Пустошь (СИ) - Страница 394

Мадара неуверенно улыбнулся, поймав растерянный взгляд брюнета.

Парень, шумно выдохнув, сделал шаг назад, налетая поясницей на спинку кресла. Он поднёс руку к лицу, пытаясь поймать ускользающий холодный край савана, что едва задел его лоб. Его трясло мелкой дрожью, которая всё-таки пробилась наружу из-под толстого слоя злости.

- Теперь ты понимаешь?

- Понимаю, - отстранённо кивнул Учиха и прямо посмотрел на Мадару.

Губы парня дрогнули в какой-то кривой усмешке. Он как-то легко вздохнул, разминая шею и покусывая нижнюю губу, будто бы только-только проснулся от какого-то приятного сна. Но не было этой сказочной дрёмы. Были кошмары. Чёрные, затягивающие, убивающие.

- Понимаю, что ты одинокий, доживающий свой век человек, - сказал Саске. - Понимаю, что ты так обезумел от своей ненужности, что решил забрать всё у других. Понимаю…что ты слабый. Ты не сильнее Фугаку.

Лицо Мадары дрогнуло, словно плохая голограмма. Его тень улыбки медленно оплыла расплавленным воском, открывая изуродованные губы.

Брюнет, оттолкнувшись от кресла, резко подошёл к Мадаре, приставляя нож к упрямому подбородку мужчины. Подумать только…это его отец.

- Ты сломался так же, как и он.

Холодная сталь отразила такую же холодную усмешку на бледных губах.

- А, может, и сильнее, - выдохнул Саске, заглядывая в черные глаза, ловя в них отражение своего безумия. - Ведь он никого не убил.

Он отпрянул от застывшего мужчины, роняя нож на ковёр и отходя спиной вперёд.

- Ты будешь один, Мадара, - резко бросил Учиха. - Одиночество для тебя страшнее смерти.

Он толкнул дверь и, крепко уцепившись за её створку, широко улыбнулся:

- Ведь мы так с тобой похожи.

***

Идти было совершенно некуда.

Мосты разрушены, нити оборваны. Остались только дрянные камни, усыпавшие мельчающее с каждым днём дно протекающей в ущелье речки. Когда-то она носила громкое название: «Река Жизни» - а теперь стала грязным родником, который вот-вот окончательно потеряется между илистыми разводами, станет вялой тенью себя прежнего.

Саске было плевать.

На все слова Мадары, на то, что так и не почувствовал ничего необычного, встретившись с тем, кто был его отцом. Это всего лишь прошлое.

Прошлое.

Он сам медленно становился прошлым. Сидя на остановке, вглядываясь в пустую дорогу и не видя ничего дальше своего носа.

Очки, искорёженным трупом, лежали под ногами. Не выдержал, разбил, потому что помнил, как их ловко поправляли чужие смуглые пальцы. А были ли они вообще, эти руки? Нежные, горячие, сильные…были ли?

Учиха клокочуще выдохнул, привалился плечом к холодному столбу и вновь отпил из бутылки. Да, пить ему было нельзя, а водку вряд ли можно было назвать достойным пойлом. Но кто теперь запретит? Кого послушаешься?

Усмешка отдала болью где-то в затылке. Разве теперь был смысл держаться? Вглядываться в темноту и ждать чего-то? Оставалось только наблюдать, как родник вытягивается хрустальной ниткой…

- Придурок, - сказал Саске, давясь очередным горько-обжигающим глотком. Он, кажется, пошёл не в то горло, и пришлось закашляться, судорожно утирая влажные губы дрожащей рукой.

«Придурок», - это слово нужно было забыть. В нём было столько нежности, сколько не бывает в ином: «Я тебя люблю».

Потому что говорил его, глядя в серые глаза, помня синие морозные всполохи в них. Да, Наруто иногда улыбался, и его взгляд вновь горел…горел, когда он слышал это грубое слово. Почему горел?

- Потому что придурок, - качнул головой Учиха.

Он прикрыл глаза, с трудом выдыхая. Спиртное, лившееся по пищеводу, сжигало изнутри быстрее, чем одуряющая пустота. Чем боль…

Перебравшись на скамейку целиком и упёршись спиной в холодный влажный столб, Саске согнул ноги в коленях, не давая телу разъезжаться бесформенным месивом. Он должен был хотя бы попытаться сохранить подобие своей человеческой оболочки. Хотя бы на час, до рассвета, а потом…

Очередные быстрые глотки в попытке заглушить начавшую работать голову. Зачем сейчас мысли? К чему они приведут? К размышления о том, почему же больно на самом деле? Жалеешь ли себя или того, кто умер? Боишься одиночества и поэтому так зол на оставившего? Или зол на себя, потому что не понял, не прислушался к вопящей интуиции?

Ведь чувствовал, знал…что-то не так. Но что…

Учиха впервые за долгое время почувствовал себя человеком. Тем самым: жалким, слабым, раскисающим от осознания своего одиночества. От того, что его посмели оставить. И оправданий тут не было. Эгоистичное существо, сидящее внутри, отказывалось принимать их. Ушёл, полюбил другого, другую, устал, пресытился…умер. Всё было одно. И главное в этой веренице несвязанных слов было - ушёл.

Оно было той самой гильотиной, резавшей пополам.

Оно было тем самым ядом, который сейчас глотал из холодной прозрачно-зимней бутылки.

Оно было тем, что засело внутри, не давая закрыть глаза.

Бросил.

Умер раньше.

Но ведь обещал быть рядом до конца…

- Иди ко мне…

А она стала неразговорчивой. Повторяла одно и тоже слово, то появляясь, то пропадая. И можно было считать это за чудесное излечение расшатавшегося мозга, если бы не застывшие по краям тени. Они смотрели, обсуждали, будто бы были теми самыми невидимыми судьями, которым позволено судить даже мёртвых.

«Наруто был виноват сам, потому что не ушёл», - так говорили тени.

«Наруто был виноват, потому что любил», - они повторяли это раз за разом.

А Саске устал. Он не хотел искать виноватых. Он просто ждал, пока ручеёк окончательно смешается с грязью.

…А небу было действительно плевать. Оно продолжало сыпать мелкой снежной трухой…

***

Наверное, водка всё-таки ударила в голову. Или же что-то другое, посильнее.

Как он добрался до дома, Учиха не помнил. И почему ноги вели именно туда, где под крышей ждал взволнованный Итачи.

Зайдя в прихожую, Саске остановился, глядя на замершего напротив брата. Точнее…того, кем он привык считать этого совершенно чужого парня.

Итачи молчал. Вряд ли сейчас можно было сказать что-то вразумительное, что сотрёт с лица Саске этот мел, заставит огрызнуться и опять полыхнуть чёрной злобой.

Огонь погас.

Младший Учиха поднял руку с зажатой в ней бутылкой, пристально глядя на брата, а тот неожиданно взял её и сделал большой глоток.

- Наруто умер, - до ужаса спокойно сказал Саске.

Горько, обжигающе.

- Иди сюда, - тяжело вздохнул Итачи, за плечо притягивая брата к себе, чтобы обнять одной свободной рукой за слишком тонкую спину, не прогнувшуюся даже под тяжестью этого прикосновения. Странно ровный, выточенный из белого мрамора, который должен был стать чьей-то надгробной плитой.

***

Ночь. Она никогда не была такой одинокой.

Даже то, что Итачи неизменно сидел молча, смотря в одну точку и думая о чём-то своём, не приносило былого ощущения живого существа рядом. На виски давило, и мебель в комнате медленно оплавлялась.

Воск. Декорации из воска.

Потом Итачи забрал бутылку, допивая то, что осталось на донышке. Он отставил её в сторону, на журнальный столик перед ними. И взгляд невольно притянул этот матовый кристалл, дышащий алкогольными парами в своих прямых гранях.

Саске крутил в пальцах истерзанный виноградный росток, который оседал на пальцы влажным, мёртвым соком. Поднялся, пошатнувшись, но всё-таки сумел дойти до книжной полки во всю стену. Дрожащие пальцы с нажимом прошлись по корешкам книг, останавливаясь на подходящей: золотистый переплёт, изумрудная обложка. Почему-то именно она легла в руки невесомым грузом, открылась ровно посередине, принимая в себя росток.