаст. Мне эта затея вначале глупой казалась — не могут эти преследователи просто так проникнуть и убить беременную, но теперь, поняв, что иного удобного случая у этих тварей не будет, мне было даже немного страшно.

Девочка не кричала. Она будто спала, собрав вокруг себя множество лекарей, борющихся за её хрупкую увядающую жизнь. Держись, пусть к жизни тебя двигает любовь и жажда мести. Хотя бы с этим ты выкарабкаешься, ты сможешь.

Вдали прогремел горн. К небу поднимался дым. Подлые твари…

— Глава Геграс! В восточной части начался пожар, что прикажете делать!?

— Мобилизуйте все находящиеся там силы. Пусть тушат его. Если пожар дойдет до сюда, я лично всем головы снесу.

— Пришли, значит, — желваки на скулах Ориаса начали заметно выпирать. Он достал меч из ножен, всматриваясь в лицо оборотня. Тот, принюхиваясь, смотрел почему-то в землю.

— Они рядом. Но будто под землей…

— Значит, — я занес дубину над местом, куда смотрел Барбатос, — мы будем бить так.

Глухой удар, пробивающий землю. Клубы пыли. Черная метнувшаяся тень. Одним взмахом острого лезвия маар перерубил первую гниль, в которой, как я считал, не было ничего человеческого. Значит, будут нападать по одному, перемещаясь тенью под землей? Это будет долгое сражение. Но мы перережем их всех. В эту палатку больше никто не зайдет.

Пожар разгорался. То, что мы столько времени восстанавливали, вновь сгорало на глазах. Вдали слышались удары мечей и приглушенные крики. Их гораздо больше, чем мы предполагали.

— Простите, Геграс, но мы не сдвинемся с места.

Я посмотрел в сторону оборотня. Очевидные вещи говоришь, дружок.

— Да только попробуйте сделать хоть один шаг вправо или влево!

А вот и мрази сегодняшнего карнавала: выскользнули из-за домов, укутанные в свои рубиновые плащи. Поскорее бы вам бошки поотрубать. Перекинув дубину в правую руку, я свистнул, призывая стражей приготовиться к битве. Хитрые змеи — посланники Харрана должны умереть здесь и сейчас.

Они недооценили нас. Первые ряды пали почти сразу же, оказавшись под натиском дикой и бьющей напролом силы. Те, кто прошмыгивал мимо, уже лежали в собственной крови рядом с палаткой — хромой маар и огромный красный лис были подобно церберу из легенды. Мимо них не мог пройти никто. Но, мы недооценили их. Их расставленные ловушки срабатывали на удивление четко, вырываясь из земли и впиваясь в конечности воинов своими капканами. Сила против ловкости. Ярость против хитрости.

Занеся дубину над головой, я со всей ненавистью ударил ею по одной из тварей, отчего голова той полетела в сторону. Мне плевать сколько вас, какие мотивы вами движут, сегодня вы обязаны умереть. Вы — ничтожества. Звери без морали и собственного мнения. Вы даже не достойны погибнуть здесь.

Они орудовали кинжалами и какими-то острыми нитями, которые выплевывали из рукавов подобно паутине. Эти нитки разрезали не хуже лезвия, а неспособность вовремя заметить их в темноте играла врагам на руку. Мы не были их основной целью, это было очевидно. Многие, словно безрассудно, бежали к палатке, где встречали свой конец. Эти два цербера были, казалось, намного злее, чем я. Рубили и сгрызали беспощадно со всей своей кровожадностью.

Пожар полыхал все сильнее. Он стремительно сжигал дотла дом за домом, приближаясь к нам. Я чувствовал этот жар своей кожей, но алых накидок становилось все меньше, и все реже они бездумно бросались мимо нас к палатке, где рожала Эолин. Решили дождаться, когда пламя достигнет этого места? Как бы не так! Я с криком рванул на оставшихся в живых преследователей. Их было от силы шесть или семь. Мои воины последовали за мной, устремляя вперед копья.

Сколько прошло времени? Много, раз начало рассветать. Разбросанные по земле бошки радовали сердце. Вы больше не поднимете свои гнилые головы. Жалкий остаток. Трое? Мне казалось, их было четверо. Уже голова кружится. Мышцы ломит, но ненависть продолжает питать тело. Я рад, что могу помочь хотя бы так. Удар. Хруст. Труп. Удар. Крик. Кровь. Труп. Не на тех вы напали. И, хотя теперь на поле боя не было ни одной живой накидки, пожар подошел слишком близко. Нужно забирать Эолин и уходить. С нашим поселение все кончено.

Я обернулся, чтобы крикнуть воинам у палатки, но замер, увидев их лица. Они смотрели на подол палатки. Он был в вытекающей оттуда крови. Бросив дубину, я что есть силы рванул ко входу. Никто не мог пройти мимо, а значит, эта кровь…Стоило мне подойти к двум церберам и схватиться за ткань, как изнутри раздался звук. Громкий крик, наполняющий рассвет новой жизнью, уводящий от полыхающего пламени, касающегося тела своими языками. Приветственный крик новой жизни, появившейся на свет, когда с клинков еще не успели вытереть чужую кровь.

Остановившись на мгновение, я все-таки открыл подол и тут же отвернулся, почувствовав тошноту. Все в крови. Слишком много крови: на простынях, на тряпках, на полу. Кутая новорожденную в пеленку дрожащими руками, старый лекарь повернулся в мою сторону. Он молчал.

Мимо, поскальзываясь на склизком полу, пронесся Барбатос, рядом со мной замер маар. На широкой измятой кровати недвижно лежала Эолин с распластанными черными волосами, налипшими на лицо. Свесившаяся с кровати рука едва касалась пола. Лежавшая поверх тела простыня закрывала вспоротый живот.