Психология человеческой жизни - Страница 17

Известно, что на уровне бытовой морали категория долга сопоставима с представлением о призвании человека, о его возможности соответствовать тому месту, которое он занимает среди людей. (Таковым чаще всего оказывается его профессиональное место, та социальная роль, которую он выполняет.)

В жизни Нины можно проследить реализацию призвания как реализацию жизненной перспективы: хотела стать учительницей – стала ею – работала творчески – работать было интересно. Может быть, это и есть критерий реализованного призвания, в котором совпадает мечта как желание, труд, учеба, как Я-усилия по осуществлению мечты и следование мечте – творческая работа, которая принесла удовлетворение сделанным.

Призвание учить – это особое проявление живой жизни, которое у немолодой уже женщины сегодня воплощается в неистребимую жажду чтения, в поиск нужной членам семьи информации и сбор ее в виде вырезок и выписок, в виде библиографий по тем темам, которые могут быть интересны близким. Это и стремление поделиться вызвавшим удивление, и сама возможность радости и Удивления от содеянного и узнанного другими людьми. Я думаю, что призвание учить связано с силой Я, его цельностью. Именно она дает человеку то необходимое чувство меры своего присутствия в жизни другого человека, которое обычно завуалировано в формуле «мы все зависим друг от друга». Именно она обеспечивает проявление данности своего Я в жизни других людей и данности других как необходимого условия взаимодействия. Иными словами, призвание учить позволяет человеку самому быть живым и способствовать проявлению этого качества в других людях. Быть живым, жить, соответствовать данности своего Я, найти и реализовать призвание – думаю, что это об одном и том же, о полноте чувства причастности к собственной жизни, которое и есть сама жизнь.

У Нины это проявляется в каждом ее действии как тщательность, точность и аккуратность. Идет ли речь о планах проведения уроков, о выполотой грядке или уборке квартиры. Она аккуратна и опрятна в любую минуту дня, ее невозможно представить в грязной одежде или неумытой. Пространство собственного тела – это тоже ее пространство, где реализуются те же нравственные категории, что и во всех других.

Жизнь в России в XX и начале XXI века для любого человека, живущего по нравственным законам, именно живущего, а не проповедующего их на словах, – не простое испытание. Осознание того, что в социальном пространстве не все благополучно, приходило из наблюдений за жизнью. Потоки лживой информации о других формах социальной жизни, невозможность лично узнать о них вызывали тяжелые переживания, связанные с желанием понять многие социальные явления, такие как: коллективизация, жизнь в колхозах, культ личности одного вождя и стремление создавать культ вождя другого, нарастающее бытовое пьянство, выраженное нежелание людей работать, ажиотаж вокруг кукурузы, практический запрет на поступление в вузы выпускникам сельских школ и многое другое. Все это обсуждалось в семье, это были вопросы, на которые трудно было найти рациональный ответ. Нравственное чувство говорило, что так нельзя делать и говорить. Многое просто невозможно, но то, другое, возможное было недоступно. Железный занавес проходил не только по территориальной границе. Пришлось пережить вместе с мужем его исключение из партии, когда он попробовал сказать, что выпускники сельской школы могут и должны свободно конкурировать с городскими ребятами при поступлении в вуз, что им вовсе не обязательно идти на ферму. Они могут стать квалифицированными специалистами, если получат необходимое для сельского хозяйства образование. Потеря любимой работы в связи с этим и необходимость жить врозь во время поисков другой работы не только сплотили семью, но и обострили внимание к социальной действительности, где слова вождей все больше расходились с делом, а жизнь становилась все труднее. Потом была оттепель и восстановление в партии, новый социальный мир, расширившийся до размеров планеты, позволил не только задавать вопросы, но и пробовал отвечать на них.

Теперь Нина живет не в СССР, а в России. Ее дети оказались «иностранцами» – живут в других странах бывшего СССР, и письма от них идут дольше, чем от «наших немцев» из Германии. Возникло чувство, о котором она говорит с болью и горечью: «Ощущение, что это не по-настоящему живем, а это – пустая игра». Вызвано оно тем обвальным обесцениванием всего, что составляло социальную жизнь, отсутствием конструктивных идей и попыток найти их, отказом от нравственных основ жизни как от несущественных. Они с мужем (о нем подробно пойдет речь в следующей главе) поняли, что одной критикой жизнь не поправишь и в их «пенсионерской организации» решили «вдохновлять людей на жизнь». В этой организации две тысячи пенсионеров. Это очень много пожилых людей, которые сегодня зачастую являются опорой своей семьи, так как получают пенсию. О размерах ее нет смысла говорить, напомню только, что сегодня в переходах московского метро не редкость пожилые люди, которые просят подать милостыню бывшему учителю.

Идеи о том, как вдохновлять, подает Нина, а осуществлением их занимается ее муж: он долгое время руководил этой организацией. Назову только несколько идей, которые воплотились в жизнь:

• еженедельная телефонная перекличка всех;

• посильная помощь друг другу при болезни;

• поздравления со всеми праздниками и днями рождения (аккуратный список составлен и не забывается за ежедневными делами);

• собираться всем вместе почаще и обязательно петь, читать стихи, приглашать людей, которые могут рассказать что-то полезное о новых законах, или о здоровье, или о науке;

• рассказывать о новых книгах;

• организовывать совместные поездки в театр и на концерт. Это все было и не один раз, это все «наша Нина придумала и люди рады и довольны».

Так и хочется прибегнуть к метафоре – поставить рядом огромного телевизионного монстра, который захлебывается в поисках хлестких критических образов, и маленькую, очень маленькую и слабую физически женщину, которая сопротивляется этому чудовищу с его миллионными затратами, вооруженная только толстой тетрадью с выписанными замечательными словами, которые люди должны знать, потому что это слова о главном в жизни – о любви к ней. Мне хочется, чтобы она одержала победу и чудовище, устыдившись собственного невежества, захотело бы прочитать вслух для всех то, что написано в толстой тетради… Это пока мечты, но они не беспочвенны. В другом поселке России живет другая, тоже немолодая женщина, которая сумела сделать то, что позволило ей сказать, обращаясь к большому собранию людей: «Народ России – это мы, мы можем все сами». Пока они в меньшинстве, но они не одиноки, они пишут стихи и прозу, идут к людям со словами любви к ним и к жизни, живут сами. Они часть того настоящего, подлинного, что сохраняет жизнь живой, они – проявление силы духа народа. Без них трудно родиться новому слову России – слову, которое будет воплощением ее истинной, нравственной силы, ее открытости жизни и бесстрашию чувств.

А пока моя героиня выбирает стихи, которые обязательно надо прочитать людям, потому что «стихи вдохновляют и очень правдивые». Она не пишет сама, но читает так много и так увлеченно, что прочитанное становится частью не только ее жизни, но и жизни окружающих.

Я задавала ей вопросы моего интервью, делала это только потому, что это – один из методов исследования. Она сама охотно расспрашивала меня о моих встречах с другими пожилыми людьми, о том, кто, как и почему хотел или не хотел отвечать на мои вопросы и как я эти вопросы сформулировала. Я объясняла то, что читатель уже прочел в первых главах, а сама услышала то, что читатели могут прочитать сейчас: «Любовь для меня значит все, только с ней можно жить. Любить семью, детей, внуков, окружающих. Только так можно жить.

В людях отталкивает вранье. (Мне не передать на бумаге тот эмоциональный тон, каким это было сказано). Привлекает душевность, теплота, честность, правдивость – это главное.