Психотехника рукопашной схватки - Страница 3

Вот что писал о двойственности народа, у которого на протяжение столетий соловей ассоциировался с матерью-убийцей, Ф. Ницше: "Грек знал и ощущал страхи и ужасы существования: чтобы иметь вообще возможность жить, он вынужден был заслонить себя от них блестящим порождением грез олимпийцами...Чтобы иметь возможность жить, греки должны были, по глубочайшей необходимости, создать этих богов; это событие мы должны представлять себе приблизительно так: из первобытного титанического порядка богов ужаса, через посредство указанного аполлонического инстинкта красоты путем медленных переходов развился олимпийский порядок богов радости; так розы пробиваются из тернистой чащи кустов. Как мог бы иначе такой болезненно чувствительный, такой неистовый в своих желаниях, такой из ряда вон склонный к страданию народ вынести существование, если бы оно не было представлено ему в его богах озаренным в столь ослепительном ореоле?... Существование под яркими солнечными лучами таких богов ощущается как нечто само по себе достойное стремления, и действительное страдание гомеровского человека связано с уходом от жизни, прежде всего со скорым уходом..." ( Рождение трагедии из духа музыки, М., 1990)

Выдумывал ли "Самый благочестивый в мире народ" - по словам великого исследователя древне-греческой религии Эрвина Роде- своих богов, сам ли он вырос из камней, которые бросали их дети; и главное - каковы были эти боги и как в них верили - подобного рода вопросы слишком масштабны для нашей книги, причем масштабны настолько, что без их понимания даже греческий спорт останется лишь скорлупой выеденного яйца. Для нашей книги необходимо лишь упомянуть, что Богов в Греции больше нет, что уходя, они захватили то, что когда-то дарили - свои книги, ритуалы и непорочность храмов, но что подобно Солнцу ночью, они оставили немного света на мертвом камне. И сегодня гомеровские поэмы и гимны, шедевры лирики, драмы и комедии, полуразбитые копии скульптур и разоренные храмы смотрят на оставшееся в живых искусство, как мраморные боги на убегающего Мидаса. В таких условиях и у такого народа появилось

"Избранное меж избранных состязаний,

Которое у Пелопова древнего кургана

В силе своей учредил Геракл,

Когда убил Посидонова сына, безупречного Ктеата,

И убил Еврита,

Чтобы взять от Авгиевой безмерной мощи

Охотному от неохотного выслуженную мзду". (Пинд., Ол. 10, 25-29)

Чем же был тот огонь, от которого в первый раз вспыхнул олимпийский факел?

1.3. Агональное начало

Уже у Гомера прослеживается стремление героев заслужить одобрение окружающих и избежать их порицания. Этическими установками аристократии, чью систему ценностей выражают "Илиада" и "Одиссея", были "айдос" (греч. - стыд) и нежелание вызвать к себе "немесин" (греч.- неодобрение со стороны равных) Важнее всего было снискать "аретэ" (греч.- доблесть), которая обеспечивала добрую славу. Именно слава была той заветной чертой, к которой стремились все благородные греки вплоть до конца античной эпохи.

"Счастье победы

Смывает труд состязанья.

Богатство, украшенное доблестью,

Ведет мужа от удачи к удаче, от заботы к заботе,

Сияет звездой,

И нет сияния, свойственнее человеку". (Пинд. Ол. 2, 52-56)

Конечно же, виною тому, что " слава Одиссея больше испытанного им", было не только " сладкое слово Гомера" но и та обстановка, когда поступки человека были в центре внимания коллектива - дружины аристократов сначала и граждан полиса потом.

Стремление к доблести носит отчетливо соревновательный характер - как в ней, так и в достижении жизненных целей вообще греки стремились превзойти друг друга. Например, в 11 -й кн. "Илиады"

" Старец Пелей своему заповедовал сыну Пелиду

Тщиться других превзойти, непрестанно пылать отличиться".

Судя по тому, с каким ожесточением сражались у стен "пышно устроенной Трои", подобного рода завет получили все данайцы и тевкры кроме Терсита. Под знаком соревнования проходила вся жизнь греков - состязались во всех сферах жизненной деятельности, даже в чесании шерсти. Соревновались боги - Афина с Арахной в ткачестве, Аполлон с Марсием в музицировании. Поведение Олимпийцев во время троянской войны больше всего напоминает неистовство футбольных болельщиков. Уже начальное воспитание было проникнуто соревновательным духом, причем спартанские мальчики в общеобразовательных целях старались превзойти друг друга в мужестве и претерпевании боли.

В понимании этого своеобразия греков особенно важно то, что их борьба во всех сферах жизнедеятельности нередко становилась самоцелью и распространялась на лишенные какого-либо утилитарного смысла деяния. За такого рода соревновательными импульсами закрепилось название агональное начало. (от греч. "агон"- состязание) Похоже, что именно им обусловлены все аспекты культурного переворота в Греции.

Характерно, что ни в одной культуре древности агональное начало не играло не только такой же определяющей, но хотя бы существенной роли. Так, из всех стран древнего Ближнего Востока наибольшее внимание физической подготовке уделялось в Египте, агона же как социальной нормы не было и там.

Как и всякое другое явление, агонистика располагала и теневой стороной: многие из атлетов в стремлении к славе не брезговали и самыми низкими средствами, ведь для победителя терний на обратной стороне оливкового венка не было. Кстати сказать, целью всех этих подлых нарушений была исключительно "добрая молва", т.к. существенным отличием эпохи культурного переворота ( 8 - 5 в.в. до н.э.) от предшествовавшей ей гомеровской, как правило, было принципиально только моральное поощрение - еще одна ее характеристика, кстати. Но дитя, о котором мы писали в первом разделе, смогло танцевать только когда в унисон хору социальной агонистики его сердце звякнуло потребностью в Игре. (см. "Человек играющий" И. Хейзинги).

Колыбелью греческой агонистики было гомеровское время. Именно в эту эпоху разгорается блеск самого привилегированного класса - военной аристократии. Типично "праздный класс" в своем переизбытке свободного времени и материальных средств, аристократия противопоставляет демосу свой, особенный образ жизни, одной из главных черт которого предстает так называемое "демонстративное потребление". Именно в этом свете предстают демонстрации богатства, досуга и отваги в живописуемых Гомером состязаниях аристократии. Собственно говоря, понимание агона вообще невозможно вне учета его безотносительности к какой-либо общественной пользе.

Так, ничего общего не имеет атлетика с какими-либо аспектами трудовой деятельности и соревнованиями в них. Несущественное значение греческая атлетика играла и в воспитании воинов. В течение всей истории греческого спорта исключительное значение в нем имели виды вовсе или почти неподходящие для применения отточенного ими навыка в бою. Бег колесниц постоянно доминировал, начиная с 23-й книги "Илиады", среди видов состязаний, но уже в 8-м веке до н.э. колесницы почти не применялись. Популярность этого вида спорта объясняется престижем как следствием огромных расходов на содержание лошадей. Характерно, что венок олимпионика получал не удачливый возница, а владелец животных, который, правда, часто являлся их тренером. Скачки со всадником также не имели принципиального значения в подготовке воина - с наступлением железного века (9 -8 в.в. до н.э.) вплоть до побед Александра Македонского успех в сражении обеспечивала фаланга тяжеловооруженных и, естественно, пеших гоплитов - ополченцев полиса из среды его среднего класса. Бег с вооружением уступал в популярности бегу без него, а метание копья - метанию диска. Борьба, же, кулачный бой и, тем более, панкратион как средства для достижения победы в бою были бы возможны только при постановке перипетии из драки кентавров с лапифами в сатировой драме.

Существуют и многочисленные свидетельства о различиях в физической подготовке воина и атлета. Вот как рассуждает Сократ о подготовке стража в "Государстве" (404а):