Птицы - Страница 10

– Пошли за книжкой, тут больше ничего интересного не произойдет, – судя по ворчливому тону, Ленка была разочарована.

Девочки ушли. Через несколько минут Лена снова нарушила молчание:

– Почему ты молчишь? Ваську жалко?

Она помедлила, затем призналась:

– Мне тоже.

Настя думала не о Васе, а о фурхах, которых, возможно, породило не только ее собственное воображение, но и гневные мысли Вероники. Тварей было много, слишком много. Такую огромную стаю Настя еще не видела. Она представила, в каком бешенстве была Вероника, поежилась и пообещала себе пытаться впредь сдерживать раздражение, что бы ни случилось.

У дома, рядом с подъездом стояла папина машина, а значит, отец собирался провести воскресный вечер с семьей. Не успела Настя так подумать, как цветок герани, мамин любимый цветок, который украшал подоконник на кухне уже много лет, грохнулся в лобовое стекло синего Фольксвагена, и в тот же момент в дверях подъезда показался папа.

Девочки ошарашено пялились на разбитое лобовое стекло, когда услышали звук с шумом закрывающегося окна. Настя посмотрела вверх и успела заметить, что это их кухонное окно только что захлопнулось. Мозаика событий сложилась в голове Насти молниеносно. Мама узнала про ту женщину с фотографии, и когда папа сказал, что собирается по делам, ее хваленое самообладание, ее нервы не выдержали.

Ленка подняла голову слишком поздно и не увидела, как мама Насти закрыла окно.

– Ой, у кого-то цветок выпал из окна, – почему-то шепотом произнесла она.

Девочки посмотрели на Настиного папу. Против обыкновения он не выглядел бодрым и жизнерадостным. Он, не отрываясь, смотрел на лобовое стекло, по его лицу разливалась бледность. Насте пришло в голову, что мама наверняка не сказала ему, что ей все известно. Может быть, даже натянуто улыбалась, провожая отца «по делам».

– Насть, давай я быстренько книжку то возьму, да пойду, а то мне влетит.

Девочки молча поднимались по лестнице. Настю била дрожь. «А что если у мамы истерика? Как она объяснит все это Ленке? Эта болтушка завтра же разнесет по всей школе», – мысли метались, как попавшие в силки птицы. «Вот она, мамина школа, сказывается все-таки», – усмехнулась про себя Настя. – «Главное, чтобы внешне все выглядело прилично».

Девочка открыла своим ключом дверь в квартиру – оттуда не доносилось ни звука.

– Лен, сейчас я принесу книгу, – нарочно громко сказала Настя, чтобы мать знала, что она пришла домой не одна.

На кухне горел свет, дверь была плотно закрыта.

После того как Ленка ушла, Настя довольно долго стояла в коридоре, не решаясь зайти в кухню. Мама гремела посудой, включала и выключала воду.

Настя открыла дверь так осторожно, как будто из кухни мог выскочить какой-то зверь. Конечно, мог. «Фурх! – подумала девочка. – Я спровоцировала их появление, организовав встречу Вероники и Васьки, тем самым притянув зло в свою семью». Настя застыла в дверях как вкопанная».

В кухне фурхов не было. Мама что-то помешивала в кастрюльке на плите.

– Мама, что произошло?

– Ой, Насть, представляешь, мыла окно и нечаянно уронила герань.

Настя опешила. Видимо, мама считала, что ее дочь – несмышленая малолетняя идиотка. Ну, конечно – «нечаянно уронила», при этом попав точно в лобовое стекло папиной машины, а затем захлопнула окно с грохотом.

– Мам, ты разбила стекло в нашей машине.

– Да-а-а-а, – протянула мама. Ничего, папа починит. Я же не нарочно.

Мать у-лы-ба-лась! Она могла улыбаться через минуту, после того как слетела с катушек. Все же это не могло не вызывать восхищения (хотя и смешанного с осуждением). Настя подумала, что мама неисправима, и вышла из кухни.

Папа не вернулся домой в этот вечер. В 11 часов, когда все уроки были сделаны, сумка собрана, и выбрана одежда, в которой Настя планировала отправиться в понедельник в школу, она начала волноваться. Конечно, отец часто приходил домой поздно, но не в выходной же. Настя долго не могла уснуть, вслушиваясь, не повернется ли ключ во входной двери.

Не было отца и утром, когда Настя проснулась. Мать молча собиралась на работу, и девочка почему-то не решилась задавать вопросы. Какие уж там вопросы, когда у родительницы железобетонное выражение лица. Ясное дело – сейчас не время – не время для вопросов, разговоров, утешений.

На уроках Настя читала, решала, писала, отвечала, но чувствовала себя при этом, как робот-автомат. Мысль о папе и маме сверлила мозг, причиняя боль, похожую на зубную.

На литературе Зоя Михайловна долго репетировала с Настей «Снежинку», ведь до конкурса чтецов оставалось всего два дня. Учительница все повторяла, что вот именно сегодня девочка не вкладывает душу в произведение. Настя думала: «Ничего удивительного, что не вкладываю, я не могу вкладывать то, что находится не на месте».

Домой она почти бежала, хотя и знала, что в это время там никого не может быть – папа и мама работают. Настя долго не садилась за уроки – ходила из комнаты в комнату, смотрела на знакомые с детства предметы, пытаясь убедить себя в том, что это тот же самый дом – их дом – папы, мамы и ее, Настин. Почему-то казалось, что квартира изменилась, стала какой-то чужой, враждебной, колючей.

«Вечно тебе кажется и воображается», – зло подумала о себе Настя.

Вечером оба родителя вернулись домой – папа, и через полчаса мама. Они занимались своими делами – мать хлопотала на кухне, папа в зале перебирал какие-то бумаги, потом смотрел телевизор. Внешне все выглядело так, как будто ничего не случилось, если не считать, конечно, того, что единственными словами мамы за вечер были: «Идите за стол. Ужин готов».

Ночью прилетела птица. Настя обрадовалась ей как родной. Напевая в мыслях попсовую песенку, она натянула свои любимые джинсы и выхватила из шкафа самую нарядную кофточку с пайетками. Лишь когда утих восторг от первых минут полета, Настя задала себе вопрос, куда это она так нарядилась сегодня. Ответ она предпочла не произносить даже мысленно, лишь хихикнула едва слышно.

Девочка твердо решила, что ни за что не позволит отобрать у нее мешок. Фурхов было в этот раз так же много, как и в прошлый, но, отлавливая их, Настя не забывала оглядываться по сторонам, готовая в любой момент сорваться с места и улететь. Именно поэтому она успела заметить тень, мелькнувшую у нее за спиной, бросила фурха, которого только что схватила за шкирку, чтобы сунуть в мешок и, резко развернув птицу вправо, взмыла ввысь.

Белая птица и не думала отставать. Насте казалось, что весь мир исчез, что остались только они с Лехой, эта сумасшедшая гонка, да свист в ушах. Разумеется, полный мешок фурхов, являлся в этом состязании не только призом победителю, но и помехой: лететь с ним было тяжелее. Теперь Насте приходилось изворачиваться, нырять в подворотни, резко сбрасывать скорость и высоту, затем менять направление, чтобы не попасться.

Настя могла полететь домой и скрыться там. Она знала, что рано или поздно придется это сделать. Однако пока что ей хотелось, чтобы гонка продолжалась бесконечно – чтобы Леха пытался ее поймать. И не важно, что ему нужен мешок, а не она.

Насте удалось немного оторваться от погони. Она свернула в какой-то двор на окраине города и спряталась в ветвях огромного дуба. Конечно, слово «спряталось» не слишком подходило к ситуации – девочку было видно с любой стороны двора. Однако она решила, что если замрет, то, возможно, Леха и не станет смотреть на дерево.

Белая птица с всадником на спине влетела во двор. Леша сразу же устремился к гаражам справа от пятиэтажки, видимо, уверенный, что Настя воспользовалась этим выходом. Несколько секунд – и двор снова оказался пуст.

Пять минут спустя птица с мешком исчезли, оставив девочку в темноте ее собственной спальни. Мысли, впечатления, эмоции нахлынули, как будто с нетерпением ждали, пока Настя останется одна, как будто подсматривали в щелку платяного шкафа, когда улетит птица.