Психоз 2 - Страница 2

Норман покачал головой. Нельзя так думать. Эти гости — друзья, члены семьи, и пришли они сюда потому, что кто-то из пациентов им дорог.

Но они пришли не к нему.

Несколько лет назад приезжали журналисты, но доктор Клейборн не пустил их к нему, даже несмотря на то, что Норман явно шел на поправку. После этого никто не появлялся.

Большинство тех, кого он знал, умерли. Мама, девчонка Крейн и тот детектив, Арбогаст. Он теперь был один, и ему оставалось лишь наблюдать за тем, как приезжают незнакомые люди. Несколько мужчин, дети, но в основном женщины. Жены, возлюбленные, сестры, матери с подарками и любовью.

Норман сердито смотрел на них. Эти люди ничего для него не значили, они ничего ему не принесут. Только и сделали, что распугали птиц. А это жестоко, ему всегда нравилось, когда вокруг него были птицы — даже те, из которых он много лет назад делал чучела, когда увлекался таксидермией. Это было не просто хобби: он проникался к ним настоящим чувством. Святой Франциск Ассизский.

Странно. Почему он об этом вспомнил?

Приглядевшись, он нашел ответ. Большие птицы внизу устремлялись прочь от фургона на парковке, стоявшего у наружных ворот. Прищурившись, он даже смог разобрать надпись на боку фургона: Святой орден юных сестер милосердия.

Птицы были теперь почти прямо под ним. Два больших черно-белых пингвина вразвалку шли к входу. А что если они проделали весь этот путь с Южного полюса только затем, чтобы увидеться с ним?

Безумная, однако, идея.

А ведь Норман больше не безумен.

Пингвины вошли в здание больницы и двинулись в направлении регистратуры. Впереди шла та, что пониже ростом, в очках, — сестра Кьюпертайн, а следом та, что была повыше и помоложе, — сестра Барбара.

Сестра Барбара и не подозревала, что она пингвин. В эту минуту она вообще о себе не думала. Ее мысли были заняты людьми в больнице, этими бедными, несчастными людьми.

Вот что ей надо бы запомнить: это не пациенты, а такие же люди, как она. Это, в частности, подчеркивали на занятиях по психологии, и это было фундаментальной предпосылкой религиозного воспитания. «Когда б не милость Божья, быть бы там и мне».[8] Что ж, если милость Божья привела ее к этим людям, она должна донести до них Его слово и Его утешение.

Однако сестра Барбара не могла не признать, что в настоящий момент ей было не очень-то комфортно. В конце концов, она недавно состояла в ордене и еще нигде не бывала с благотворительной миссией, не говоря уж о том, что эта миссия привела ее в сумасшедший дом.

Именно сестра Кьюпертайн предложила ей отправиться вместе — по причине, которая была вполне очевидной: ей нужен был кто-то, кто довез бы ее. Сестра Кьюпертайн уже несколько лет приезжала сюда раз в месяц на пару с сестрой Лореттой, но в этот раз сестра Лоретта простудилась. Такая маленькая женщина и такая хрупкая — дай ей Бог скорейшего выздоровления.

Сестра Барбара перебирала четки, вознося благодарности Всевышнему за то, что Он наградил ее запасом жизненных сил. Такая большая, здоровая девушка, как всегда говорила ей мать. «Да такая большая, здоровая девушка, как ты, без труда найдет себе приличного мужа после того, как меня не станет». Но мать была чересчур добра к ней. Большая, здоровая девушка была дурнушкой — ни лица, ни фигуры, ни какой бы то ни было женственности, необходимой, чтобы привлечь мужчину, будь его намерения приличными или нет. Посему после смерти матери она оставалась одна до тех пор, пока ее не призвали. Тогда мир вдруг открылся ей: она откликнулась на призыв, стала послушницей, обрела свое призвание. Спасибо за это Господу.

И спасибо Господу за сестру Кьюпертайн, которая с такой уверенностью заговорила сейчас с маленькой регистраторшей и представила ее, пока они дожидаются в холле заведующего. Вскоре она увидела его. Он шел по коридору, набросив легкое пальто и держа в левой руке саквояж.

Доктор Стейнер был невысокий лысоватый мужчина. Недостаток волос на голове он пытался компенсировать кустистыми баками, а выпиравший животик призван был отвлечь внимание от его небольшого роста. Но кто такая сестра Барбара, чтобы выносить суждения о его наружности или намерениях? Она уже давно не увлекается психологией: на последнем курсе, когда умерла мама, она бросила колледж, и теперь пришло время навсегда оставить все эти загадки для ума.

На деле доктор Стейнер оказался довольно приятным человеком. А как профессионал явно оценил ее скромность и изо всех сил старался сделать так, чтобы она чувствовала себя свободно.

Однако в решении этой задачи преуспел другой мужчина, другой врач, который вышел вслед за доктором Стейнером из его кабинета, чтобы присоединиться к ним. Едва увидев его, сестра Барбара тотчас почувствовала облегчение.

— Вы ведь знакомы с доктором Клейборном? — обратился Стейнер к сестре Кьюпертайн, которая не преминула кивнуть в ответ.

— А это сестра Барбара. — Стейнер обернулся к ней и указал на высокого мужчину с вьющимися волосами, явно моложе его. — Сестра, позвольте познакомить вас с доктором Клейборном, моим ассистентом.

Высокий мужчина протянул руку. Его пожатие было теплым — как и улыбка.

— Такие, как доктор Клейборн, — редкость в нашей профессии, — продолжал Стейнер. — Настоящий психиатр и притом не еврей.

Клейборн усмехнулся.

— Вы забываете про Юнга,[9] — сказал он.

— Я много чего забываю. — Стейнер взглянул на часы, висевшие на стене за регистратурой, и, судя по выражению его лица, успокоился. — Мне сейчас уже следует быть на полпути к аэропорту. — Он повернулся и взял саквояж в другую руку. — Извините меня, — сказал он. — У меня утреннее заседание по делам штата, а в четыре тридцать последний рейс, следующий же будет только завтра днем. Так что, с вашего позволения, я оставляю вас с доктором Клейборном. Теперь он здесь главный.

— Разумеется. — Сестра Кьюпертайн коротко кивнула. — Поторопитесь.

Бросив взгляд на своего более молодого коллегу, Стейнер направился к выходу. Доктор Клейборн пошел вместе с ним, и на какое-то время оба задержались у дверей. Стейнер быстро сказал что-то вполголоса своему ассистенту, потом кивнул и вышел.

Доктор Клейборн вернулся к сестрам.

— Извините, что заставил вас ждать, — сказал он.

— Не стоит извиняться.

Это было сказано добродушным тоном, однако сестра Барбара заметила, как за скрывавшей лицо оправой очков с толстыми стеклами на лоб вдруг набежали морщинки.

— Может, лучше отложить наше посещение до другого раза? Вам здесь хватает забот и без того, чтобы уделять внимание нам.

— Не беспокойтесь об этом. — Доктор Клейборн достал из кармана пиджака небольшой блокнот. — Вот список пациентов, о которых вы спрашивали по телефону.

Оторвав первую страницу, он протянул его старшей из сестер.

Когда сестра Кьюпертайн стала всматриваться в фамилии, выведенные на белом прямоугольнике, морщинки исчезли.

— Такера, Хоффмана и Шоу я знаю, — сказала она. — А кто такой Зандер?

— Он поступил недавно. Предварительный диагноз — прогрессирующая меланхолия.

— И что бы это могло означать?

На лбу сестры Кьюпертайн снова появились морщинки, а в голосе послышались нотки раздражения. Сестра Барбара и понять не успела, как начала говорить.

— Суровая депрессия, — сказала она. — Ощущение вины, тревога, соматические нарушения…

Увидев, что доктор Клейборн пристально смотрит на нее, она запнулась. Ее спутница улыбнулась ему, словно извиняясь.

— Сестра Барбара изучала психологию в колледже. И, я бы сказала, небезуспешно.

Сестра Барбара почувствовала, что краснеет.

— Ну, не совсем так… просто меня всегда интересовало, что происходит с людьми… так много проблем…

— И так мало решений. — Доктор Клейборн кивнул. — Вот почему я здесь.

Сестра Кьюпертайн поджала губы, а женщина помоложе меж тем подумала о том, что это ей следовало бы прикрыть рот. Нельзя быть такой высокомерной по отношению к сестре Кьюпертайн.