Птицы небесные. 1-2 части - Страница 189

Когда я перетаскивал тяжелый груз в рюкзаках или волочил веревкой тяжелые бревна, силы мои быстро заканчивались, поэтому я пристрастился к растворимому кофе, который появился с «гуманитарным» грузом. Этот кофе подстегивал тело, заставлял его бешено трудиться. Но после каждой такой работы мне приходилось подолгу лежать, ощущая неприятную дрожь в уставших мышцах. Силы уходили полностью, восстановление их происходило медленно. После долгого размышления и борьбы с самим собой я решил отказаться от разрушительного подстегивания своего тела растворимым кофе и выкинул банку с кофе в обрыв.

Ближе к концу февраля я стал чувствовать себя все хуже. Чувство голода немного снимала мука, растворенная в воде. На ней я продержался еще некоторое время. Именно мука помогла мне выжить, но слабость нарастала. Делая земные поклоны, я удивился, что ноги перестали сгибаться в коленях. Приподняв брюки, я увидел страшную картину: ноги опухли так, что стали похожи на столбы. Кожа свисала складками на щиколотках и коленях. В то же самое время неудержимо хотелось овощей и зелени. Особенно почему-то нарастала тяга поесть вареной красной свеклы, которую я никогда особенно не любил. Как мог я боролся с этими помыслами, но со слабостью тела и нарастающим распространением опухоли вверх по ногам я не мог ничего поделать. В марте, дождавшись плотного наста и ясной погоды, я выбрался из кельи наружу. Сильная слабость и одышка не позволяли быстро передвигаться. А спешить было необходимо, чтобы успеть засветло пройти места с глубоким снегом и добраться до водопада, где снежный покров должен быть меньше.

Хватаясь руками за ветки и стволы деревьев, я медленно спускался вниз. Силы давала одна надежда, что пониже снега будет меньше. Когда я добрался до водопада, то с глубоким разочарованием обнаружил, что снежный покров не уменьшился. От весеннего солнца он подтаял, и я проваливался в него по колена. Началась борьба за жизнь, для которой у меня уже не было никаких сил. Оставалась только молитва: на каждое слово молитвы я вытаскивал из снега одну ногу, а затем передвигал другую. Потом падал на спину и лежал, глядя в чистое весеннее небо, по которому плыли легкие светлые облака. Как бы я хотел, чтобы мое тело превратилось в такое невесомое облако и мучения на этом закончились. Но тело лежало словно свинцовое, и мне приходилось с огромным усилием поднимать его и заставлять двигаться вперед. Время исчезло. Осталась только молитва и мое движение, подобное движению гусеницы.

Когда я уже не мог двигаться и в последний раз приподнял голову, то увидел перед собой тропу, которую проторил кто-то из охотников. По ней, ковыляя, падая и не надеясь добраться до скита, я дополз до пасеки. Из трубы домика вился дымок. На мой стук вышел небритый мужчина, новый помощник Василия Николаевича. Ужаснувшись моему виду, он напоил меня горячим чаем и накормил медом, которым он не скупясь полил огромный кусок хлеба. Подкрепившись неожиданным угощением, к вечеру я добрался до скита. Из дома пахнуло сухим обжитым теплом.

Наконец я сидел в теплой комнате, не веря, что добрался до скита и слушаю сострадательные вздохи моих друзей. Они наперебой советовали мне отправиться на Псху, чтобы там подлечиться. Меня охватило глубокое уныние:

— Вот, отцы, какая моя жизнь! Все силы отдал на стяжание молитвы ради Бога, а что имею теперь? Опух, сил нет, и непонятно, что ждет впереди… — пожаловался я.

— Да, отче, ты все отдал, а вот с Богом не соединился! — серьезно ответил Павел.

Моя душа опять погрузилась в мучительные переживания.

Неизменный в облике славы, неразрушимый в покое безсмертия, Ты, Боже, дал мне понять изменяемость помышлений моих и воображения моего, не имеющих сил подняться из праха суетной жизни. Ни тело, ни помышления мои не могут иметь в себе безсмертия, но дух человеческий, преображенный Твоей благодатью, устремляется безстрашно в Божественное безсмертие Твое, ибо там его Родина и безконечная Жизнь.

Преображенный дух человеческий обретает безстрашие в дарованном ему Богом смирении, ибо безсмертная жизнь — это и есть смирение, не имеющее в себе ни тени безпокойства, ни страха за свое безсмертие. Боже, напитай меня причастием истины Твоей, чтобы пребывать в Тебе вместе с теми, кто вкусил Небесного Твоего Причащения и ныне насыщается ненасытимо радостью пребывания в Тебе и в непрестанном молитвословии, восхваляя и благодаря Тебя, Творче мой и Создатель!

Целомудренное сердце приходит к чистоте. Чистое сердце, вникая в себя, находит Бога и зрит Его напрямую.

Утром послушник спешно ушел на Псху известить людей, чтобы меня вывезли для лечения на Псху. За мной приехал Василий Николаевич и отвез на лошади в село, устроив в своем доме. Его жена по моей просьбе отварила мне целое ведро сладкой свеклы. Что было удивительно: мне хотелось есть ее не переставая. Чем больше я ел свеклы, тем больше ее хотелось. Никакая другая пища не привлекала меня. С каждым днем силы мои восстанавливались, и я стал чувствовать себя значительно лучше. В конце недели вертолетом прилетел фельдшер, вызванный по рации лесничим. Он послушал мое сердце и сделал заключение:

— Сильный авитаминоз. Сердце ослабело, поэтому начался отек. Но сейчас здоровье идет на поправку. Какие лекарства вы ему даете? — спросил фельдшер у окружающих.

— Да он только одну вареную свеклу ест, доктор! — ответил за всех пчеловод.

— Вот как? А это именно то, что ему нужно, потому что свекла укрепляет сердце!

Отек быстро прошел и с тех пор не возобновлялся.

В семье Василия Николаевича горе жило всю зиму: сына так и не нашли. Пчеловод и его жена попросили отслужить молебен Матери Божией. Все их просьбы заключались в одном — найти хотя бы его тело. Сочувствующие горю этой семьи собрались у них в доме. Пришел с женой и милиционер. Молебен прошел под вздохи и слезы женщин. После службы никто не хотел уходить, начались разговоры о происшедшем. Выяснилось, что в день исчезновения парня некоторые охотники слышали крики в районе пасеки. Кто-то вспомнил, что в тот день в тех местах охотились сыновья неверующего старика. С одним из его сыновей зимой поссорился сын Василия Николаевича. Именно этот парень приходил ко мне в келью на Грибзе.

На следующий день в дом пчеловода пришел взволнованный старший лесничий и шепотом попросил меня выйти и переговорить с ним наедине:

— Батюшка, посоветуйте, что делать. Я нашел тело в реке возле пасеки. Паводок вынес труп и понес по реке. Мне удалось выловить его. Убитый, по-видимому, был спрятан в воде под обрывом, завернут в полиэтилен и придавлен камнями. Потому мы и не смогли его найти… Боюсь им говорить об этом…

— Скажите Василию Николаевичу! Не нужно откладывать, — посоветовал я. — Неизвестность еще хуже…

Когда хозяева узнали о случившемся, в доме начались рыдания, беготня и хлопоты. К вечеру мужчины привезли тело. Фельдшер, после осмотра тела, утвердительно заявил, что оно попало в воду уже мертвым. На голове были найдены следы от удара. Многие высказывали предположение, что парень оступился, ударился головой о камень и утонул. Милиционер, негодуя, сказал, что он так этого не оставит и убийцу найдет непременно.

Мне пришлось служить панихиду. Убитого хоронили всем селом. Но нам уже было ясно, что убийцы тоже приходили на похороны и делали сочувствующие лица. После похорон Василий Николаевич отозвал меня и со слезами на глазах признался, что в гибели своего сына он видит наказание Божие: