Пушкин и 113 женщин поэта. Все любовные связи великого повесы - Страница 105

25 мая 1831 года Дарья Федоровна в письме Вяземскому пророчески заметила: «К нашей большой радости к нам приехал Пушкин… Жена его прекрасное создание, но это меланхолическое и тихое выражение похоже на предчувствие несчастья. Физиономия мужа и жены не предсказывают ни спокойствия, ни тихой радости в будущем…»

В 1922 году были опубликованы записи бесед П. И. Бартенева с другом поэта П. В. Нащокиным, которому будто бы сам Пушкин рассказал об одном интимном эпизоде его с Дарьей Федоровной, датируемом Н. А. Раевским декабрем 1832 — февралем 1833 годов. Тетрадь Бартенева еще до ее издания прочитал друг поэта С. А. Соболевский и подтвердил правдивость написанного.

Долли назначила Пушкину свидание ночью у себя дома. Пушкин, придя к ней вечером в ее отсутствие незамеченным, долго ждал, спрятавшись от посторонних глаз. Спальня мужа находилась этажом ниже. Долли вернулась домой довольно поздно, и только тогда объявился Пушкин из укромного места. Опустим идущее дальше описание момента интимной связи, названное Н. А. Раевским «физиологическим». Следующим утром, точнее, уже днем, так как солнце уже успело подняться довольно высоко, Долли тихо вывела Пушкина из своей спальни. Но у стеклянных дверей на выходе из дома поэт и провожавшая его хозяйка дома попались на глаза итальянцу-дворецкому. Чтобы заручиться его благосклонностью, Пушкин на следующий день вручил ему 1000 рублей.

Исследователи творчества поэта считают, что некоторые элементы этой истории Пушкин отобразил в «Пиковой даме» во встрече Германа с графиней, при этом с точностью описав интерьер особняка австрийского посольства на Дворцовой набережной.

Поэт многократно упоминал Дарью Федоровну в своей переписке с женой:

8.12.1831 — «…Была ли у тебя Хитрово или Фикельмон?»;

8.10.1833 — «…Так Фикельмон приехали?..»;

5. 5.1834 — «Летний сад полон. Все гуляют. Графиня Фикельмон звала меня на вечер… Я не поехал к Фикельмон, а остался дома, перечел твое письмо и ложусь спать…»;

28–29.6.1834 — «Говорят, что свет живет на Петергофской дороге. На Черной речке только Бобринская да Фикельмон…»;

11.7.1834 — «Теперь расскажу тебе о вчерашнем бале. Был я у Фикельмон…»

Затем в их отношениях наступила пауза: с середины 1835 года по середину 1836 года Долли с мужем находилась в Австрии. После возвращения в Россию встречи Пушкина и Фикельмон возобновились. Последние две из них состоялись 7 и 21 января 1837 года.

Есть предположение, что Д. Ф. Фикельмон явилась прототипом «молодой величавой красавицы» в «Египетских ночах», а также прототипом княгини «Д» в наброске «Мы проводили вечер на даче».

О ней думал поэт, когда писал стихотворение «Осень» (1833), и на рукописи дважды нарисовал портрет Долли. Еще один ее портрет Пушкин нарисовал на рукописи поэмы «Медный всадник».

Муж Долли, генерал Фикельмон, единственный из лиц самого высшего дипломатического ранга, демонстративно прибыл на отпевание поэта в полном парадном облачении, при всех орденах и регалиях, как на самую важную официальную церемонию. В своем дневнике, в котором почти 5 лет не упоминалось имя поэта, Долли сделала подробную запись о трагедии, похитившей у России ее «дорогого, горячо любимого поэта… этот прекрасный талант, полный творческого духа и силы!.. Этот прекрасный сияющий светоч, которому как будто предназначено было все сильнее и сильнее освещать все, что его окружало…»

В 1838 году Дарья Федоровна с дочерью Елизаветой-Александрой и матерью Е. М. Хитрово вновь уехала за границу, откуда больше уже не вернулась. К Дантесу она относилась непримиримо враждебно. 28 ноября 1842 года Долли Фикельмон, проживая тогда в Вене, где в доме у приемного отца Геккерна остановилась семья убийцы Пушкина, писала: «Мы не увидим г-жи Дантес, она не будет бывать в свете, и в особенности у меня, так как она знает, что я смотрела бы на ее мужа с отвращением. Геккерн также не появляется, его даже редко видим среди его товарищей…»

Муж Долли оставался в России до 1840 года, а затем присоединился к семье в Вене. В 1855 году Фикельмоны поселились в Венеции, где и умерла Долли за несколько месяцев до смерти жены поэта Натальи Николаевны.

Эмилия Карловна Мусина-Пушкина (1810–1846), ур. гр. Шернваль фон Валлен, баронесса — дочь выборгского губернатора К. Шернваля, шведка, младшая сестра Авроры Шернваль, жена (с 1828) графа В. А. Мусина-Пушкина, участника декабристского восстания.

Сестра Эмилии Аврора, жена владельца уральских заводов П. Н. Демидова, была очень красивой женщиной и предметом всеобщего обожания. В. Соллогуб писал: «Аврора Карловна Демидова… считалась и была на самом деле одной из красивейших женщин в Петербурге; многие предпочитали ей ее сестру». Став женой очень богатого егермейстера Демидова, Аврора являлась на балы в светлых декольтированных облегающих платьях, с единственным украшением на великолепной груди — баснословным по красоте бриллиантом (стоимостью до миллиона рублей!!!).

Белокурая красавица Эмилия в 18 лет решилась выйти замуж за офицера, находившегося под полицейским надзором. Его сначала перевели в Петровский пехотный полк, а затем — на Кавказ в Тифлисский. В 1831 году он был уволен со службы с обязательством поселиться в Москве без права выезда за границу. В 1831–1832 годах Мусины-Пушкины подолгу жили в Петербурге.

Эмилия была «воплощением мягкой женственности и нежности, северная скандинавская красавица», очень красивая, с яркими синими глазами и ослепительно белым цветом лица. В соперничестве с Натальей Пушкиной такие известные ценители красоты, как А. И. Тургенев и П. А. Вяземский, отдавали ей пальму первенства; к тому же она отличалась прекрасным европейским образованием. Но кроме этого, всех пленяли ее открытость, сердечная доброта и острый ум. Даже язвительная А. О. Смирнова-Россет отмечала: «Эмилия непритворно добра».

Пушкин часто бывал в доме Эмилии Карловны, например, 24 июня 1832 года он у нее обедал; встречался с ней также у Вяземских; в гостинице Демута и в великосветском обществе. В конце сентября 1832 года поэт писал жене: «На днях был я на бале у княгини Вяз[емской]. Тут была графиня Соллогуб, гр. Пушкин (Владимир), Aurore [Аврора Карловна Шернваль], ее сестра [Эмилия Карловна] и Natalie Урусова. Я вел себя прекрасно…» Чуть позже, в конце 1832 года он был у Мусиных-Пушкиных на завтраке. Г. Г. Гагарин сделал зарисовку этой встречи, изобразив всех присутствующих: П. А. Бартеневу, В. А. Мусина-Пушкина, А. С. Пушкина, Э. К. Мусину-Пушкину, ее сестру А. К. Шернваль и своего брата Е. Г. Гагарина.

Д. Ф. Фикельмон в своем дневнике 17 ноября 1832 года записала: «…Графиня Пушкина [Э. К. Мусина-Пушкина] очень хороша в этом году, она сияет новым блеском благодаря поклонению, которое ей воздает Пушкин-поэт…» В письме жене от 14 сентября 1835 года, имея в виду соперничество на балах двух красавиц, Пушкин спрашивал: «…Хорошо ли себя ведешь… и счастливо ли воюешь с твоей однофамилицей…» 26 и 30 ноября 1836 года Эмилия Карловна присутствовала на вечерах у Вяземских, где был Пушкин с женой, а 24 декабря Пушкин присутствовал на завтраке у Мусиных-Пушкиных в гостинице Демута. Среди других приглашенных там были Тургенев, Жуковский и Виельгорский.

М. Ю. Лермонтов, одно время влюбленный в Эмилию Карловну, посвятил ей стихотворение (1839):

Во время страшной эпидемии тифа Э. К. Мусина-Пушкина бесстрашно ухаживала за больными крестьянами и, заразившись, умерла в возрасте 36 лет. В. Соллогуб писал: «Графиня Мусина-Пушкина умерла еще молодою — точно старость не посмела коснуться ее лучезарной красоты».