Пустошь (СИ) - Страница 23
Найдёт позже.
– Сейчас тебе станет лучше, – тихо проговорил доктор привычную фразу, придерживая голову парня за лоб и пальцем пытаясь просунуть таблетку в рот Учихи. Ещё один риск. Если он поперхнётся капсулой, то беды не избежать, а если не дать ему лекарство, то кровь так и не поступит в мозг…
Орочимару опустил пузырёк на пол рядом с ними, машинально поглаживая Саске по волосам. Он так часто делал, успокаивая своих пациентов, которые никак не могли вернуться в реальность, и этот жест стал почти машинальным. Ничего незначащим.
– Глупый ребёнок, – тихо говорил доктор, слушая хриплое, постепенно выравнивающееся дыхание пока ещё ничего не соображающего парня, – ты решил, что ты сильнее всего на свете? Глупый…
Судороги постепенно проходили, оставляя истерзанное тело, позволяя рукам расслабленно повиснуть, ногам выпрямиться, а голове упасть. Постепенно он придёт в себя…
А пока мужчина поднял его и перенёс на кушетку в своём кабинете. Убедившись, что тело никуда не сползает, а конечности ровно вытянулись, Орочимару зажёг свет маленькой лампы, и янтарные лучи оной залили небольшую комнату.
Сам же он достал саквояж, в котором хранил лекарства, прихваченные из клиники этим вечером, когда узнал, что Учиха сбежал. Доктор просчитал ходы парня ещё до того, как тот появился в его кабинете, требуя сигарет. Только не знал, когда именно Саске решит воплотить свой план в жизнь.
Такие, как он, долго не сидят на одном месте. Стремясь бежать куда-то, от кого-то. Но чаще всего от самих себя.
Флакон с жидкостью звонко стукнул о лакированную поверхность журнального столика, рядом с ним лёг небольшой шприц и жгут.
Орочимару знал, что пробуждение после приступа не принесёт с собой облегчения.
***
Учиха приходил в себя медленно, словно после хорошей такой пьянки, на которой пьёшь всё, что горит и льётся. Болело всё: мышцы, кости, сухожилия, внутренности.
Первым делом он закашлялся, переворачиваясь на бок из этого странного, вытянутого положения. Что-то горькое подступало к горлу, но Саске мужественно сдержал порывы и сглотнул, разлепляя глаза.
Взгляд упал на тёмно-красный ковёр, затем поднялся выше по штанине тёмных брюк. Орочимару сидел перед ним в кресле, отстранённо наблюдая.
– Что со мной… было? – выдохнул Учиха, пытаясь забраться на кушетке повыше и принять более сидячее положение. Выходило плохо из-за болящих мышц, но вскоре он всё же сел.
– Эпилептический припадок, – заученно выдал доктор. – Бывает.
– Бывает? – сил на удивление не осталось, это было скорее нервное. Нервный смешок. Бывает… словно Орочимару говорил об утреннем стояке.
– А ты чего ожидал? Я предупреждал.
– Где я? – игнорируя риторический вопрос, спросил Саске.
Это место было ему незнакомо, хотя сначала показалось, что Орочимару привёз его обратно в клинику и сейчас он находится в его кабинете. Схожесть определённо была: те же высокие книжные шкафы, какие-то дипломы на стене, приглушённый свет, большие окна, сейчас закрытые тёмно-коричневыми жалюзи. Даже стол был почти такой же, как и в клинике. Массивный, из тёмного дерева, на котором были аккуратными стопочками разложены бумаги, а также стояла чернильница – гостья из прошлого, и настольная лампа.
– У меня дома. Как голова? – тихий, спокойный голос будто стал сигналом.
Учиха думал, что ад кончился, но лишь одной ногой наступил на дверной коврик, взялся за ручку, раздумывая: не открыть ли дверь.
Виски и затылок заныли протяжной болью. Она накатывала волнами, сгибая тело, пробегая по нему дрожью, выбивающей холодный пот. Кабинет странно накренился, закачался, и Саске вцепился руками в кушетку, стискивая зубы. Он скосил глаза на доктора, мысленно желая, чтобы он сделал уже хоть что-нибудь. Удар чем-то тяжёлым по голове тоже сгодился бы…
– После приступов случается резкая головная боль, – совершенно ровным голосом заявил Орочимару, зачем-то беря в руки жгут. – Это нормально для таких, как ты.
– Она… пройдёт? – еле выдавил из себя Учиха, но тут же пожалел, чувствуя, как громко бьют свои же слова по ушам.
– Она теперь твой самый близкий и назойливый друг, – хмыкнул Орочимару.
Его голос походил на спокойный тон лектора, который стоит перед аудиторией и читает очередную речь по бумажечке, а не сидит в кресле перед раскалывающимся на кусочки парнем.
– Есть лекарства, которые тебе не выдадут без рецепта. А чтобы его получить, – мужчина взял руку Саске, не без усилий разжимая сжавшиеся на обивке кушетки пальцы, – тебе нужно взять рецепт у меня. Но с той частотой, с которой тебе требуется это болеутоляющее…
Орочимару тяжело вздохнул, закатывая рукав парня:
– Тебе лучше вернуться в клинику.
Учиха хотел послать его ко всем чертям, выругаться, вцепиться в это худое лицо. Почему он медлит?! Чего добивается?
– З-заткнись…
Орочимару поднял глаза на него и усмехнулся. Однако замолчал, полностью переключая своё внимание на жгут:
– Поработай кулаком.
Саске бы с удовольствием поработал кулаком, впечатав его в тонкий нос доктора, который потянулся за очередной склянкой и шприцем.
Сознание почти отключалось, когда он вновь почувствовал холодные пальцы на внутренней стороне руки.
– Ты ел что-нибудь сегодня?
Какое это отношение имеет к делу…
Парень мотнул головой, мало надеясь, что этот жест был расценен, как отрицательный.
– Будет немного больно, – с каким-то странным смешком предупредил Орочимару.
Боли от укола Учиха не почувствовал. То ли мужчина набил руку на своих пациентах, то ли головная боль перебивала все остальные ощущения.
– Предупреждаю – будет тошнить.
– Достал, – выдохнул Саске, раскрывая глаза. – Сделай что-нибудь, чтобы было… никак!
– Увы, это противозаконно.
Скорее всего, тот пожал плечами или даже улыбнулся, но этого Учиха уже не видел, свешиваясь с кушетки. Его всё-таки вывернуло наизнанку, благо, выворачивать было нечем.
Так вот к чему был тот вопрос…
– Ляг ровно, если ты закончил. Тебе надо… привыкнуть. И не вставай.
Саске бы лёг, но ему и так было неплохо… в странном, перевёрнутом положении…
Поэтому Орочимару с тяжёлым вздохом перевернул его на спину, словно укладывая спать непослушное дитя:
– Можешь поспать. Боль не пройдёт полностью… в первый раз, но снизится.
Учиха кивнул или подумал, что кивнул. Он смежил веки, продолжая из-под прикрытых ресниц наблюдать за доктором.
Как ему показалось, мужчина вышел из комнаты на некоторое время, затем вернулся, взял со стола какой-то лист и, сев обратно в кресло, начал неспешно записывать в нём что-то.
Скрежет ручки по бумаги не раздражал, а наоборот убаюкивал. Боль уходила на задний план, а в голове было пусто… так, как не было уже последние несколько дней.