Пуговицы (сборник) - Страница 3

– По-моему, мы тут сдохнем от тоски! – сказал Макс, – Можно, правда, ходить в трехдневные походы. Я видел объявление на доске. Ты как?

– Еще не знаю.

Мы кое-как доковыряли вермишель, с удовольствием проглотили холодный кислый кефир и вышли на солнце. Я знал Макса недостаточно хорошо, мне хотелось побродить одному.

– Ну, ты куда? – невзначай спросил я.

– Пойду еще покемарю, – ответил тот. – А ты?

– Пройдусь…

Утром территория базы выглядела менее привлекательно. Скульптуры были ужасны, беседки облуплены. Только неподстриженные кусты аллей, хвойные и лиственные деревья и заросшие клумбы выглядели естественно. Мне нравилось запустение. Я вышел к бассейну. Рядом с ним загорали люди, но никто не осмеливался нырнуть в зеленую воду, скорее всего – дождевую, стоявшую в нем целое лето. На темной поверхности, как парусники, плавали листья.

Я увидел ее сразу. Напрасно боялся, что не узнаю! Она лежала на полосатом полотенце и читала книгу. Ее волосы – действительно очень темные и очень густые – были подобраны в «конский хвост». Она была в открытом купальнике… Ничего общего со вчерашним ночным образом. Но я знал, что это она. Я сел на противоположном конце бассейна и принялся ее разглядывать. Напрасно! Я снова ощутил странную замыленность глаза – не мог собрать образ воедино. Он рассыпался, как детские кубики. Была ли хороша ее фигура? Я смотрел на ее розовые, сияющие на солнце пятки, и они казались мне яблоками в раю. Наверное, она была такой, как многие. Но ведь в том и состоит секрет человеческих отношений, что в какой-то момент «один из многих» попадает в пересечение небесных лучей и становится первым. Я видел ее именно в таком ракурсе – словно самолет, ведомый прожекторами. Все остальное пространство стало для меня черно и неинтересно. Мне больше не было смысла разглядывать ее. И я подошел. Примостился рядом на траву и сразу же услышал тот аромат, только утром он был гораздо слабее. Она оторвалась от чтения и быстро взглянула на меня. Я не был уверен, что она меня узнала, но понял, что обычная форма знакомства здесь не пройдет. Можно было спросить, какую книгу она читает или верит ли в любовь с первого взгляда… Нет, не то. Прочитать ей пару строф из Бодлера? Глупо и пошло. Заговорить о погоде? Еще чего!

– Не напрягайся, – вдруг сказала она. – Меня зовут Лиза. Ведь ты это хотел узнать?

Ее голос снова раздел меня до нитки! Она перевернулась на бок и подперла подбородок рукой. Солнце освещало ее плечо, покрытое нежным пушком.

– Куда ты исчезла? – спросил я.

– Я вообще люблю исчезать. – Она снова уставилась в книгу, но я уже не мог жить без ее голоса.

– Может, сходим на гору? – предложил я. – Или съездим в город, в кафе?

– Мне это не нужно. Кафе мне хватает дома. А на горе сейчас жарко.

Я сидел возле нее до самого обеда. Меня сто раз звали ребята, собиравшиеся то в лес, то на волейбольную площадку, кое-кто из «стариков» издали здоровался и с нею. Изредка мы перекидывались ничего не значащими фразами. В общем, ничего особенного, но вела она себя по-королевски. Когда ей надоело читать, она сказала:

– Ну, все, хватит. Иди к своим. Что ты здесь киснешь?

– Увидимся вечером? – с надеждой спросил я.

– А куда ж мы денемся…

Она меня не поняла, это ясно. Если бы я снимал фильм, с удовольствием вырезал бы пару-тройку дней из этой киноленты, чтобы сразу перейти к главному. Я уже знал, что буду добиваться ее внимания, что мы еще раз обязательно пойдем на гору, что я попытаюсь ее обнять. А вот что будет делать она? Этого в моем сценарии не было.

– Знаешь, кого ты опекал все утро? – спросил Макс, когда мы сошлись в комнате перед обедом.

Я поежился. Мне не хотелось вести разговоры о ней. То есть – вообще.

– Это же Елизавета Тенецкая.

Фамилия была мне знакомой, но я не мог вспомнить, где ее слышал.

– Ну как же! – оживился Макс, – Помнишь прошлогодний студенческий кинофестиваль «Ночь кино»? Она там заняла первое место за короткометражку «Безумие»!

Ах, вот, значит, как? Конечно я, начиная с девятого класса, бегал на эту всенощную, прорывался без удостоверения всеми правдами и неправдами, а уж после подготовительных курсов заимел полное право проходить без проволочек. Тогда с этим было строго: на входе всех проверяли на наличие спиртных напитков и комсомольских билетов. Первое – строго запрещалось, второе – служило «золотым ключиком» и свидетельствовало о благонадежности «богемствующей» молодежи. Фестиваль длился с семи вечера до семи утра с короткими перерывами для совещаний жюри и скудных «перекусов» засохшими бутербродами, которые продавались здесь же. Фильм меня действительно потряс. Он был снят очень просто, без малейшего пафоса и элементов необходимого патриотизма. И это было странно, непривычно. Его обсуждение затянулось часа на два, пока взмыленные члены жюри не объявили его победителем, а представители райкомов, обкомов и прочих наблюдающих за всей этой «вакханалией» творчества не покинули поля боя, пригрозив разобраться позже.

Вряд ли я бы смог пересказать сюжет вразумительно. Это была небольшая киноновелла об одиночестве, день женщины, бесцельно бродящей по большому городу. И конец: машина «скорой помощи», люди в синих халатах, врывающиеся в кафе, заломленные руки, отчаянные глаза героини. Оказывается, она сбежала из психиатрической лечебницы… Вот, собственно, и все. Как такой фильм вообще мог попасть в те годы на фестиваль, непонятно. Потом я долго думал об этом фильме, но никогда не идентифицировал его с именем автора, не пытался узнать, кто она. И вот сейчас был потрясен и взбудоражен. Значит, это она?! Мне стало страшно. Нет, меня не пугало то, что она старше или талантливей, – все это только возбуждало, но я почувствовал, что она, ее образ, надвигается на меня, как девятый вал, и лучшее, что я мог бы сделать, – больше ни разу не подходить к ней. Но я был слишком молод для такого решения.

Хотя у меня был опыт общения с женщинами. Отец работал главным инженером на самом крупном заводе города, деньги у меня водились. Чтобы «познать жизнь», мы с приятелями частенько просиживали в ресторанах, ездили на ипподром, пускаясь порой во все тяжкие. Естественно, приключения не обходились без женщин. Но сильных увлечений у меня до сих пор не было. Наверное, я многим подпортил впечатление о первой любви, потому что предпочитал не встречаться с девушкой дольше месяца, а иногда – что было чаще всего – и одной недели. Мне хотелось всего, много, разного и сразу. Вид устоявшихся влюбленных парочек нагонял на меня тоску. Я ни разу не раскаялся. Правда, один случай заставил меня немного остепениться. Тогда мы – я и двое моих друзей – сидели в ресторане «Ручеек» и подыскивали достойные объекты для продолжения вечера на квартире у Мишки. Это был парень из богатой «партийной» семьи, жил в четырехкомнатной квартире в центре города и часто оставался один – родители разъезжали по «загнивающему Западу». Приятели уже выбрали себе по девчонке и ждали начала танцев. Я же, как всегда, выискивал «нечто». Меня не интересовали слишком красивые девушки. Тогда еще не было понятия «модельная внешность», но волоокие длинноволосые и большегрудые блондинки никогда не привлекали моего внимания, хотя с ними было проще. Объекты моего внимания, как правило, по ресторанам не ходили, хоть тогда это и стоило по нынешним меркам – копейки.

– Ну что? – нетерпеливо спрашивали меня приятели.

Я отмахивался и озирался по сторонам. Когда уже совсем потерял надежду и обратил свой взор на слегка перезревшую девицу за соседним столиком, в зал вошли трое барышень и уселись за самым дальним столиком.

– Есть! – доложил я друзьям тоном рыбака, у которого «клюнуло».

На одной из девушек было черное платье. И это поразило мое воображение: летом, когда все ходят в светлом, она вырядилась столь мрачно и этим очень выделилась из окружающей обстановки. Кроме того, у нее были волосы медного цвета – пушистые и с «искринкой». Словом, очень красивые волосы.