Пуговицы (сборник) - Страница 21

И вот теперь у меня оставался час до записи в передаче, которую я раньше никогда не смотрел, – называлась она «Ищу тебя» и с огромным успехом шла, как мне казалось, во всех точках земного шара. Я никогда бы не опустился до столь странного для себя шага. Но сейчас я не думал о том, что меня могут увидеть коллеги, студенты или партнеры по бизнесу. Пусть видят! Мне наплевать. Как наплевать и на то, что мое лицо разукрашено синяками.

На передачу я попал по большому блату, использовав все свои связи. И вот теперь до записи оставались считаные минуты. Пора было подниматься и ехать в телецентр. Я допил кампари, бросил на стол деньги и пошел ловить такси.

У входа меня встретили менеджер и одна из редакторов программы – было очевидно, что о моем визите их предупредили.

– Денис Владимирович? – вежливо переспросил вышколенный менеджер, тщательно скрывая удивление по поводу моей «боевой раскраски». – Очень приятно, проходите. Сейчас поднимемся на шестой этаж в гримерку, а после на третий – в студию. Начало через полчаса.

На шестом было несколько гримуборных, краем глаза я заметил, что в одной из них толпится масса народу в ожидании своей очереди припудрить нос. Основную категорию составляли бабушки и женщины бальзаковского возраста. Многие возбужденно пересказывали друг другу свои душераздирающие истории. Меня передернуло. Не хватало еще и мне стать в эту скорбную очередь. Слава Богу, меня повели в другую, свободную комнату – очевидно, для «избранных».

– Это Олечка, наш гример, – представила мне редактор-распорядитель девушку в белом халате. – Она вас немножечко подправит, а потом, пожалуйста, спуститесь на третий. Я буду ждать вас в студии и посажу на ваше место.

Я сел в кресло перед зеркалом, и Олечка озабоченно уставилась на мое лицо.

– Где это вы так? – сочувственно спросила она.

– Шел, поскользнулся, упал. Очнулся – гипс… – ответил я.

Девушка понимающе улыбнулась и открыла огромных размеров коробку с гримом.

– Не волнуйтесь, сейчас будете как новенький!

Все остальное время она работала молча. Я был ей за это благодарен и прикрыл глаза. После утренних пробежек по городу, драки в бункере и бокала кампари на Арбате меня разморило. Я не представлял, как и что говорить перед камерой. Мне хотелось уйти. Но я не мог. Я должен был все сделать до конца! И это будет последней точкой.

Через несколько минут я глянул в зеркало и не узнал себя: передо мной, в зазеркалье, сидел вполне импозантный мужик с загадочной легкой дымкой вокруг глаз.

– Ну как? – с гордостью рассматривая плоды своего труда, спросила Олечка.

– Замечательно! Вы просто волшебница! – похвалил я, вставая с кресла.

– Вам – на третий, – напомнила девушка. – Удачи!

Я спустился пешком, выкурил пару сигарет в просторном холле и двинулся по направлению к залу, наполненному неприятной суетой, гудящему множеством голосов, залитому светом софитов. Меня провели на место – оно оказалось, как и было договорено, в первом ряду – и проинструктировали, когда вступать в разговор. Я огляделся: почти все женщины сидели с носовыми платочками в руках, – и снова поежился. Редактор-распорядитель вышла в центр зала и дала последние наставления – по какому сигналу хлопать, в какие камеры смотреть, каким путем проходить к столу ведущих…

– Все! Внимание! Камера! – скомандовала наконец она и, выкинув в воздух растопыренную ладонь, начала загибать пальцы. – Пять, четыре, три, два… Начали!

Аудитория, как бешеная, захлопала в ладоши, и под этот оглушительный звук из-за пестрого задника, на котором были налеплены разного формата фотографии, вышли двое ведущих – мужчина средних лет и девушка-актриса, засветившаяся в нескольких сериалах. Говорили они душевно. Ведущий сидел за столом, девушка бегала по залу с микрофоном. Женщины поднимали фотографии своих потерявшихся близких и надрывно просили их вернуться. Я с ужасом думал, что вскоре микрофон окажется перед моим носом. И это не замедлило случиться.

– Кого вы ищете? – тоном доктора спросила актриса, и весь зал, а также несколько кинокамер уставились на меня.

Я заставил себя вытащить из нагрудного кармана фотографию… Текст написал заранее и выучил назубок. Мне не хотелось быть сентиментальным, поэтому прозвучал он довольно жестко: имя, фамилия, год, число, месяц рождения, дата исчезновения. И в конце – то, что говорили другие: «Если кто-то встречал пропавшую или что-то может сообщить – прошу звонить на передачу!» Произнося текст, я чувствовал себя заводным попугаем, но самым ужасным было то, что общий настрой аудитории завладел и мной. Горло мое сжалось, голос предательски задрожал, и я, уподабливаясь остальным, напоследок выдохнул в микрофон: «Лика, если ты меня слышишь – возвращайся!»

…Я вернулся в гостиницу поздно вечером. В номере было холодно. Я залез с головой под одеяло, нагреб на голову подушку, не мог слышать никаких звуков, доносившихся из коридора. У меня был билет на утренний рейс, и я попытался заснуть. Все происшедшее сегодня казалось мне еще более бессмысленным, чем до того. Участие в идиотском телешоу было последней точкой в поисках. Я должен был ее поставить. Бессмысленную и трагикомическую.

Самым страшным за эти прошедшие два года было не думать – что с ней? Чтобы не думать, я активно занимался поисками, одновременно по уши загружая себя работой, а по вечерам – алкоголем. И если ритм замедлялся хоть на минуту – я терял контроль над собой. В такой момент мог запросто раздавить стеклянный стакан, который держал в руке. Что однажды и получилось – как раз во время какого-то ответственного совещания на глазах у потрясенной публики. Еще секунда, и я бы затолкал осколки в рот… чтобы унять другую, постоянную боль. Особенно тяжело было пережить ночь. Вот тогда-то на меня и наваливался настоящий ужас – в первый год поисков и тяжелая безысходность – к концу второго.

Если ее больше нет – как это могло произойти? Где? Кто был рядом? И где она теперь, моя девочка, которая так не хотела уезжать? Если она – есть… Это было еще страшнее. Я вспоминал миллионы случаев с похищениями, с продажей за рубеж, с рабством, которое существовало даже в благополучном Гамбурге… Если есть – что делает в эту минуту, когда я лежу на нашем диване, тупо уставившись в потолок?.. И как вообще это все могло произойти?! И почему – с ней? Я вспоминал каждую минуту того дня. Она собралась, я застегнул ее курточку, дал денег, проследил, чтобы она благополучно села в такси. Оставался вопрос: откуда в доме появился шкаф, на который я тогда даже не обратил особого внимания? Предположим, она его купила для меня – значит, выехала позже?

То, что она была первую неделю на биеннале, не вызывало сомнений – я (милиция, конечно, тоже в этом участвовала) обошел всех, кто был тогда в горах, и они подтвердили это. Исчезла она из лагеря за несколько дней до окончания мероприятия. И – как в воду канула! Никто не мог сказать ничего вразумительного. То, что она исчезла, я узнал примерно дней через десять. Лиза ведь запретила встречать ее, и я был уверен, что они с вокзала вместе поехали домой, тайна моя раскрылась и Лика больше не хочет меня видеть. Хотя это казалось мне неправдоподобным и я ждал ее звонка, а потом набрался смелости и позвонил сам…

– Разве она не с тобой?!! – истерично закричала в трубку Лиза.

Оказывается, в поезде, который она встречала, Лики не оказалось. Поездов с той стороны было несметное количество, и Лиза решила, что я ее опередил и каким-то подлым маневром успел перехватить Лику раньше. Она была в этом уверена, и это ее обидело. Таким образом было потеряно десять дней.

А потом начались изнурительные поиски, в которые входили ужасные процедуры типа допросов в кабинете следователя, интервью назойливых журналистов.

Фотографии Лики висели на всех станциях метро, и слава Богу, что я спускался в него редко. Студенты и коллеги смотрели на меня сочувственно, и это тоже было невыносимо, я держался изо всех сил и даже пытался шутить…