Псион - Страница 1

Это — первый роман в серии, посвященной герою по имени Кот. Это также самая первая моя книга. Я приступила к «Псиону» в возрасте семнадцати лет; примерно столько же лет и Коту в начале романа. Я лежала ночами, пытаясь перекроить бессонницу в создание историй, пока не засыпала, — эта привычка восходит ко времени моей ранней юности. Однажды новый персонаж возник в моей личной виртуальной реальности и начал рассказывать мне о себе, и у меня не было иного выбора, как только слушать его. Я знала, что некоторым писателям таким образом являются их будущие герои, но со мной это произошло первый и единственный раз. На следующий день я начала записывать его рассказ.

В это же время, подобно множеству алчных читателей научной фантастики (а также честолюбивых писателей всех мастей), я «начала писать» огромное количество романов. Однако, подобно многим только что вылупившимся писателям, я непременно увязала в своем очередном детище после первой или второй главы, откладывала рукопись и принималась за другие дела.

Но я никогда не бросала свою первую книгу. Я работала над ней пять лет, включая исправления, и начинала ее вновь и вновь, пока роман не был завершен. Я не знала, чем эта книга отличается от всех моих прочих незрелых начинаний.

Спустя годы я поняла, что дело в персонажах этой книги и в особенности в Коте.

Вскоре после написания романа, который известен теперь как «Псион», я стала печатать короткие фантастические рассказы и совершенно неожиданно для себя обнаружила, что писательская деятельность — это то, к чему я стремилась всю свою жизнь. Я приступила к созданию нескольких рассказов и двух романов (один из них — «Снежная королева» — стал лауреатом премии Хьюго) и затем вновь вернулась к своему первому детищу — «Псиону».

В течение многих лет, работая над другими произведениями, я снова и снова возвращалась к роману, но никогда не была удовлетворена им полностью. Наконец, после успеха «Снежной королевы», я всерьез принялась за него. Я перечитала свою сырую заготовку (которую автор обычно хранит в пыльном чемодане или в чулане) и осознала две вещи: мне все еще хотелось поведать историю Кота, а «забавное приключение», которое я начала описывать, будучи подростком, выглядело гораздо более серьезной и мрачной историей с точки зрения взрослого человека. (Один мой друг заметил, что «приключения — это трагедии, которые не произошли»). В «Псионе», напротив, происходят большие и маленькие трагедии. В этом направлении я внесла главные изменения, используя то, что узнала о писательском ремесле и человеческой природе за прошедшие годы, чтобы книга стала такой, какой я хотела ее видеть.

Я получаю от процесса создания книги не меньшее удовольствие, чем от чтения, потому что не имею четкого плана действий персонажей до того, как сяду за рабочий стол.

Я сама заинтригована тем или иным неожиданным поворотом событий, с которым могу столкнуться, и именно это рождает интерес к работе, которая кажется иногда вытягиванием собственного зуба. Переписывая «Псион», я поняла, что здесь история Кота не должна заканчиваться, что я хочу написать о нем целую серию книг и показать его в процессе развития в наиболее важные моменты его жизни.

Несколько вариантов дальнейшего развития серии о Коте прояснились к моменту окончания «Псиона» и продолжали занимать меня даже во время работы над другими романами. (Благодаря причудам фортуны и издательской индустрии «Псиона» изначально ранили тем, что выпустили под маркой «романа-изгоя», как юношеский опыт. Однако эта первоначальная оценка романа была затем поднята до уровня серьезного взрослого произведения.) Во время пересмотра «Псиона» я создала новеллу о Коте, названную «Псирен», для антологии. В середине 80-х годов написала роман под названием «Кошачья лапа», вторую книгу серии, выстраивающую повествование в логическую цепь. В этот момент я не могла заниматься чем-то еще, так как чувствовала настоятельную потребность рассказать историю Кота… «Кошачья лапа», более чем какая-либо другая книга, писалась на одном дыхании и как бы сама собой.

После ее окончания я принялась за объемный проект — роман «Королева лета» и пришла к выводу, что по-прежнему не могу расстаться с Котом. В результате сюжет моего последнего по времени романа о моем любимом герое «Возвращение к реальности» сразу и полностью возник в моей голове. Однако я приступила к «Возвращению к реальности» спустя четыре года, и оказалось, что прошло немало времени, прежде чем закончила его. По иронии судьбы, он стал моим наиболее трудным детищем, потому что грандиозность замысла диктовала свои условия.

Воображение автора способно влиять на восприятие мира героя или героини, но обратное влияние еще больше. К концу романа я поставила точку в автобиографии Кота, и у меня сразу возникли проекты двух или трех романов с его участием.

В течение многих лет я до конца не могла понять, что же в этом герое побуждает меня писать о нем. В связи с этим я часто высказывала мнение, что он, видимо, принадлежит к герою-архетипу и поэтому всерьез завладел моим воображением. Лишь около трех лет назад на эту загадку пролился свет — в одном радиоинтервью я высказала догадку о том, что «Кот — это персонифицированное выражение моего социального сознания».

К своему немалому удивлению, я поняла, что это и есть ответ. Кот появился в моем воображении именно в тот период, когда я начала ощущать бесконечное разнообразие и величину боли, которую люди причиняют друг другу. Его история — это рассказ о предубеждении и несправедливости, представленный с точки зрения жертвы. Борьба за выживание, которую ведет мой герой, — это своеобразная исповедь, свидетельство несгибаемости человеческого духа. Обладая врожденной добродетелью, он доказал, как важно оценивать человека по его душевным качествам, по отношению к другим, а не по расовым, половым, религиозным признакам, цвету кожи или сексуальной ориентации. (Злодей в «Псионе» имеет бисексуальную ориентацию, однако я подчеркиваю, что не хотела создать впечатление, будто данный фактор повлиял на его душевные качества; просто он относится к тем людям, которых слишком ранило прошлое и которые ослеплены стремлением к власти. Секс — это лишь одно из средств достижения власти над окружающими. Таким образом, его следует оценивать как индивидуальность — что он представляет собой как личность, как он относится к окружающим. Впрочем, это справедливо и для оценки каждого.) Я знаю, что в определенной степени «чужая кровь» Кота воспринимается как метафора всего того, что ксенофобы очерняют в понятии «они» — в противоположность понятию «мы». Телепатическая способность Кота в мире твердолобых — метафора того, насколько трудно людям общаться открыто. Мы до мозга костей боимся их, потому что те, кто отличен от нас, думают иначе, чем мы, следовательно, они — это не мы, они могут причинить нам боль; может быть, мы сможем ударить их первыми.