Пустой мир. Сестры (СИ) - Страница 15
За это работорговцев ненавидели. Ненавидели слишком многие, чтобы их ремесло можно было называть спокойным. Многие команды пиратских кораблей и наемных группировок формировались из бывших рабов, каким-то образом сумевших выбраться, но навсегда запомнивших кому обязаны своими сломанными жизнями. Они редко охотились на работорговцев намеренно, но при встрече не оставляли им ни малейших шансов на выживание. Гораздо страшнее были различные организации и рыцарские ордена, по мере своих сил пытавшихся нанести урон рынку работорговли. Боевые крейсеры рыцарей нередко устраивали засады на ведущих к крупным невольничьим рынкам торговым путям. Рыцари перехватывали набитые рабами транспорты, вырезая экипажи от первого до последнего человека. Ни переговоров, ни пленных, ни какой-либо надежды на спасение они не давали, способные преследовать работорговцев неделями, порой совершая рейды даже на сами рынки или их крупные базы. А военизированные структуры вроде Братства Свободных Мечей и вовсе поставили своей целью истребление работорговли, тратя на это огромные ресурсы, начиная от перехвата невольничьих конвоев и заканчивая нападениями на анклавы, которые работорговцы использовали в качестве опорных пунктов. Это была настоящая война, необъявленная и бессмысленная, поскольку ни одна из сторон в ней не могла даже и на шаг приблизиться к победе, но от того не менее кровопролитная.
Рейвен ненавидела работорговлю всей душой. В ее родном городе официально она была запрещена, что все же не мешало процветать невольничьему рынку на нижних уровнях и в глубине фавелл, сбивавшихся у оснований городских небоскребов. К несчастью, у работорговли в городе было немало сторонников, особенно, среди высших чиновников, получавших на этом огромные прибыли, и порой даже сами покупающих рабов в качестве живых игрушек для собственных утех. И все же, это не мешало силам внутренних войск вести с работорговцами жестокую войну на истребление, пытаясь перекрыть каналы поставки рабов с Пустошей и наконец-то разрушить уже сложившуюся торговую сеть. Там, на нижних уровнях, значок полицейского автоматически делал человека мишенью для любого, у кого с законом были проблемы, а такие составляли абсолютно большинство населения в трущобах и фавелах города. Каждый рейд на точки работорговли оборачивался жестокими перестрелками, практически никогда не обходившимися без потерь со стороны сил правопорядка.
Однажды девушка участвовала в штурме невольничьего рынка, и этот эпизод навсегда остался в ее памяти. Особенно, тот момент, когда, разбив наемников и бандитов, выступавших в качестве охраны, спецназовцы прорвались к «загонам», где держали рабов. Грязные исхудавшие тела, в которых с трудом узнавался облик разумных существ, забитые в слишком маленькие для них клетки, пахнущие потом и экскрементами, либо толпившиеся в небольших загонах со стенками под напряжением, сбившиеся так тесно, что топтали друг друга. Воздух, за исключением невероятной вони, был ропитан страхом и отчаянием. Тех, кто теперь топтался в «загонах», уже сложно было назвать людьми, их сломали, превратив в напуганных и забитых существ, боящихся даже взгляд поднять на говоривших с ними. Рейвен в тот день ничуть не жалела, что расстреляли всех взятых в плен работорговцев и бандитов, охранявшихся этот рынок. Она, как и ее товарищи, просто не могла допустить, чтобы эти нелюди попали на скамью подсудимых, где, благодаря своим связям и деньгам, могли избежать справедливого наказания.
И все же, с тех пор Рейвен боялась оказаться на месте этих несчастных. Смерть ее не пугала совершенно, но столь жалкое существование казалось страшнее любой даже самой мучительной смерти. Превратиться в живую вещь, ценность которой будет определяться исключительно ее владельцем, по своему желанию может сделать с ней все, что захочет, лишиться всех надежд и желаний, намного страшнее любой другой участи.
Но в сложившейся ситуации Рейвен нисколько не жалела о своем решении. Оказаться среди рабов все равно лучше, чем предать данные клятвы и собственную честь, став шпионом этого бандитского главаря в своем родном городе. Может быть, для кого-то подобное предательство и казалось нормальным, но только не для Рейвен, еще в академии давшей себе клятву всегда и во всем оставаться верной данному слову. И никогда с тех пор ее не нарушавшую. Даже в такой ситуации оставался шанс вырваться на свободу, рабы сбегали и порой даже поднимали восстания, в то время как от понимания того, что предала саму себя, сбежать уже не получится.
Загон для рабов, подготовленных на продажу, находился на нижних уровнях этого комплекса, даже еще глубже, чем покои самого бандитского главаря. И об их содержании бандиты явно не думали, больше полагаясь на естественный отбор, который оставит среди товара наиболее сильных и стойких и, соответственно, стоящих гораздо дороже. На этом уровне не было ни отопления, ни нормального освещения, а то, что имелось, состояло из нескольких аварийных светильников. И то грязных настолько, что света их слабых лампочек почти не было, так что все помещения тонули в полумраке. Пленников здесь было набито столько, что свободного места почти не оставалось, воздух насквозь пропитался биологической вонью так, что даже дышать было трудно. С другой стороны, положительной стороной этого было то, что в помещениях оставалась плюсовая температура, и никто не мерз.
Рейвен втолкнули внутрь, на несколько секунд открыв грубо сваренные металлические двери, после чего их снова закрыли, оставив ее одну в совершенно новой обстановке. Неизвестно, что могло сделать с разумом этих людей длительное пребывание в плену, и девушка по старой привычке приготовилась к самому худшему. Но оказавшись один на один с обитателями темницы, поняла, что ей не будет никто угрожать. Пленники, больше похожие на захваченных дикарей и жителей мелких поселков, разграбленных налетчиками, только напряглись, но увидев, что это всего лишь еще один новенький, снова успокоились, не желая вмешиваться. Всем было все равно…
Свободного места здесь практически не было. Люди сидели и лежали, заняв практически все пространство, собираясь в кучки возле старых и дырявых бочек с тлеющими угольками внутри. Разводить сильный огонь здесь было не из чего, да еще и очень опасно, неработающая вентиляция не могла справиться с дымом, который мгновенно заволок бы все свободное пространство. Приходилось осторожно ступать между телами, чтобы случайно ни на кого не наступить и никого не потревожить. Рейвен не знала, куда сейчас надо идти, но стоять и дальше у самых дверей смысла не было, лучше всего было бы найти какой-нибудь потаенный уголок, где бы можно попытаться хотя бы отлежаться и зализать раны прежде, чем снова пытаться бежать.
Рабов было очень много, она еще не видела всех отсеков подземной темницы, а их уже набиралось несколько сотен, и сколько еще могло быть дальше, сложно представить. Рейвен знала, что Горлодер занимается работорговлей, это была одна из причин, по которой его необходимо было устранить, но даже не подозревала, что бедствие имело такие масштабы. Здесь были не только люди, но и представители других рас. Даже мутанты и гибриды, которые ценились на невольничьих рынках за большую выносливость и высокую приспосабливаемость к агрессивным условиям пустошей, и стоили дешево, поскольку за полноценных людей их никто не считал.
На девушку порой кидали любопытные взгляды, все-таки какие-то изменения в обстановке притягивали внимание, но интерес обычно пропадал уже через несколько секунд, и все возвращались обратно к бессмысленному ожиданию. Пленникам все равно ничего не оставалось, кроме как сидеть и ждать, пока про них не вспомнят или не настанет время кормежки. Кто-то вполголоса разговаривал, кто-то кашлял или чихал, кто-то бредил и метался в лихорадке, кто-то просто лежал и ничего не делал. Где-то мать, напевая колыбельную, укачивала на руках ребенка, где-то так же тихо переругивались, но все это все равно казалось невыразительным на фоне повисшего над людьми отчаяния и полного равнодушия к собственной судьбе. Они словно уже сдались и только ожидали, когда же все это закончится.