Психоз - Страница 30

Она нашла его. Голая лампочка над головой осветила тусклым, призрачно-желтым светом отслаивавшиеся, кое-где порванные обои. Что там на них изображено: виноградные гроздья или фиалки? Просто ужас. Как будто она очутилась в прошлом веке.

Быстрый взгляд по сторонам подтвердил первое впечатление. Лайла решила не тратить времени на осмотр первого этажа. В этих комнатах она побывает позже. Арбогаст говорил, что видел кого-то возле окна второго этажа. Оттуда и надо начинать.

Лестница была не освещена. Лайла медленно поднималась по ступенькам, цепляясь за перила. В тот момент, когда она наконец добралась до верхнего этажа, ударили первые раскаты грома. Казалось, дом содрогнулся до основания. Лайла невольно поежилась, потом заставила себя расслабиться. Невольная слабость, сказала она себе твердо, просто от неожиданности. Совершенно естественная реакция. Обычный старый пустой дом, вот и все, чего здесь бояться? Тем более сейчас она может зажечь свет в холле второго этажа. Обои были в зеленую полоску: уж если это не приводит ее в ужас, значит, ее ничем не испугать. Чудовищно!

В какую из трех комнат войти? Первая дверь вела в ванную. Лайла никогда не встречала ничего подобного, разве что в музеях. Нет, поправила она себя, в музеях такое не экспонируется. Но здешняя обстановка здорово подошла бы для какой-нибудь выставки. Допотопная ванная на ножках, открытые трубы под умывальником и туалетом, рядом с высокого бачка свешивалась металлическая цепь с ручкой для спуска воды. Над умывальником висело маленькое тусклое зеркало, традиционного ящичка для лекарств не было. Шкаф для белья заполнен полотенцами и постельными принадлежностями. Она нетерпеливо перерыла его содержимое; здесь ясно только одно — Бейтс, скорее всего, отдавал белье куда-то в стирку. Простыни были идеально отутюжены, аккуратно сложены.

Лайла выбрала вторую дверь, распахнула ее, включила свет. И здесь с потолка свисала голая лампочка, но даже при таком слабом освещении можно было сразу определить, для чего служит комната. Это была спальня Бейтса — на редкость маленькая и тесная, с низкой и узкой кроватью, подходившей скорее мальчику, чем взрослому мужчине. Очевидно, он спал здесь всегда, с самого детства. Простыни были смяты, совсем недавно на этой кровати лежал хозяин. В углу, рядом со стенным шкафом, стоял комод: допотопное чудовище из полированного темного дуба, ручки ящиков покрыты ржавыми пятнами. Она без колебаний принялась за обыск.

В верхнем ящике хранились галстуки и носовые платки, по большей части грязные. Старомодные широкие галстуки. Она нашла в коробочке зажим для галстука, который явно никогда оттуда не вынимали, две пары запонок. Во втором ящике лежали рубашки, в третьем — носки и нижнее белье. Нижний ящик был заполнен странными белыми бесформенными одеяниями; в конце концов до Лайлы дошло, что это такое: ночные рубашки! Наверное, перед сном он и колпак на голову натягивал! Да, здесь хоть сейчас можно музей открывать!

Странно, почему-то нигде не было видно каких-нибудь личных бумаг, фотографий. Но все это он, наверное, хранил в мотеле, в конторе. Да, скорее всего, так и есть.

Лайла перенесла свое внимание на фотографии, украшавшие стену. Одна изображала маленького мальчика верхом на пони; на второй он стоял в компании пяти детей того же возраста — все были девочками, на заднем плане виднелось здание сельской школы. Лайла не сразу смогла узнать в этом мальчике Нормана Бейтса. В детстве он был довольно худеньким.

Оставалось осмотреть только шкаф и две большие книжные полки в углу. Со шкафом она управилась быстро: там висели два костюма, жакет, плащ, пара грязных, покрытых пятнами от краски штанов. В карманах ничего не было. Две пары туфель, пара домашних тапочек на полу завершали картину.

Теперь книжные полки.

Здесь Лайла не смогла действовать так же быстро. Она то и дело останавливалась, со все возраставшим изумлением разбирая странную библиотеку Нормана Бейтса. «Новая модель Вселенной»,[21] «Расширение сознания»,[22] «Культ ведьм в Западной Европе»,[23] «Пространство и бытие».[24] Эти книги никак не могли принадлежать маленькому мальчику, но столь же странно было найти их в доме хозяина провинциального мотеля. Она пробежала глазами по корешкам. Парапсихология, оккультизм, теософия. Переводы «Жюстины»[25] и «Там, внизу».[26] А на нижней полке была сложена кипа плохо изданных томиков с хлипкими переплетами, без названия. Лайла наугад вытащила одну из книжек и раскрыла ее. Картинка, призывно распахнувшаяся перед ее глазами, поражала почти патологической непристойностью.

Она торопливо сунула книжку на место и выпрямилась. Охватившее ее отвращение, шок от увиденного, заставивший Лайлу инстинктивно отбросить томик, прошли; она чувствовала, что все это каким-то образом должно приблизить ее к разгадке. То, что Лайла не могла увидеть в невыразительном, мясистом, таком заурядном лице Нормана Бейтса, она с полной ясностью обнаружила здесь, разбирая его библиотеку.

Нахмурившись, она возвратилась в холл. Дождь глухо барабанил по крыше, раскаты грома эхом разносились по темным коридорам; она открыла мрачную, обитую темным деревом дверь, которая вела в третью комнату. Какое-то мгновение Лайла стояла на пороге, вдыхая затхлый запах старых духов, смешанный с… с чем?

Она щелкнула выключателем и ахнула от изумления.

Это была та самая спальня, без всякого сомнения. Шериф рассказывал, что Бейтс оставил здесь все без изменений после смерти матери. Но все же Лайла не была готова к такому зрелищу.

Она не была готова к тому, чтобы, переступив порог, попасть в другую эпоху. Но вот она здесь, она оказалась в мире, каким он был задолго до ее рождения.

Потому что комната стала анахронизмом за много лет до того, как умерла мать Бейтса. Лайла словно перенеслась на пятьдесят лет назад, в мир позолоченных бронзовых часов, дрезденских статуэток, надушенных подушечек для булавок, темно-красных ковров, занавесок, обшитых бахромой, пудрениц с резными крышками и кроватей с пологом; мир, где уютное кресло-качалка стояло рядом с массивными стульями, покрытыми салфеточками «от пыли», загадочно поблескивали глазами фарфоровые кошки, а покрывало на постели было украшено ручной вышивкой.

Но главное — здесь все дышало жизнью.

Именно из-за этого у Лайлы возникло ощущение, будто она внезапно переместилась в иное время и пространство. Внизу, на первом этаже, пылились жалкие останки прошлого, изувеченные старостью, на втором этаже всюду чувствовалось запустение. Однако эта комната производила впечатление абсолютной цельности, единства и гармонии, словно автономный, слаженно функционирующий организм. Она была безупречно чистой — ни единой пылинки, в ней царил идеальный порядок. Но, если забыть о тяжелом, затхлом запахе, ничто здесь не напоминало выставку или экспозицию музея: спальня действительно выглядела живой, как и любое жилище, которое с давних времен населяют люди. Обставленная более пятидесяти лет назад и с тех пор не затронутая какими-либо изменениями, пустовавшая со дня смерти миссис Бейтс — целых двадцать лет, — комната странным образом сохраняла человеческое тепло, словно хозяйка не покидала ее. Комната на втором этаже, из окна которой всего лишь два дня назад выглядывала какая-то женщина…

Привидений не существует, подумала Лайла и сразу же нахмурилась, осознав, что раз ей приходится убеждать себя, значит, полной уверенности в этом нет. Все-таки здесь, в этой старой спальне, чувствовалось чье-то незримое присутствие.

Она повернулась к стенному шкафу. Платья и пальто до сих пор аккуратно висели на вешалках, хотя многие были в складках и потеряли форму из-за того, что их давно не гладили. Короткие юбки, модные четверть века назад; наверху, в специальном отделении, — изукрашенные шляпки, шарфики и повязки для волос, которые носят в сельских районах пожилые женщины. В глубине шкафа оставалось свободное пространство, там, очевидно, когда-то держали белье. Вот и все.