Птичий хвост для Барсика (СИ) - Страница 3

Когда дыхание сбилось, и ноги окончательно сдались, Торио понял что стоит, прижавшись к стенке, а Борис нависает над ним, вставив ему колено между ног, и по-хозяйски стаскивает с него джемпер. Сопротивляться такому обжигающему взгляду не было ни сил, ни желания. Но одна мысль не давала ему покоя.

- Я, это… - Торио облизал зацелованные губы, - я никогда раньше не был с альфой.

- И не будешь, - пообещал Борис, - я - омега.

- Э-э-э, - альфа попытался выдавить из себя осознанную мысль, но они все, как тараканы разбежались. После недоумения нахлынула волна облегчения. Значит, все хорошо, все правильно, он альфа, а с ним омега. Все так, как и должно быть, без всякого экстрима, но следующая мысль не успев показаться, юркнула в уголок сознания и оттуда показала язык.

Борис с интересом разглядывал его, ожидая ответа. Поняв, что продолжения не будет, продолжил сам.

- Хорошо, следи за моей мыслью, – омега пощелкал пальцами перед носом обалдевшего альфы, - я - омега, ты - альфа, согласен? - Торио махнул головой, соглашаясь, - я крупнее тебя, как ты заметил, - Торио еще раз кивнул, - я старше тебя, тебе двадцать два, а мне двадцать шесть, возражения есть? - у Торио возражений не было, было только горячее желание слиться в очередном поцелуе, но омега не торопился, - и еще… я не всегда пассив, мы иногда будем меняться. Предупреждаю заранее, будь готов к этому.

Очередная мысль сбежала от альфы с диким хохотом, похабно вертя задом.

- Ну, а что? – Борис посмотрел немного обиженно, - с моей внешностью мне омегу найти раз плюнуть! Даже искать не надо, просто заходишь в бар и начинаешь отбиваться от предложений. А вот с альфой, тут намного сложнее. Я, знаешь ли, не могу с кем попало, мне очень чувства важны. И вообще, разнообразная сексуальная жизнь только укрепит наш брак!

Увидев, как глаза у Торио от избытка информации стали закатываться, омега нежно подхватил его на руки и утащил на кухню. Усадив там счастливчика на диван, он принес ему воды.

- Что, я слишком тороплю события? – участливо спросил он, присев перед ним на корточки.

Торио, вообще-то, был совсем не против провести с Борисом всю свою жизнь, даже совсем недавно он горячо желал именно этого, но просто как-то это все было немного не так.

- Я собирался пригласить тебя на свидание, - Борис вглядывался в глаза альфы, пытаясь предугадать ответ, - но только завтра, если можно. Согласен? – Торио так смущенно улыбнулся, что омега не удержался и, встав перед ним на колени, принялся покрывать его лицо легкими трепетными поцелуями. - Когда ты так улыбаешься, руки так и тянутся потискать и погладить.

Торио с удовольствием запустил пальцы в волосы омеги и в предвкушении удовольствия потянул на себя это великолепное лицо. Он вглядывался в эти бездонные глаза, в которых плескалась детская доверчивость и ожидание сказки. Он поцеловал эти глазищи, дрогнувшие от нежности сомкнутые ресницы, и погрузился в нежность губ распахнутого рта.

Сильные мужские руки оплели его, как две лианы, сжимая и подчиняя. Он никогда так раньше не целовал сам, и его раньше никто не целовал, так самозабвенно, без оглядки, до жалобного умоляющего о большем стона. Борис, будто очнувшись, стал выпутываться из поцелуя, как из сети. Осторожно и бережно, чтобы не спугнуть пойманную зверушку. И только разорвав поцелуй, он осел на пол.

- Ох, моя сладость, прости, - омега выглядел смущенным и растерянным, - нам лучше отложить нашу первую ночь на следующий раз. Прости меня, я после дежурства, и работы так много навалилось, через час, - он посмотрел на часы, - будет двое суток, как я на ногах. А первый раз это очень важно, не сердись, я бы хотел, чтобы я тебе понравился, и ты захотел продолжения, а сейчас я почти труп. Давай так, я сейчас домой в общагу, высплюсь хорошенько до утра, а завтра после работы сразу к тебе. Мы с тобой пойдем, куда захочешь, а уж потом я тебя залюблю до жалобного писка.

- Ты в общаге живешь? - Торио потянулся поцеловать быстренько бедняжку. Ему, домашнему ребенку, было страшно подумать, что можно жить где-то вне родного гнезда.

- Ага, ушел от родителей. Они достали меня своими причитаниями, что я один живу и на брак не соглашаюсь. Я, пожалуй, поеду, мне до нее еще час с лишим добираться.

- Оставайся, здесь, не уходи, – альфа вцепился в крепкие омежьи плечи, – я тебе в своей комнате постелю, а сам на диванчике в гостиной посплю. Оставайся! Обещаю не приставать к тебе!

На такое заявление Борис рассмеялся.

- А я вот такое обещать не могу, – в голубых глазах зажегся голодный огонек, совсем как сегодня днем в казенном туалете. Торио только сглотнул.

- Оставайся, я тебя ужином накормлю, – настаивал альфа, - я хорошо готовлю, меня папа научил! У меня отчим археолог, и мои родители по полгода где-нибудь на раскопках пропадают. Хочешь - не хочешь, научишься готовить!

*

Борис вышел из душа в трусах с полотенцем на плечах, которым он вытирал волосы, время от времени встряхивая головой, как собака. Торио завис, разглядывая совершенные пропорции тела. В гостиной Борис, увидев разбросанные по полу рисунки, поднял несколько. Торио замер, когда увидел, с какой нежностью Борис разглядывает его наброски.

- Я рад, что настолько нравлюсь тебе, - в глазах Бориса плескалось столько нежности, - я тоже влюбился в тебя с первого взгляда, как только увидел тебя такого загадочного и невозмутимого в кабинете у Макса.

- Идем, ужин стынет, - только и смог выдавить из себя Торио.

Барсик быстро съел и суп, и жаркое, а когда Торио пододвинул ему чай с печенюшками, Борис сладко зевнул и попытался заснуть прямо за столом.

- А почему Макс тебя Барсиком назвал? Слишком ласково для коллеги, – альфа с подозрением посмотрел на благодушно настроенного гостя, – или это потому, что ты омега, или у вас что-то было? - надулся Торио.

- Да, это еще со школы полиции началось, - Борис махнул рукой, - там, понимаешь, курсантов первые полгода в увольнительные не отпускают, а держат в казармах. Мой папенька не выдержал разлуки и пришел посмотреть на меня через забор. Ну, вот как-то утром нас построили на плацу для поднятия флага. И вдруг в тишине раздался папин голос: «Ой, Барсик, родненький, да что ж они с тобой, окаянные, наделали? Совсем замучили тебя, дитятко мое родненькое! Ой, Барсик, мой дорогой, да что ж тебя эти ироды совсем не кормят? Одни глазюки на мордочке-то и остались!» Вот так все и узнали, как меня дома зовут. Ох, и долго же ржали все над извергами и дитятком. А прозвище с тех самых пор и приклеилось ко мне.

Борис еще раз сладко зевнул, и Торио, опомнившись, повел его в спальню. Борис бегло оглядел комнату. Кровать-полуторка, мольберт у окна, стол, заваленный кистями и тюбиками с красками. Торио быстро перестелил постель и отправился за большой подушкой вместо привычного для него валика. Когда он вернулся, Борис уже спал на кровати, подложив себе руку под голову, вторая рука свешивалась с края кровати. Торио залюбовался, поза была такая раскованная и сексуальная, что альфа быстро схватил альбом с карандашом и начал торопливо рисовать. У него еще никогда не было такой красивой модели! Когда рисунок был готов, Борис во сне перевернулся на живот и подложил ладошку под голову, как малыш. Лицо у него стало такое милое и беззащитное, и от этого контраста между хищным и сексуальным телом и беззащитным выражением лица, руки зачесались от желания сначала пощупать и погладить, а потом обязательно зарисовать. От первого ему с трудом удалось удержаться, а вот со вторым желанием он решил не бороться и, перевернув лист, продолжил рисовать.

Борис еще несколько раз сладко вздыхал во сне и ворочался, не давая художнику успокоится. Каждая поза, каждый изгиб этого сильного тела вызывали у Торио сильное желание немедленно запечатлеть все это великолепие. В таких случаях он обычно приговаривал: «Так рисовать хочется, что зубы ломит!» Было уже раннее утро, когда альфа закрыл на минутку глаза, чтобы дать им немного отдохнуть, а открыв их, увидел на столе записку, в которой Борис написал, что приглашает его на свидание и приедет за ним в академию после занятий.