Пустой мир. Кровь и честь (СИ) - Страница 118
- Как ты смеешь говорить подобные слова! – вперед вышел Эдвард, сказав эти слова с такой ненавистью, что Михаэль Гористар даже схватился за рукоятку своего церемониального клинка, отшатнувшись от своего пока еще политического противника. Тристанский же барон, намеренно медленно вытащил из ножен свой кинжал, привлекая к себе внимание всех присутствующих, - Твой род виновен в том, что приютил и воспитал Респира, дал ему силу и оружие только для того, чтобы позже он расстрелял мою свадьбу и убил мою жену, с которой я не был женат и часа! – Эдвард говорил холодно и спокойно, но настолько завладел вниманием всех остальных, что ему внимали все, - Я сам чуть не погиб там, но провидением Неба мне суждено было выжить. И теперь призываю к ответу Гористарский Дом, - он взялся за остро отточенное лезвие голой рукой, стянув с нее перчатку, и провел по нему ладонью, глубоко вспарывая кожу, так что капли крови закапали на пол, - Здесь и сейчас я клянусь отомстить Дому Гористара, потребовав кровью заплатить за содеянное. И клянусь, что не успокоюсь, пока будет жив хоть кто-то, имеющий право носить родовое имя Гористар! – с последним словом он бросил окровавленный кинжал к ногам своего врага и, развернувшись, сжав в кулак еще кровоточащую ладонь, вышел из зала, сопровождаемый лишь гробовым молчанием остальных феодалов. Клятвы кровавой мести не произносились в королевстве уже очень давно, но и никогда в истории их не произносили на общем Совете.
- Время слов подошло к концу, - подчеркнул граф Фларский, повторяя слова Карийского барона и первым нарушая повисшую здесь тишину, - Настало время пушек. Они накажут виновных и выберут нового короля вернее любых других средств…
Комментарий к Глава 11. Игра в открытую.
здесь пока что все. Готовится вторая часть.
========== Эпилог ==========
Карийский замок напоминал цитадель тристанского рода, хоть и построен гораздо позже, в Века Раздора, в эпоху непрерывных гражданских войн между феодалами, когда в королевстве не было ни порядка, ни спокойствия. Крепости, подобные этой, становились опорами для армий, сходящихся в жестоких сражениях, переживая осады и штурмы. Карийский замок был памятником той эпохи, оставаясь с тех пор военным центром, в то время как семья барона жила ближе к столице, в новом замке, меньшем по размерам и больше подходящий для жизни, чем старая цитадель. И все же, именно в старом замке находилась родовая гробница Карийского рода, одного из древнейших во всем Рейнсвальде, укрытая глубоко в катакомбах под его стенами, место последнего упокоения представителей этого гордого и благородного семейства.
Темный коридор, выложенный каменной кладкой, старый и древний настолько, что уже давно стерлась память о тех, кто его выкапывал глубоко под основанием замка, освещенный лишь плазменными фонарями, висевшими на стене через каждые тридцать метров, уходил все дальше и глубже под землю. При ходьбе под подошвами ботинок на старом, выложенном керамзитной плиткой, полу хрустела старая каменная крошка, осыпавшаяся от времени с потолка. Сопровождающий его смотритель был единственным, которому Эдвард позволил сейчас пойти с ним, оставив снаружи даже свою свиту, не желая кому-либо еще открывать свою терзаемую душу. Почти не выходящий из своих подземелий старик с сухим вытянувшимся лицом, покрытым глубокими морщинами, уверенно шел впереди, пока не дошел до арочного прохода, искусно украшенных скульпторами в виде небесных стражей, поддерживающих свод. На каменном покрывале, что стражи держали в руках, старым шрифтом были вырезаны слова «Мы здесь обрели покой, не тревожь наш сон. Ибо в этом мире каждый лишь в пути, и мы свой прошли».
- Дальше я пойду один, - приказал Эдвард, подняв воротник своего камзола, чье золотое шитье поблескивало в свете фонаря смотрителя. Это казалось лишним в подобном месте, но он и так крал сам у себя время, которого оставалось и так очень мало. И все же, сюда он должен был прийти, - Ожидай здесь.
Смотритель только кивнул и протянул ему свой фонарь. Взяв закрытый в металлический корпус плазменный огонь в правую руку, Эдвард прошел вперед, под своды семейного склепа Карийских баронов, за столь долгое время их правления здесь превратившегося в настоящие катакомбы. Длинные коридоры, пересекающиеся под прямым углом, проходили вдоль больших ниш, где стояли надгробные памятники упокоившимся здесь дворянам. Воины, политики, полководцы, герои и просто те, кто был кровно связан с правящим в этих землях родом. Многим могилам уже было несколько тысяч лет, но за ними все так же бережно смотрели и оберегали, сохраняя так, словно установлены здесь надгробия совсем недавно, Эдвард шел мимо, не задерживаясь даже на то, чтобы прочитать имена тех великих, кто здесь похоронен. И чем дальше продвигался в затхлом воздухе склепа, тем тяжелее становилось идти, тем труднее становилось дышать, а слезы снова начинали подбираться неприятным и тяжелым комом к горлу.
Вот поэтому он и должен прийти сюда один. Никто не должен видеть, как плачет тристанский барон, никто не должен видеть его в эти минуты слабости. А слезы уже против воли капали из глаз, когда остановился перед совсем новым надгробием, с еще первозданной белизной обработанного камня, ради которого сюда и пришел. Скульптор действительно оказался талантлив, изобразив Дух Неба в виде фигуры в тяжелом балахоне и с капюшоном, закрывающим лицо, расправившей руки над лежащей у его ног молодой женщиной. Он практически точно изобразил все черты ее лица, казалось даже, будто она улыбается, если бы только не ее подвенечное платье, пробитое пулями. И надпись золотыми буквами у основания скульптуры гласила «Изабелла Карийская, жена Эдварда, барона Тристанского».
Он вытащил из нагрудного кармана несколько свечей, за которыми специально сам прилетал в храм Неба, давя в себе ту ненависть, что с недавнего времени испытывал к этим культистам, но помнил, с каким трепетом Изабелла всегда относилась к подобным традициям. Поставив их на и так залитом воском надгробии, не без труда зажег трясущейся рукой, с трудом подавляя в себе давящие изнутри на грудь рыдания, и только после этого позволил упасть перед ее могилой на колени.
- Здравствуй… прости что не смог прибыть на твои похороны, - с трудом смог улыбнуться сквозь слезы, - Я и сам был недалек от того, чтобы отправиться за тобой следом, и видит Небо, так бы и поступил, если что-то мог тогда решать… Прости, что не приходил сюда раньше… Прости меня за все… Если ты меня еще как-то можешь слышать, прости пожалуйста… - единственный человек, перед которым когда-либо смел открывать свою душу, лежал сейчас по ту сторону могильной плиты, и понимание этого только еще сильнее разжигало чувство вины, что испытывал за ее смерть, - Прости, что не смог спасти тебя в тот день… Ты не должна была умереть. Я должен был. Я должен был быть на твоем месте… Прости меня… Я не могу тебя вернуть… Я хочу, чтобы ты знала… - расплавившийся воск свечей медленно стекал с холодного камня и попадал на кончики пальцев, но сейчас Эдвард совершенно не обращал на него никакого внимания, занятый только теми словами, что хотел произнести, - Я пришел сюда сказать, что не могу никого простить за твою смерть… Знаю, ты бы не хотела этого, но я не могу даже думать о том, что они ходят по этой земле, дышат и радуются, когда ты лежишь здесь. Я поклялся отомстить за тебя.
Всем, кто виновен. Я истреблю их род до последнего, и никто больше не сможет стать наследником. Никто и никогда больше не вспомнит о них после того, как я вычеркну их из истории королевства. Прости меня за это… Я знаю, ты бы не хотела войны, но ее не избежать… Прости и за это… Девочка моя… - он чувствовал что срывается на рыдания, но и не хотел их даже останавливать, - Почему они забрали тебя у меня? Почему Небо забрало тебя, а не меня? Я не могу жить. Я не хочу жить… Но я буду. Я заставлю себя жить, пока не отомщу сполна. Обещаю тебе… - слезы рвались наружу, и просто что-то неразборчиво шептал, надгробию, ткнувшись в холодный камень лбом. Там была похоронена не просто его возлюбленная. Там было похоронено его сердце.