Пуля в подарок - Страница 11
В ответ на грубое слово связь порвалась окончательно.
– Ну что мне делать?! – вызверился майор. – «Обеспечить»! Приказ! Проедет командующий!.. А тут эти козлы из автоматов лупят – откуда они взялись на нашу голову через неделю после перемирия? Откуда?! Может, ты знаешь, а, старший лейтенант?
– Из нашего мирного будущего, откуда еще, – ответил Тарасов, но комбат не понял его иронии.
– Явился… – пялясь в сторону разрушенного дома, бормотал майор. – Спецназ прислали – на тебе! Спасибо за все хорошее! Сам управлюсь!
– Давай-ка по-спокойному, – снижая тон беседы, сказал Артем. – Танки вызвал?
– Связи нет, – морщась на это фамильярное «ты», ответил комбат. – Танки быстро бы эту коробку в щепки разнесли!.. Блин, а вместо танков прислали наглого офицера с «калашниковым»… Черт бы побрал этих идиотов!
– Не чепуши, майор, – прервал Тарасов. – Сколько их там?
– Вроде как четверо… А штурмом брать мне категорически запретили. Проедет командующий – а тут куча солдат пострелянных…
– Да, нехорошо, – согласился Артем. – С тыла там что?
– Третий взвод лежит мордами в грязи. Оттуда черные реально заблокированы.
– Попробую, майор, подсобить твоему горю. Слушай диспозицию…
По мере того как Тарасов говорил, лицо комбата прояснялось все больше.
– Молодец! Лихо придумал! – оживленно проговорил майор. – Действуем!
Действовать Артему пришлось в одиночку: пощаженные комбатом солдатики организовали неплохое огневое прикрытие. Шлепнулась в грязи у треснувшего оконного проема дымовая шашка. Заработали «калашниковы». Поверх грянул крупнокалиберный с бэтээра…
Тарасов, пригнувшись, побежал к дому. Это была задачка для первого класса. В душе одобряя решение майора не класть солдатиков перед случайной постройкой, Артем все-таки был недоволен: кавказская война вторая, а воюем хуже, чем на первой. Того нет, сего не подвезли, танки не успели, вертолеты опоздали… Любимый шлягер импотентного командования.
Боевики заметили движение в секторе обстрела. Свистнула у кромки каски пуля. Расплескалась фонтанчиками штукатурка. Заорали сверху по-чеченски.
Тарасов был уже у стены, в мертвой зоне, готовый спрыгнуть внутрь здания. Адреналин бьет ключом. Сердце стучит о гортанный хрящ. И граната в руке зажата. Ребята наверху поняли, в чем дело: заорали громче. Выстрелы загрохотали уже внутри разрушенной коробки здания. Гранатомета у них, видать, нет. Чем больше шумят ребята, тем лучше…
Тарасов швырнул «эфку» поверх разгромленной лестницы. В мгновенной паузе было слышно, как ребристое тельце гранаты прокатилось по бетону. А потом грохнул взрыв. В туче пыли, хлеща короткими очередями, Артем взлетел на второй этаж. Боевик со съехавшей на глаза зеленой повязкой скреб ботинками пол. Второй, бешено матерясь по-русски, лупил из «калашникова» по голому дверному проему. Короткой очередью Тарасов оборвал поток русского мата с кавказским акцентом и, метнув в темноту еще одну гранату, нырнул следом в клубящееся облако цементной крошки. Снаружи активнее заработали «калашниковы» мотострелков. Застучал крупнокалиберный.
Начертив автоматным стволом в воздухе восьмерку, Артем перепрыгнул пролом в полотне лестницы и припал к окну. Еще один боевик, подбитый пулеметной очередью, сползал по стене, дергая на себя застрявший в щели автомат. Второй улепетывал в сторону реки. Тарасов вскинул ствол и послал вдогонку пулю. Коротко взмахнув руками, боевик рухнул, отпечатав фас на раскисшей больной земле. А мотострелки, перекликаясь, уже прочесывали разрушенный дом и ближайшие окрестности…
Вскоре Артем получил четвертую звездочку на погоны и устный выговор от командира родной «Гаммы» – тот майор все-таки нажаловался на фамильярного спецназовца.
…Так, мелкий эпизод. Покой нам только снится… А еще снятся военные сны, от которых никакая водка не спасает. Смотри – это как кино из чужой жизни, Артем…
«Был батальон, и жизнь была, – думал кто-то за Тарасова. – А тогда ночевал у приятеля, как студент какой-нибудь или лимита рязанская…»
Тогда, помнится, дружок Пашка не оставил его ночевать у себя. «Жду бабу», – пояснил. Тот самый прапор-водила отвез подвыпившего Артема за три квартала и поселил на квартире Пашкиного знакомого. Знакомый то был или знакомая (очень уж явно пахло в уютной однокомнатной сладкой парфюмерией и сиротливый чулок-паутинка нахально глядел с журнального столика), Тарасова не интересовало. На плечи налегла усталость, как после двадцатикилометрового марш-броска, глаза мигом слиплись. Раздевание свелось к тому, что Артем бросил в угол куртку и брюки, а сам свалился на мягкий диван и, едва успев накрыться пледом колониальной расцветки, уснул…
…а ведь сволочью все-таки оказался тот майор-комбат – настучал тогда в особый отдел, настучал-таки, гад ползучий…
– Эй, собака, вставай! Жри!..
В грязь шлепнулся бурый кусок лепешки. Рядом упала, покатившись, пластиковая бутылка с водой. Грохнуло над головой.
Артем поднял голову и застонал: ребра сломаны, что ли? Метрах в трех над ним светился решетчатый люк. Вокруг царил бархатный полумрак подвала. Пахло кисло. В углу, затканные паутиной, валялись глиняные черепки. Здесь, на дне ловчей ямы, похоже, давно не бывало пленников. Не тот улов, что раньше…
Веревка въелась в запястья. Ноги босые, грязные. Из комбеза ремень вытащили. И раскалывающая голову боль.
Тарасов пошевелился. Нет, похоже, ребра все-таки целы, но болит чертовски. После такого попадания грудь превращается в один сплошной багровый синяк. Спасибо, броник выручил.
Как это вышло-то?
Времени на раздумья не было: мелькнули, застя солнце, фигуры над люком, наверху завозились, отвалили решетку. С шелестом упала веревочная лестница.
– Наверх, собака! – гортанно приказали.
Артем сел, потом, покачнувшись, встал на ноги. Сверху молча следили. Веревки удалось чуть ослабить. Кое-как цепляясь связанными руками, он вскарабкался к люку. Подхватили за шиворот, втащили, толкнули на землю.
Тарасов, щурясь, поднял голову.
Узкий дворик, осененный пышными кронами деревьев. Ухмыляющиеся боевики в камуфляже с автоматами наперевес. И их главный – вот он стоит, картинно отставив ногу в начищенном до блеска армейском ботинке.
Умар. Артем знал по фотографиям этот тяжелый взгляд темных навыкате глаз, этот шрам на лбу и вечный черный берет с серебристым значком в виде лежащего насторожившегося волка.
– Ты кто? – спросил полевой командир глуховатым голосом, нависая над пленным.
– Лейтенант Тихованов, рязанский ОМОН, – поспешно ответил Артем и добавил: – Командир взвода…
Сыграть роль мелкой ментовской сошки ему все же не удалось – не того калибра враг стоял перед капитаном Тарасовым. Умар сверлил пленного своим волчьим взглядом, ловил малейшее движение на грязном небритом лице Тарасова.
– Не верю тебе, – проговорил Умар. – Ты седой уже – какой ты лейтенант?.. Ты много моих людей убил. Я видел тех вояк, что с тобой были, – нет, они не из ОМОНа. Я ОМОН легко бил и бить буду, а ты… Ну, говори правду: кто ты?
– Повторяю… – повысил голос Артем, и тут тяжелый ботинок полевого с размаху въехал ему в лицо.
– Не кричи так, – попросил Умар.
Еще один чич подошел, потоптался и заговорил по-чеченски. Утирая связанными руками разбитый рот, Тарасов слушал его быструю речь. Из половины понятых слов Артем сложил такой монолог: «Знаешь, Умар, я почему-то давешнюю бойню под Ростовом вспомнил. Так, понятно, не бывает, но то, что водила тогда рассказал, помнишь? Виски седые, стройный, быстрый…» Умар негромко ответил: «Мы все про него узнаем, Хамид, имей терпение! Правда, я пока не придумал, что с ним делать. Если он из ФСБ, то умеет, грязная собака, себя в руках держать…»
– Ты хочешь смерти? – брезгливо спросил Умар уже по-русски. – Или за тебя выкуп дадут?
– Может, и дадут. Ты спроси, кого знаешь, – прохрипел в ответ Артем.
«Ничего вы про Ростов не узнаете», – спокойно подумал Тарасов. Его почему-то не удивляла таинственная связь между его неудавшимся отпуском и нынешним пленом. Он убил людей Умара, и теперь злой рок привел его прямо в зубы чеченскому волку. По большому счету, Артема сейчас не интересовала собственная перечеркнутая судьба. Нужно было только собраться, чтобы вытерпеть адовы муки, на которые были тороваты полевые командиры, и в нужный момент отпустить себя на волю – выпустить душу из изувеченного тела. Просто выпустить, не цепляясь за кровавые ошметки жизни. Или чудом вырваться из этого пекла, чтобы потом всем чертям тошно стало…